— Договорились, — усмехнулся Кокшенов.
— Нужно срочно ехать в милицию или в ФСБ, — сказала Римма,
обращаясь к подруге.
Света согласно кивнула.
— Поедем прямо сейчас, — предложила Римма, когда они вышли в
коридор. — Другого выхода у нас нет.
И вдруг замерла, схватив подругу за руку и оттаскивая ее за
угол.
— Что случилось? — упиралась ничего не понимавшая Света.
— Это он, — кивнула она на идущего по коридору человека в
сером, каком-то жеваном костюме. — Он хотел увезти меня в своей машине.
Света уставилась на обувь бандита.
— Рыжие туфли, — ошеломленно прошептала она.
— Это он, — дрожащими губами произнесла Римма, — пришел
добивать Вадима.
Нужно звать милицию, срочно, пока он его не прикончил.
— Ты с ума сошла? Как он его убьет, — недоумевала Света. —
Их трое в палате. И столько людей в коридоре. Он не псих какой-то.
— Он псих, безумец, — убежденно сказала Римма. — Послушай,
Света, он тебя в лицо не знает. Подойди к дверям и послушай, о чем они говорят.
А если он Вадиму что-то захочет сделать плохое, сразу ори на весь коридор
«пожар»! Пусть он испугается. А я отсюда буду орать, чтоб персонал сбежался.
— А вдруг они размножили мою фотографию, и он меня тоже в
лицо знает? — опасливо спросила Света.
— Не знает, — заверила подругу Римма. — Те, что были у нас в
редакции, знают тебя, а этот — нет. И Вадим этого не видел, поэтому он и явился
в больницу. Его били бандиты из белой «Волги», а этого типа он не знает.
— Хорошо, я подойду ближе, а ты стой здесь, — согласилась
Света. — И будь осторожна.
Рыжие туфли дошли до палаты, где лежал Кокшенов. Бандит
смело открыл дверь, вошел в палату. Света подошла к двери. Она была немного
приоткрыта, и девушка встала так, чтобы слышать все, что происходит в палате.
— Здравствуйте, — прозвучал хрипловатый голос. — Моя фамилия
Малявко. — Я из Государственной Думы.
— Ничего себе «малявка», — прокомментировал сочный бас.
— Вы ошиблись, — прохрипел думец. — Не «малявка», а Малявко.
Василий Малявко.
— Очень приятно. Вадим Кокшенов, — буркнул Вадим, —
садитесь, пожалуйста.
— Я пришел к вам с извинениями, — начал, усаживаясь на стул,
Малявко. — Вчера два наших сотрудника немного перебрали в баре, а позже
встретились с вами. Чем это кончилось, вы знаете. У одного из них выбито два
зуба. У другого вывихнута челюсть. У вас, правда, дела еще хуже…
— Значит, и они пострадали, — удовлетворенно произнес Вадим,
— это меня радует. Выходит, я все же неплохо сражался в одиночку.
— Я принес ваши вещи. Они в коридоре. Сумку с документами и
магнитофоном, — продолжал гость. — Мы уже заявили в милицию о случившемся.
Полагаю, мы не станем подавать друг на друга в суд. Кстати, есть свидетели, что
именно вы затеяли драку.
— Кажется, так и было, — смущенно признал Кокшенов, — я не
помню.
— Именно поэтому я сразу принес ваши вещи. Думаю, что
взаимный отказ от претензий — самое оптимальное решение. Никому не нужно
разбирательство. А вам как зачинщику — тем более.
— Не знаю, — пожал плечами Вадим. — Но и они хороши. Вдвоем
на одного.
— И они не ангелы, — согласился Малявко. — Но вы должны и их
понять. Вы ломаете челюсть одному, выбиваете зубы другому и хотите, чтобы они
при этом не давали сдачу. Так не бывает.
— Вам надо поговорить со следователем, — выдохнул Вадим. — А
у меня к вам никаких претензий нет. Особенно если вы вернули мои вещи.
— Все вещи в порядке, — подтвердил Малявко. — А зачем они
вообще-то схватили мою сумку? — упрямо мотнул головой Кокшенов. — Что-то тут не
вяжется.
— Они приняли эту сумку за свою. Согласитесь, что ваш старый
магнитофон или непонятные записи никого не могли заинтересовать.
— Там были еще и текущие блокноты, фотографии, — напомнил
Кокшенов, — их тоже вернули?
— Конечно, — кивнул Малявко. — Все вернули в целости и
сохранности.
— А вы что здесь делаете? — услышала Света у себя за спиной.
Она обернулась и увидела строгие глаза пожилого врача. Он
смотрел на нее нахмурившись, как учитель, заставший ученицу со шпаргалкой.
— Я… ничего… просто смотрю, — Света не обладала природной
хитростью и находчивостью подруги.
— Здесь нельзя стоять, — строго сказал врач. — Навестили
своего больного и уходите. В коридоре нельзя болтаться.
— Извините, — Света отошла от дверей палаты и направилась к
Римме.
— Ну, что там происходило?
— Может, ты ошиблась, и это был не он?
— Он, он. Я его рожу запомнила. На всю жизнь.
— Представляешь, он явился с извинениями. Говорит, что его
фамилия Малявко. Он помощник депутата. Сожалеет о вчерашнем случае. Говорит,
что принес назад все вещи.
— И магнитофон?
— Сказал, что — да. И магнитофон. Все вернули, даже
блокноты.
— При чем тут блокноты? Ты скажи — про магнитофон говорили?
— Да. И он сказал, что и его вернули. Очень извинялся.
Может, они там поняли, что ошиблись.
— И поэтому убили Глебова? Подожди-ка здесь, я сама
послушаю. Только никуда не уходи.
Римма пошла к дверям палаты. Сердце стучало так сильно, что
отдавалось в ушах непривычной болью. Римма подошла ближе.
— …и поправляйтесь, — услышала она слова Малявко. И
вздрогнула. Нет, она не ошиблась. Этот голос она никогда не забудет.
— Спасибо.
— У вас ведь много знакомых, — сказал, уже поднимаясь со
стула, Малявко. — Говорят, многие журналистки в вас влюблены.
Римма поняла, что гость готовит западню. Женщины умеют
различать лесть, малейшие отголоски неискренности, все, чего не замечают
самодовольные мужчины.
— Может, и влюблены, — благодушно шел на крючок Кокшенов. —
Сейчас вот две журналистки были, перед вашим приходом. Зашли навестить.
— Кривцова и Рыженкова, — улыбаясь, уточнил Малявко.
Римма закусила губу. Ей хотелось ворваться и остановить
Вадима. Но тот продолжал:
— Они. Римма давно меня знает. Очень хорошая журналистка.
— И смелая. Говорят, ее репортажи всегда бывают «гвоздем»
номера.
— Правильно, — улыбнулся Вадим. — Ах черт, забыл ей сказать
про магнитофон.
