После двух пинт пива он переходит на скотч, а весь его обед состоит из пакетика чипсов с соусом табаско. Он громко разоряется по поводу того, из каких придурков состоит нынешний Цирк, и куда подевались настоящие ветераны войны, и что все интересы начальства на верхнем этаже сводятся к тому, чтобы лобызать американскую задницу.
Я на это почти ничего не отвечаю, ибо мне не до конца понятно, где говорит настоящий Алек, а где он играет роль, в чем я тоже не уверен, так уж меня настроили. Когда мы выходим из кабака, он вдруг хватает меня за руку. В моей голове проносится мысль, что сейчас он мне врежет. Но вместо этого он меня облапил, как ирландский пьяница, которого он из себя изображает, а по небритым щекам текут слезы.
— Я тебя люблю, Пьеро, слышишь?
— Я тоже тебя люблю, Алек, — откликаюсь с готовностью.
Прежде чем выпустить меня из объятий, он задает вопрос:
— Кто такой этот сраный Паданец? Просвети меня, дурака.
— Да так, один из источников Секретки. А что?
— Вчера этот сутенер Хейдон в подпитии мне говорит, мол, у Секретки появился классный источник, а Лондонское почему-то оказалась не при делах. Знаешь, что я ему на это сказал?
— Что ты ему сказал?
— Если бы Секретку возглавлял я, говорю, и кто-то из лондонцев подошел ко мне и спросил: «Кто ваш главный источник?», я бы дал ему по яйцам.
— И что тебе на это сказал Билл?
— Послал меня на три буквы. Знаешь, что еще я ему сказал?
— Пока нет.
— Держи свои пухлые ручки подальше от жены Джорджа.
* * *
В Конюшне поздний вечер. Обычная история. В этом доме живут в темное время суток и непредсказуемыми вспышками. Еще минуту назад мы все умирали от скуки и ожидания, вдруг какая-то суета у входа, раздается крик: «Несет!», — и вваливается Джим Придо с последними «драгоценностями короны» в виде микрофильмов или фотокопий от Паданца. Одни ждали Джима в заброшенном почтовом ящике на чужой территории; другие были мимоходом переданы ему из рук в руки в каком-то пражском переулке. И вот я уже ношусь по разным этажам с телеграммами и дозваниваюсь по зеленому телефону до наших клиентов в Уайтхолле, и где-то рядом надрываются пишущие машинки, а над нашими головами подает голос криптографическая машина. В ближайшие двенадцать часов мы будем обрабатывать сырой материал Мундта: здесь и там фиктивные источники — где-то сработала радиотехническая разведка, кто-то перехватил телефонный разговор — и лишь изредка, для оживления этого информационного массива, высокопоставленный и надежный информатор, — все это освящено магическим именем Паданца и предназначено исключительно для посвященных читателей. Сегодня затишье между бурями. Джордж один в своем кабинете — редкий случай.
— Пару дней назад я столкнулся с Алеком, — начинаю я.
— Питер, кажется, мы договорились, что ты возьмешь паузу.
— Я не все понимаю в операции «Паданец», а хотелось бы понять.
— Хотелось бы? На каком основании? Питер, ты меня удивляешь!
— Это простой вопрос, Джордж.
— Оказывается, мы занимаемся простыми вопросами.
— Какой у Алека мандат? Больше я ни о чем не спрашиваю.
— А то ты не знаешь. Заниматься тем, чем он занимается. Превращаться в злобствующего лузера, отвергнутого Службой. Обиженного, закусившего удила, на всё готового.
— Но зачем, Джордж? С какой целью?
Он уже с трудом сдерживается. Начинает отвечать, затем делает глубокий вдох и начинает заново.
— Твой друг Алек Лимас получил приказ в открытую демонстрировать весь набор своих давно известных изъянов. Это должно попасть в поле зрения наблюдателей из стана противника — не без помощи «предателей» в нашей среде, — чтобы потом предложить рынку немалый массив разведданных, которыми он располагает, а мы от себя добавим несколько ложных ниточек.
— То есть стандартная деза в отношении двойного агента.
— С рюшечками и оборочками. Да, стандартная операция.
— А он уверен, что его миссия состоит в том, чтобы ликвидировать Мундта.
— И он прав, не так ли? — следует мгновенный ответ, и даже интонация не меняется.
Он гневно разглядывает меня сквозь круглые очки. Могли бы хоть присесть, но мы продолжаем стоять, и я заметно возвышаюсь над Джорджем. Его сухой тон напомнил мне о нашей встрече в полицейском участке спустя несколько часов после заключения его дьявольского пакта с Мундтом.
— Алек Лимас такой же профессионал, как ты, Питер, или я. Если Хозяин не предложил ему прочитать текст, набранный петитом, где уточняется его миссия, то тем лучше для Алека и для нас. Он не сделает ложного шага и не совершит предательства. Если его миссия завершится успешно, пусть даже в неожиданном для него контексте, он не будет чувствовать себя обманутым. Он будет считать, что выполнил свой долг.
— Но Мундт наш человек, Джордж! Паданец — это наш пехотинец!
— Спасибо, что напомнил. Да, Ганс-Дитер Мундт наш агент. И мы будем всячески защищать нашего агента от тех, кто не без оснований подозревает его в том, чем он занимается, и мечтает поставить Мундта к стенке и занять его место.
— А как же Лиз?
— Элизабет Голд? — уточняет он, как будто забыл ее имя или я его неправильно произнес. — Элизабет Голд попросят сделать то, в чем она сильна от природы: говорить правду, и ничего кроме правды. Ты получил всю необходимую информацию?
— Нет.
— Тебе можно только позавидовать.
Глава 12
Серое утро, над Долфин-сквер, когда я сажусь в автобус, накрапывает мелкий дождик. Я приезжаю в Конюшню раньше положенного, но Табита меня уже ждет. Она очень довольна собой: в ее распоряжении оказалась отчеты наружки из Спецотдела разведки, и, по ее словам, она обнаружила эту пачку у себя под дверью. Хотя она не уверена в подлинности документов, как и в том, можно ли будет ими оперировать в суде, я ни в коем случае не должен проговориться кому бы то ни было, что она ими располагает. Из всего этого я делаю вывод, что в Спецотделе у нее есть свой человек и что документы подлинные.
— Итак, посмотрим, что положило начало заварухе. Кто отдал приказ Спецотделу спустить на Алека сторожевых псов. Приказ поступил из Бокса — в те дни так на полицейском жаргоне называли Цирк. Правильно?
— Да.
— Есть предположение, кто в Боксе отдал такой приказ?
— Вероятно, Лондонское управление.
— А конкретнее?
— Да кто угодно. Бланд, Аллелайн, Эстерхейзи. Или даже Хейдон. Хотя, скорее всего, поручил это кому-то из подчиненных, чтобы самому не замочить ноги.
— А то, что не вашим друзьям-приятелям из Службы безопасности, а Спецотделу поручили вести наружное наблюдение, это как, нормально?
