Слова убивают.
Семилетняя девочка, страдающая ДЦП, почти не могла ходить и плохо говорила. Она написала письмо Санта-Клаусу; она не просила здоровые ножки и внятную речь. Она просила, чтобы сверстники перестали смеяться и издеваться над ней. И это душераздирающее письмо: слова ранят и мучают сильнее, чем болезнь. И не надо говорить нам: ах, это всего лишь слова! Подумаешь! Это яд и погибель. И люди, которые говорят дурное, – погибельные люди, так их в старину и называли. И они преотлично понимают, что делают. И заранее готовят оправдание ударам: я всего лишь пошутил! Я просто сказал правду! Все они понимают. И надо погибельных людей попросить удалиться немедленно. Или изобличить их подлые замыслы. Спросить: зачем вы мне это говорите? Мне это неприятно. И вы прекрасно это понимаете. И большинство тех, кто попал в больницу, в аварию, впал в депрессию или утратил нечто ценное, – они повстречались с погибельными людьми. И не нашли сил уйти или ответить. И если есть Санта-Клаус – пусть соберет в мешок погибельных людей с их ядовитыми словами и унесет в темный лес. Кстати, в старину мешок служил именно для этого. А добрые люди пусть слышат только добрые слова. И выздоравливают, если больны. И никогда не болеют. И получают то, что им жизненно нужно.
Хороших друзей найти очень просто.
Если вы попали в небольшую аварию или машина сломалась – постойте, не отчаивайтесь. Через некоторое время остановится отличный человек и предложит помощь. Вот надо с таким человеком и дружить потом всю жизнь. Если вы упали на улице – бывает скользко! – тоже не спешите вставать и плакать. Тот, кто подойдет и протянет руку, – это отличный человек и будущий друг. А в интернете если начнут вас оскорблять – тоже не слишком переживайте. Тот, кто за вас вступится, – это друг. Так что хороших друзей не так трудно найти. Это люди, которые приходят на помощь, вступаются, помогают восстановить справедливость; они способны протянуть руку даже постороннему человеку. И надо тоже протянуть им руку, пожать и обменяться контактами. С друзьями жить лучше. Вот с такими, настоящими. А как их распознать – я написала.
Когда я в первом классе училась,
там была девочка Ася – бледненькая такая, худенькая, с косичками. И мы на продленке вместе гуляли; после уроков положено было час гулять. И к забору из прутьев подходила иногда такая роскошная женщина, барыня: в светлом кримпленовом пальто, на каблуках – выше, чем у моей мамы, с локонами золотыми – наверное, это был парик. И на пальцах у нее были золотые кольца, и в ушах тоже золотые кольца. И дымчатые замечательные очки у нее были. И сумочка. И эта барыня из сумочки доставала апельсин или мандарин – большая роскошь по тем временам! Или шоколадку. И так протягивала руку – подманивала. И звала негромко, заманчиво: «Асенька! Асенька!» – как в сказке ведьма звала Терешечку. Но девочка не откликалась. Она уходила и пряталась за других детей. А подойти ближе эта женщина не могла – забор мешал. И можно было обойти забор, пройти в ворота – тогда все было открыто, никакой охраны и замков! – но не подходила. Так и стояла за забором, протягивая лакомство. И учительница нас уводила в класс. И велела делать домашнее задание. Но дети все прекрасно знали; дети отлично все понимают. Это была Асина бабушка, вот кто это был. Она, эта бабушка, выгнала из дома Асину маму и Асю, потому что Асина мама была слепая и работала на заводе. Там рядом со школой был завод, где работали незрячие люди. И Асина мама была не пара Асиному папе. И Ася с мамой жили в бараке – я была там в гостях. Очень понравилось! Печка, колонка, собака; вот как на даче. И между окнами – вата, а на вате – елочные игрушки. Красиво! И эта бабушка приходила во время прогулки, чтобы подманить Асю и забрать ее у мамы. Потому что ребенок не должен жить с инвалидом, а должен развиваться в хороших условиях. И есть апельсины, мандарины и шоколад. Асину маму я ни разу не видела – она всегда была на работе, когда мы заходили. Но было чисто, опрятно и тепло. Потом я уехала в другой город и не знаю, чем кончилась эта история. Наверное, ничем. Наверное, дама перестала приходить – ведь продленка кончилась. А жизнь продолжалась. И осталось только это воспоминание: негромкий голос «Асенька!» – и апельсин в руке с золотыми перстнями. Не всех можно заманить апельсинами и золотом. И дети отлично все понимают…
В самолете всех рассаживают порознь:
меня отдельно посадили от мужа. Такой рейс; ну, это не страшно. Хотя сосед такой попался своеобразный. Молодой человек с татуировками, в расстегнутой рубашке и с бородкой. И в круглых очках, как нигилист. В ухе серьга, на руках браслеты, и взгляд заносчивый сквозь очки. И ему мама, видимо, все время звонила и беспокоилась. И это ему надоело – уже всем велели телефоны отключить, а ему опять мама звонит. И он маме резко так сказал, что она сейчас самолет сломает. Выведет из строя сложную технику. И мы упадем; все загорится – и все. Такое часто бывает от звонков несвоевременных; это главная причина авиакатастроф! И с этими словами он отключил телефон. И на меня еще более заносчиво посмотрел. Весь в татуировках! Чтобы я поняла, какой он резкий и самостоятельный. И взрослый. И может поставить на место зарвавшихся родителей в свои восемнадцать лет! Я только руками развела – что поделаешь, такие уж мы, мамы… С нами строго надо! Наверное. Хотя я лично против. И резкий юноша-нигилист всю дорогу слушал в наушниках музыку и смотрел заносчиво вокруг. Мало ли, вдруг кто-то захочет повоспитывать? Никто не хотел. Все спали. А потом, только самолет приземлился, юноша схватил телефон и радостно сказал: «Мамочка, мы прилетели! Все удачно, вот уже сели. Все хорошо, мамочка! Целую! Я потом от бабушки сразу позвоню!» И этот юноша оказался высоким и всем достал вещи с полки багажной. А двум маленьким мальчикам прикрепил рюкзачки за спинки – их мама запуталась в лямках. И мне подал руку и помог встать. И еще некоторым. Хороший мальчик. Но я это говорить не стала. Это ведь и так понятно…
Сергея Александровича Есенина
считали немного ненормальным. Не из-за пьянства; тогда многие еще хлеще пили. Но за подозрительность: он подозревал своего друга Мариенгофа, что тот берет себе галстуки и одеколоны из чемоданов Есенина. Чистой воды шизофрения. Только чемоданы потому стояли у Мариенгофа, что он захватил единолично квартиру, которую они с Есениным напополам купили. А чемоданы с заграничными вещами любезно разрешил оставить. Пусть стоят, мы же друзья! Есенин скитался по углам, ночевал у знакомых, а потом его приютила Галина Бениславская. И тоже обнаружила у поэта странности: мало того что он каждый день мылся, он и ее заставлял. Голову мыть заставлял и менять белье. Айседора Дункан тоже заметила за Есениным отклонения: вместо того чтобы раздавать громадные чаевые лакеям в отелях, он эти деньги сложил в сундучок – подозревал, что скоро у Айседоры не будет ни гроша. Так и вышло. И сундучок пригодился! Но все равно ненормальное поведение… И подруга Айседоры, Мери Дести, любовница одного сатаниста, тоже возмущалась такой ненормальной скупостью поэта. И говорила, что он ненормальный. Есенин был абсолютно нормальным человеком. Мылся, брился, не стал судиться из-за квартиры, но галстуки пересчитывать имел полное основание – не так ли? И вот – пытался сохранить деньги на черный день. А сам в голодный год весь свой гонорар потратил на колбасу. Он купил колбасу, а к нему подошла измученная голодная собака. Он ей отдал. И еще купил. И она опять съела… «Эх, люди!» – как говаривал дедушка Горького. Разные у нас понятия о норме. А пить тут и святой начнет, наверное, но это как раз ненормальным не считали. И хороший был человек Сергей Александрович. Нормальный. Просто бывают ненормальные времена и обстоятельства…
