Жнец оглядел поле свечей, которое он так ненавидел, мысленно попрощался с ним и повернулся к озеру. Анку решил прогуляться по лесу, еще раз напоследок обойти свою тюремную камеру. Но прежде он закрыл глаза, мысленно нащупывая курьера. Картинка моментально появилась за закрытыми веками. Юнец бежал по пешеходному переходу, лавируя между машин. И он явно не планировал идти на Остоженку, так как двигался в другом направлении. Впереди, в сорока метрах от дороги, виднелся храм Христа Спасителя.
– Твареныш, стоять!
Он мысленно толкнул курьера в спину.
Денис полетел вперед, на асфальт, в третий раз обдирая ладони, на которых уже не осталось живого места. Синяя легковушка, истошно визжа тормозами, ударила его бампером в плечо. Дениса отшвырнуло на пару метров.
– Мудила сраный, какого рожна ты лезешь под машину?! – заверещал толстяк из-за руля, не собираясь выходить из автомобиля.
Денис поднялся и поглядел на водителя. Испуганные глаза на перекошенном от злости лице. Видимо, толстяк не на шутку перепугался. Но Денису сейчас было не до этого. Он повернулся и рванул к ступенькам храма, не обращая внимания на крики, летящие в спину.
Знакомая боль скрутила виски. Ноги подкосились, и он рухнул на колени. Из головы вылетели все мысли. Сквозь боль проникал только один животный рефлекс – двигаться вперед. Он пополз на четвереньках.
Словно гром с ясного неба раздался в голове голос Анкудинова.
– Куда ты идешь, сопляк? Разве я тебе недостаточно ясно сказал, куда ты должен идти?
Денис бездумно продолжал передвигать колени. Ступени храма были близко, но в то же время казались неимоверно далекими. Практически недостижимыми.
– Ты разве не помнишь условия нашего договора? Тебе их напомнить?
Денис молча полз. Он не мог ответить голосу в голове, да и не обращал на него внимания. Все его естество было направлено на движение вперед. Туда, где было спасение. Или где его не было. До ступенек оставалось не более полуметра, но сил ползти уже не оставалось. Его словно схватила огромная рука и выжимала, как сырую губку. Мышцы практически не работали. А боль и ощущение тисков сводило с ума, лишая воли.
– Напоминаю. Ты должен выполнять то, что я тебе сказал. Очень простое правило. А если не поймешь, то твоя свеча будет тухнуть медленно и мучительно.
Денис чувствовал, что еще секунда – и его голова лопнет, как спелый арбуз. И когда боль стала совершенно невыносимой, он взмолился:
«Боже! Если ты там существуешь, успокой эту сволочь! Дай мне сделать то, что я должен. Я уже готов».
Отчаянным движением он сдвинулся на несколько сантиметров вперед. Удивительно, но боль стала уходить. Денис почувствовал в себе силы еще на один рывок. И боль стала еще тише. Когда смог говорить, он четко произнес:
– Ты не можешь меня убить, скотина!
Вокруг Дениса собралась приличных размеров толпа. Одинаково ошарашенные лица в глазах Дениса сливались в одно, крайне удивленное лицо. Кто-то что-то говорил, но из-за звона в ушах он не мог разобрать, что именно. Да его это и не сильно беспокоило.
Он встал и на дрожащих ногах стал подниматься по ступенькам вверх. Лестница казалась бесконечной, и Денис опасался, что Анку может вновь поселиться у него в голове. Но когда Денис пересек ворота храма, Анкудинов так и не появился.
30
Отец Павел поднял глаза к своду. Оттуда, с высоты в несколько десятков метров, на него взирали Господь, Сын Божий и Дух Святой. Взирали печально и, одно-временно, требовательно, словно понимали и сочувствовали слабой человеческой плоти, но в то же время и не освобождали от бремени ответственности за мысли и действия этой самой плоти.
Сегодня этот взгляд из-под купола храма как нельзя лучше сочетался с состоянием отца Павла. Голова нещадно болела, словно он поднялся на колокольню и отыграл трезвон к утрене раз эдак сто подряд, все тело ломило, а мышцы ног, казалось, заменили на вату, мягкую и безвольную. А глаза ветхозаветной Троицы добавляли: «Терпи, Павел, не ропщи».
– Прости, Господи, – не задумываясь, неслышно пробормотал отец Павел себе в бороду.
Видимо, снова поднималось давление. Чтобы немного отвлечься, он решил пройтись до свечного ящика, приютившегося слева от входа в храм. Лавку окружали немногочисленные в этот час посетители. Свечница с одутловатым лицом что-то объясняла подошедшему старичку, похожему на шампиньон. Судя по уставшему взгляду женщины, объяснение проходило нелегко.
Отец Павел уже было хотел подойти и помочь ей, чтобы хоть как-то отвлечься от головной боли, когда краем глаза увидел, как через рамку металлоискателя проходит молодой человек. Павел остановился под мраморной плитой на стене, где перечислялись раненные во время сражения при Смоленске в августе одна тысяча восемьсот двенадцатого. Он решил понаблюдать за происходящим.
Охранники, трое крепких молодцев в черных костюмах и белых рубашках и с одинаковым выражением (словно это была одна из неотъемлемых черт секьюрити) на лицах, следили взглядами за парнем. Легкая настороженность в глазах, по всей видимости, должна была означать тревогу. Один из них долго и тщательно копался в засаленном рюкзаке молодого человека, достал оттуда все вещи, прощупал каждый уголок. Затем второй охранник, с вежливой, но натужной улыбкой принялся ощупывать одежду странного визитера, хотя было очевидно, что под футболкой и в карманах джинсов тот ничего не держит.
Странность этого парня заключалась в глазах: на осунувшемся, искаженном, словно в агонии, лице они выглядели огромными, выпученными, словно хотели сбежать от своего хозяина. Отец Павел вспомнил, как пять лет назад его овчарку Дору сбил пьяный сосед, решивший устроить во дворе многоэтажки гонки на своем стареньком фургончике «Газель». Дора тогда лежала среди своих внутренностей и, приподняв черную от крови морду, смотрела на хозяина. В ужасно человеческих глазах овчарки читалась мольба: «Хозяин, помоги. Ты всегда был добр ко мне, так помоги мне сейчас, избавь меня от этой жуткой и непонятной боли. Ведь ты все можешь». Тогда он смог помочь, и ему до сих пор изредка снился сон, как он держит за передние лапы Дору в то время, как ветеринар делает смертельный укол собаке, и безотрывно смотрит в угасающие собачьи глаза. А теперь глаза этого удивительного молодого человека с искаженным от боли лицом говорили о том же: «Кто-нибудь, избавьте меня от боли. Помогите мне». У священника кольнуло сердце. Что-то происходило, странное и необъяснимое. И самое отвратительное было то, что он понятия не имел, с чем столкнулся. В тот момент, когда охранники все же пропустили парня (но тут же принялись тихо передавать что-то по рации), у отца Павла возникло мимолетное желание отвернуться и уйти подальше от этого странного посетителя, но усилием воли он подавил в себе низменное стремление и поблагодарил Бога за то, что тот дал ему сил.
Молодой человек, заметив священника, пошел к нему, не отводя от лица отца Павла выпученных глаз. Один из секьюрити, рослый, под два метра, детина, тут же двинулся следом. Бдительный охранник, все с тем же непроницаемым, но слегка настороженным взглядом, передвигался удивительно грациозно для своей комплекции. И он явно был готов к любому развитию событий.
