С этими словами она заковыляла к тропе, ведущей вниз.
Ее подобрали спустя четыре часа, в паре сотне метров от канатной дороги. Кто-то из туристов, находящихся на смотровой площадке, любовался открывшимся пейзажем с помощью бинокля. Он-то и заприметил неподвижное тело беглянки.
* * *
– Ну как? – спросила она у сына.
– Без комментариев, – проговорил Никита, зачарованно глядя на горный хребет, высившийся за пластиковым стеклом.
– Осталось немного. Я не была тут восемь лет… – сказала Светлана, положив сыну руку на плечо. В глазах женщины проскользнула тень воспоминаний.
– Как ты, говоришь, называется скала? – поинтересовался молодой человек.
– Утес Снов, – машинально ответила она. – Когда я была здесь в последний раз, взбираться на нее приходилось на своих двоих. А сейчас выстроили новую канатку… Цивилизация, что поделать.
Спустя минуту они были наверху.
Жмурясь, Светлана подняла голову.
Солнце скрылось за мглистой пеленой туч, и на площадку, выложенную белой плиткой, упали первые капли дождя.
– Постой здесь, – сказала Светлана. Ее охватила странная, неосознанная тревога, возникновение которой она не могла объяснить самой себе.
В тот день тоже шел дождь…
– Хорошо, – послушно ответил Никита. Высокий, со слегка сутулыми плечами и разлохмаченными ветром волосами, он выглядел растерянным и даже беззащитным.
Светлана сошла с площадки и торопливым шагом двинулась дальше, в сторону громадной насыпи.
Это было именно там.
Дождь усилился.
Ломая ногти и пачкая светлые брюки, она принялась карабкаться наверх. Дыхание сбилось, сипло вырываясь изо рта, висок прочертила струйка пота.
«Как будто это было вчера, – шевельнулось в мозгу. – Предзакатные фото… гроб… сказка из телефона… седьмой гном…»
С восточной стороны загромыхали первые раскаты грома.
Последняя преграда, и она наверху, отряхивая ладони от налипшей грязи. И застыла.
Обомлев, Светлана с непередаваемым ужасом смотрела на грязный гроб. Черная краска со временем облупилась и выцвела, доски рассохлись, покрывшись глубокими трещинами, но это был все тот же гроб. В глаза бросились многочисленные царапины, которыми были иссечены внутренние стенки деревянного склепа.
«Ногти… о господи…»
Громадная крышка была прислонена к гробу ребром. Рядом – сверток с гвоздями и огромный молоток.
Все было приготовлено.
(Давай, ложись, Белоснежка!)
– Нет, – забормотала Светлана, испуганно мотая головой. Ее начало трясти. – Нет, нет, все закончилось…
Спотыкаясь и падая, она заспешила назад.
Ей вдруг захотелось обо всем рассказать Никите.
Прямо сейчас.
Ведь он наконец-то взрослый, и ему можно поведать о том, что здесь произошло восемь лет назад!
Тревога, стремительно растущая где-то глубоко внутри, окончательно проснулась и теперь верещала, распуская свои когтистые, как у рептилии, лапы.
– Никита! – закричала она, перейдя на бег. Вот мелькнул край площадки… Вот она уже почти на месте… – Никита!!!
Новый раскат грома взорвал небо, которое ледяным скальпелем располосовала молния.
Светлана остолбенела.
Потерла глаза.
Нет.
Нет, ей все мерещится!
Вместо Никиты перед ней, слегка раскачиваясь под порывами ветра, стоял гном. Крестообразное пугало с засушенной человеческой головой на верхушке. Колпак и тряпки, закостеневшие от грязи, колыхались, как живые, глаза-шарики равнодушно таращились на оцепеневшую женщину.
Неожиданно шарики засветились голубоватым светом.
– Мама, – прошамкал уродец, и Светлану захлестнула багровая волна.
* * *
Крик застрял в пересохшей глотке рыболовным крючком. Она глупо хлопала глазами, усиленно стараясь понять, где находится.
Тьма.
Непроницаемо-обволакивающая тьма, бездонная, удушливая и тесная.
Как гроб.
«Я в гробу?!»
Она заелозила, чувствуя под собой что-то наподобие постели.
Значит, она на кровати?
Одновременно до Светланы внезапно дошло, что ее правая рука чем-то пристегнута. Слышалось тихое бряцанье стали, и этот звук вызвал у нее приступ лихорадочной паники.
«Я прикована?!»
– Помогите! – закричала она, яростно дергая рукой. – Кто-нибудь! На помощь!!
Распахнулась дверь, вспыхнул ярко-желтый свет.
Светлана умолкла. Испуганно моргая, она ошарашенно уставилась на грузного полицейского. У него было багровое лицо с дряблыми щеками и злые поросячьи глазки, втиснутые в рыхлую кожу, словно пуговицы в тесто.
– Че надо? – процедил он. – Че орешь, курва?! Ссать хочешь?
– Я… – Светлана запнулась. Ее взор сместился на правую руку, запястье которой было опоясано наручниками. Другое кольцо «браслетов» было пристегнуто к боковой стойке каталки, на которой лежала Светлана.
– Еще раз заорешь, скажу врачу тебе клизму сделать, – раздраженно пообещал полицейский.
– Подождите! – взмолилась она. – Почему меня приковали?! Вы нашли его?! Вячесла…
– Спокойной ночи, – буркнул тот, не дав Светлане договорить. Старший сержант выключил свет и с грохотом запер дверь. Палата вновь погрузилась во тьму.
Лоб покрылся липкой испариной.
Почему на ней наручники?!
«Спокойно, – про себя заговорила она. – Судя по всему, я в больнице».
Только сейчас ее ноздри уловили витаемый в палате запах лекарств. Но едва ли это утешило ее.
Что случилось?!
Попытки раскопать в памяти предшествующие этому события не увенчались успехом. Последнее, что отпечаталось в памяти Светланы, – палящее солнце и нестерпимая жажда. Еще сорванный ноготь на большом пальце ноги – неудачное столкновение с камнем. Пекло и жажда… А еще ей постоянно казалось, что стоит ей оглянуться, и она увидит ползущего следом за ней Вячеслава. С ножом в зубах и кровоточащей культей вместо руки.
– Меня нашли, – сказала Светлана вслух, прилагая все усилия, чтобы голос ее звучал уверенно и решительно. – Все будет в порядке. Я просто оборонялась. Я никого не убила. Я сама жертва насилия! Я…
Она осеклась, понимая, что вот-вот сорвется на жалобный крик.
«Так-то оно так, – внезапно зашептал проснувшийся голос. – Тогда почему тебя приковали к кровати? Почему полицейский так грубо с тобой разговаривал? Как ты объяснишь это?»
