– Этот говнюк называется Лева Кольский. Сейчас он какой-то чин в штабе КОВО, вернее, уже Юго-Западного фронта. Не связывайся с ним, он тварь злопамятная и в разные двери вхожая. Крови может выпить много. Он будет тебя провоцировать, чтобы потом на тебя рапорты катать, и Коробков прикрыть не сможет, слишком высоко для него бумажки эти летать будут. Да и не до того сейчас. Воевать надо, а не подковерной возней заниматься. Понял меня?
Северов кивнул. На ровном месте прикопался, гаденыш, во задница какая!
Капитан Вальтер Оезау, командир III./JG3, стоял у капонира своего самолета и смотрел на проплывающие по небу облака. Сегодня в его душе что-то перевернулось. Когда он получил сигнал о пролете одиночного русского самолета, его захватил охотничий азарт. Он решил славно поохотиться, используя в качестве загонщиков пару лейтенанта Курта Штольца. Однако этот чертов русский вместо того, чтобы стараться убежать, развернулся им навстречу и срезал ведомого Вальтера, обер-фельдфебеля Лемке. А затем показал такой класс пилотажа, что Оезау, опытный воздушный боец, сразу понял – этот русский просто перелетает его, маневрировать с такими дикими перегрузками невозможно. Значит, надо разорвать дистанцию и уйти на высоту. Русский за ними не успеет, у него старый самолет, он потеряет скорость и станет легкой добычей. Но хитрый русский вверх не пошел, он пошел вниз. Тогда они развернулись и атаковали его, а иван опять их перехитрил и Штольц тоже лишился ведомого, тот был ранен, но до аэродрома дотянул. Злость затмила его разум, русский дал зайти себе в хвост и, когда бедняга Курт уже праздновал победу, каким-то невероятным способом вывернулся, сам зашел ему в хвост и сбил, демонстрируя превосходные навыки стрельбы из перевернутого положения. У Вальтера кончалось горючее, и он принял решение возвращаться. Хотя зачем обманывать самого себя, он просто ушел от этого страшного русского, который расправился с его ребятами, он вдруг понял, что ничего не сможет сейчас сделать и просто погибнет сам. Руки и ноги все сделали сами, когда гауптман опомнился, русский уже ушел, а сам он подлетал к аэродрому.
Сбоку раздался шорох, капитан Оезау повернул голову и увидел майора Гюнтера Лютцова, командира JG3.
– Вальтер, что случилось?
– Гюнтер, я не знаю, как это получилось! Я не знаю! Один русский, один! На старом «И-16»! Он сбил Штольца и Лемке, Дорн ранен. Он пилотировал с такими перегрузками, что мы ничего не могли сделать!
Оезау трясло, и Лютцов похлопал его по плечу:
– Ну, Вальтер, перестань! Ребят жаль, но это война. Пойдем, я угощу тебя хорошим коньяком.
На следующий день снова ходили эскадрильей, но на юго-запад. Немцы работали в тесном взаимодействии наземных войск и авиации, но Северов знал, что если эту связку нарушить, т. е. создать проблемы для вражеской авиации, то и наземные войска начнут пробуксовывать, замедлят темп наступления. Он же предложил использовать «Чайки» в качестве штурмовиков. Коробков предложение оценил, тем более что от всех авиационных командиров требовали наносить удары по мехколоннам противника. Третья эскадрилья использовалась как прикрытие и снова использовала построение – этажерку. Ларионов со своим ведомым как обычно были сверху, почти на 6 тысячах. В налет на вражеский аэродром они пошли с таким расчетом, чтобы начать штурмовку на самом рассвете. А перед вылетом на инструктаже Северов обратил внимание на то, что нужно стремиться в первую очередь уничтожать не технику, а летный состав противника. Самолет сделать проще и быстрее, чем подготовить летчика и дать ему набраться опыта. По данным авиаразведки, на полевом аэродроме около Перемышля базировалось несколько десятков самолетов из состава JG3 и SG1, «фридрихи» и «штуки».
Все получилось, почти как задумано. Сначала над аэродромом в утренних сумерках появились две девятки «СБ» и ударили по системе ПВО, которую затем дочистили «Чайки». С небольшим опозданием пришли еще две девятки и семерка «СБ», вывалившие свой груз по местам расположения летного и технического состава и стоянкам самолетов. ПВО было подавлено, истребители с других аэродромов еще не подтянулись. Непосредственно при ударе по аэродрому потеряли один «СБ» и две «Чайки». Два десятка самолетов были уничтожены, еще полтора десятка повреждено. Потери личного состава оценить было сложно, но активность вражеской авиации значительно снизилась на несколько дней.
Гансы отреагировали довольно быстро, и в районе Ходорова к отходящим «СБ» ринулось три четверки «Мессеров». Четверку, шедшую ниже всех, приняли «Чайки», а с остальными разбиралась третья эскадрилья. Немцы были опытными и злыми, ведомый Леши Бабочкина вышел в лоб, но немец, вопреки расхожему мнению, не отвернул, и два самолета превратились в огненный клубок. Это показало нашим, что гансы настроены решительно, а гансам – что русские вошли в то состояние, когда ценность собственной жизни уже не кажется значительной.
Олег в свое время читал, что на Восточном фронте немцы очень серьезно относились к опасности тарана со стороны русских самолетов, и не зря. В то, что при необходимости русский пойдет на таран, немцы верили и маневрировали с оглядкой на такую перспективу. Ларионов подловил ведущего одной из пар, Олег нанес повреждения двум особенно активным немчикам, пытавшимся добраться до комэска-3. «Чайки» сбили один самолет и повредили еще пару ценой двух своих. Остальные «И-16» третьей эскадрильи сбили одного и одного «Мессера» повредили, потеряв при этом еще одну машину. Итого 4:4 по сбитым, но у немцев поврежденными ушли минимум четыре самолета, и неизвестно, все ли добрались до своих аэродромов, не ранены ли летчики. С учетом того, что все «СБ», кроме сбитого над целью, добрались до своих аэродромов, не так и плохо.
Около полудня первая эскадрилья ходила на прикрытие наземных войск в район Львова. Из пяти «ишачков» вернулось два, но комэск-1 Вася Пильченко выпрыгнул с парашютом над нашими войсками, его обещали доставить в полк на следующий день. Командование постоянно требовало вести воздушную разведку, 12-й полк тоже посылал пары и одиночные самолеты, но успешными в смысле полученных данных такие вылеты были далеко не всегда, да и потери случались нередко. На Коробкова по связи вышел какой-то большой начальник из штаба ВВС Юго-Западного фронта. О чем они говорили, неизвестно, но Павел Терентьевич сделался красным как рак, какое-то время не мог говорить, только рубил рукой воздух. Потом залпом выпил кружку воды и обрел дар речи.
– Ну… Ну… Ну, мать его!!! Сам, пойду!!! Северов, со мной!
Почему Коробков взял ведомым Северова, а не своего обычного младшего лейтенанта Карпова, неизвестно. Видимо, потому, что Северов сцену разговора с высоким начальством наблюдал, хотя и издалека. И после этого сразу попался комполка на глаза, а Карпов в это время был около своего самолета на другом конце аэродрома. Как бы там ни было, на разведку вылетели парой.
Разведка района Яворов – Рава Русская – Червоноград удалась. Засекли передвижение артиллерии и мехколонн противника, но доставить эти сведения необходимо было лично. Радиостанции на самолетах были слабоваты, требовали частой регулировки, поэтому для связи друг с другом годились, но до аэродрома добивали не всегда.
