Она снова развернула свои карты веером. У меня нет сестры, но если бы была, то мы бы, наверно, общались как-то так. Она бы немножко меня бесила и немножко веселила.
– Послушай, Удав. Я из Квинс.
– Да, ты упоминала.
– Мы в Квинс друг другу херни не скажем. Понял?
– Понял.
– Так вот, говорю тебе как есть: я понятия не имею, куда ушла Мэд. Но она вернется. Она всегда возвращается.
– То есть она уже уходила раньше.
Виниловый Элтон подходил к концу. Коко спрыгнула со стула и встала на диван. Сняв Элтона Джона с вертушки, она заменила его на старую пластинку «Sugarhill Gang».
Вик, расслабься, а? У всех есть свои фишки. Мэд читает «Изгоев», рассказывает охренительные истории и иногда исчезает. Это ее фишка. Но она всегда возвращается.
Коко вернулась на свое место у стола, расправила карты веером и опять уставилась на меня:
– Десятки есть? И не ври мне.
* * *
Похорони меня среди дымящихся кирпичей нашего первого поцелуя.
Мы целый час стояли в одиннадцатом ряду «Фудвиля», пытаясь разгадать тайну третьей подсказки. Баз пришел сюда сразу после своего свидания за завтраком, и лицо его, словно покрытое эмоциональным камуфляжем, являло собой маску решительности и стоицизма. Невозможно сказать, хорошо ли прошел разрыв и права ли была Коко насчет утешительного действия блинчиков. Мой личный опыт разрывов был невелик, если учесть, что для разрыва нужно с кем-то для начала встречаться.
С этим мне пока не очень везло. Но это пока.
Я вооружен крутейшими метсиками и крутой, но не в традиционном смысле, прической, которую когда-то носил юный милашка Роб Лоу. Так что мне-то переживать не о чем.
Нзази тоже пришел. Коко с Базом вели себя так, словно его недолгое утреннее отсутствие ничего не значит, но я не мог не думать о том, как удивительно его уход совпал с уходом Мэд.
С третьим пунктом мы зашли в полный тупик, и Баз предложил перейти к четвертому: утопи меня в нашем колодце желаний.
– Может, торговый центр? – сказала Коко.
Нзази щелкнул пальцами:
– А что торговый центр?
– Там же есть колодец желаний! В ресторанном дворике.
Я не помнил никакого колодца желаний в торговом центре, да и какую роль он мог играть в жизни моих родителей? В конце мне пришлось убедить себя, что, возможно, мама с папой пережили какой-то романтический момент (в сраном торговом центре!), о котором я ничего не знаю. Ладно, согласился я, возможно, речь идет как раз о торговом центре.
И мы отправились в путь.
По пути мы сделали небольшой крюк к «Белой манне». Коко была оттуда изгнана на неопределенный срок, и поэтому, пока Баз и Нзази делали заказ, я остался подождать с ней снаружи. Они вернулись через несколько минут с пакетом прекрасных мини-бургеров, которые мы расхватали по пути в торговый центр. (Баз, верный своей антихлебной философии, не стал есть булки.)
Раньше я восхищался ребятами так же, как восхищался «Танцем» Матисса: они были неземными, волшебными, и хотя я знал, что они настоящие, все равно не мог запрыгнуть в картину. Я мог таращиться на них, думать о них, представлять, какие они на самом деле. Но не ощущать их. А теперь я чувствовал, каков этот Танец изнутри – в их картине. Но теперь она была незавершенной. Без Мэд мне стало казаться, что я просто занял ее место в Танце. И в этом была проблема. С ней-то я хотел танцевать больше всего.
Прогулка оказалась просто ужасной: даже под синей вязаной шапкой, мой Содапоп из кино еще не привык к такому морозу.
Потом меня чуть не переехал огромный грузовик.
Вот как это случилось: я увидел Роланда (задиру в разных ботинках) и его банду на другой стороне дороги.
Пока они не увидели нас, я предложил свернуть в соседний переулок. Баз согласился, и, как раз когда я стал переходить улицу, он схватил меня за рюкзак и потянул назад, от грузовика.
– Без проблем, – сказал Баз в ответ на мои благодарности. – Доктор Джеймс Л. Конрой говорит, что в книге самое важное – нарастающее напряжение.
– Это чувак, который написал книгу о том, как писать книги?
– Тот самый, да. И когда тебя чуть не раздавил грузовик, напряжение определенно наросло.
Он, улыбаясь, хмыкал себе под нос всю дорогу. Я шел следом, вытирая дырявый кувшин. Интересно, можно ли чувствовать себя свободно рядом с человеком, который всегда ищет сюжеты и литературные приемы?
Когда мы дошли до торгового центра, то уже почти превратились в ледышки. Не снимая курток, мы направились прямо к центру ресторанного дворика. Один малыш показал на меня пальцем и спросил маму, что с моим лицом. Ну вот она, отвага маленьких детей. Я моментально опустил взгляд на ботинки. Было много всего, что я хотел сказать. Все эти папины утешения. О том, что ценность не заключается в одинаковости, сравнения с Матиссом, красота в асимметрии… Мне хотелось многое сказать этому малышу.
Но я не стал.
И затем – о, чудо! – руки самого Танца сомкнулись вокруг меня.
1. Баз приобнял меня за плечо.
2. Коко приобняла меня за талию.
3. Нзази злобно зыркнул на ребенка и его маму.
– Люди – полнейший мусор, – шепнула мне на ухо Коко. – А вот я из Квинс.
Слезы защипали у глаз, но это были хорошие слезы. Мы так и продолжили путь, рука к руке, и прошли как минимум мимо четырех продавцов, предлагавших попробовать странно пахнущие ломтики мяса на зубочистках.
* * *
Воздух полнился напряжением, как и в случаях с «Гостиной» и Утесами. Но, в отличие от тех случаев, напряжение казалось каким-то натянутым. Для начала, колодец желаний был ужасно, ужасно уродливым. Расположенный посередине ресторанного дворника, он представлял из себя чахлую конструкцию из сине-зеленой плитки и белесо-шершавого цементного раствора. Сам резервуар был метров пять в диаметре. В центре его изо рта, глаз, ушей и задницы – сердечный мыслитель вроде меня едва верил своим очам – единорога капала мутная водица.
– Что за пипецкий пипец? – спросила Коко.
– Коко…
– Нет, Баз, ну правда. Сам посмотри. У него такой вид… как будто он страдает от всемирного, нечеловеческого поноса. Хо-хо, ничего себе! Представляете, люди кидают туда настоящие деньги!
Нзази дважды щелкнул пальцами.
От скорости, с которой Коко меняла темы разговора, кружилась голова.
– Люди, – прошептала она, качая головой, – полнейший мусор.
Нзази щелкнул один раз.
Баз кивком указал на мой рюкзак, и, хотя это все было как-то неправильно, надо было решаться. Я вынул урну, открыл ее и достал щепотку папы. Разумом я понимал, что, даже если это и не то место, если мы позже обнаружим, что папа имел в виду что-то другое, я всегда смогу развеять его и там тоже. Пепла хватит еще надолго. Останков папы у меня было в буквальном смысле завались. Но мысль о том, что я оставлю его в неправильном месте навсегда, окончательность этого решения меня пугала до тошноты.
