Былинным богатырем Адреналин сроду не был, над качками всегда потешался, а если они, качки, начинали по этому поводу быковать, лупил их нещадно, чтоб знали: за правду не обижаются. В общем, выглядел он несолидно, и болтавшийся на голой груди под телогреечкой засаленный лотерейный билетик на кожаном шнурочке представительности ему не добавлял. По этой причине четверо сходненских отморозков решили, что справятся с незваным гостем легко, играючи. Теоретически они были правы, но...
Отметелил их Адреналин так, что насилу ноги унесли, и даже, что характерно, сигарету из зубов не выпустил. Метелит-метелит, потом остановится, сделает пару затяжек, сплюнет сквозь зубы в сторонку, сигарету обратно в зубы сунет и дальше метелит. Больше всех досталось любимому внучку бабы Мани. Его Адреналин бил по морде, и не голыми руками, как обычно, а утюгом, который уже успел к тому времени хорошо нагреться и при каждом ударе издавал короткое и выразительное "пш!". Правда, Адреналин был уже не тот, что раньше, контроля над собой не потерял и убивать никого не стал. Он вовремя остановился, перешагнул через лежавшего на дороге внучка и отправился во двор вместе с утюгом. Там, во дворе, этим самым многострадальным утюгом он принялся обстоятельно утюжить "Москвич", на котором приехали московские гости. Вот там он сигаретку свою и выплюнул – сгорела она у него, истлела до самого фильтра, а другой при себе не было – дома сигареты остались, на столе.
"Москвич" этот стоял потом на подворье у бабы Мани целую неделю, а на восьмой день приехал за ним из столицы эвакуатор, погрузил эту груду мятого железа на платформу и увез – может, в ремонт, а может, на свалку. Каким манером, на чем и когда добрались к себе домой московские гости и добрались ли вообще, никто не знал, но предполагали, что все-таки добрались – эвакуатор-то, небось, не баба Маня вызвала! Она и слова-то такого сроду не слыхала – "эвакуатор"... Среди деревенских старух Адреналин прослыл народным героем и всеобщим сынком, коего надлежит почитать и баловать. Правда, у местного участкового возникли к нему какие-то вопросы, и он то и дело наведывался в Пригорок на своем стареньком "Ковровце", но застать беспокойного новосела дома так и не смог: хитроумный Адреналин, издали заслышав тарахтенье мотоцикла, давал тягу огородами и отсиживался либо в бурьяне за сараем, либо у кого-нибудь из своих престарелых обожательниц. Потом ему это надоело, он сам съездил в соседнюю деревню, заглянул в отделение и переговорил с участковым. В ходе беседы из рук в руки незаметно перешел некий пухлый конверт, и с тех пор участковый успокоился, перестал мотаться по морозу на мотоцикле, наживать простуду и попусту жечь бензин и вообще, казалось, забыл о существовании деревни Пригорок. Да и что он там, в самом деле, потерял? Населявшие деревню старухи в количестве восьми человек общественный порядок не нарушали, а от посягательств извне их надежно защищал крутой парень Адреналин. Так, во всяком случае, считал участковый; так же считали и старухи, а Адреналин не стал их разубеждать – надо полагать, просто поленился. В общем-то, и на общественный порядок, и на старух ему было наплевать. Тоже мне, нашли себе шерифа на общественных началах! Адреналин просто не любил, когда ему мешали спать, вот и все.
Вот такая история. И спрашивается, что с нее толку? Выбросить бы ее вон из головы, стереть, уничтожить! Но как раз вот это Зимину никак не удавалось. Голова – не компьютер, и то, что попало в память, нажатием кнопки не уберешь. Потом, со временем, само сотрется... может быть. А может, и не сотрется. Если Адреналин будет жить и продолжать пить из Семена Зимина кровь, то информация о нем, ясное дело, не сотрется из памяти Зимина. Попробуй забыть про комара, который с противным писком кружит в темноте над твоей кроватью, примериваясь, куда бы половчее вогнать свой хоботок! Ты стараешься прихлопнуть надоедливую тварь, как только она сядет тебе на щеку.
Подкараулить, хлопнуть посильнее, и все – свободен. Можешь смело забывать, что кто-то когда-то надоедливо пищал над твоим изголовьем, пил кровь и нарушал твой сон. А можешь, наоборот, устроить маленькой мрази пышные похороны, поставить на могилке мраморный обелиск и каждый день ходить к нему и лить над ним слезы.
Зимин встрепенулся, тряхнул головой, отгоняя посторонние мысли. О чем он думает? Как всегда, об Адреналине. Но Адреналин ждал двадцать два года и может подождать еще. Сейчас у Семена Зимина другие проблемы – пусть не такие важные и наболевшие, как Адреналин, но гораздо более насущные.
Он задумчиво побарабанил пальцами по шипастой резиновой оплетке руля. Как быть? С чего начать? И, главное, откуда дует ветер?
А ветерок и впрямь был нехороший. Сегодня, прямо с утра пораньше, друг Мишель преподнес ему сюрприз. По длинной, запутанной цепочке оптовиков и распространителей до Мишеля дошло тревожное известие: какой-то фраер с внешностью отставного боксера и с разбитой вдребезги мордой проявлял повышенный интерес к кассетам определенного содержания. Кассеты ему были проданы – сдуру, конечно, по недомыслию, – а на следующий день этот битый фраер явился снова и начал выпытывать у лоточника, откуда берутся кассеты, кто их поставляет и, главное, как бы это сделать ставку на кого-нибудь из бойцов. Лоточник, хоть и дурак, на этот раз не оплошал, отправил фраера восвояси ни с чем, а сам тут же кинулся стучать хозяину лотка: шухер, мол, бомба!
Информация поступила оперативно, и Зимин мог бы получить ее в тот самый день, когда битый фраер вторично засветился у лотка, но вот беда: Зимин в это время сидел у себя на даче, в потайном подполе под баней, и готовил препарат. Готовил, наплевав на принципы и осторожность, потому как было у него чувство, что препарат ему вскорости срочно понадобится. Процесс был сложный, и Зимин, приступая к работе, всегда выключал телефон: стоило хоть чуточку отвлечься, и многоступенчатый процесс синтеза мог полететь к чертям и вместо препарата с заданными свойствами могло получиться что угодно – от крысиного яда до какого-нибудь галлюциногена. И надо же было такому случиться, что, закончив работу и прибрав рабочее место, Зимин забыл снова включить телефон! Мишель, бедняга, названивал ему всю ночь, а он спал сном праведника и обнаружил, что телефон не работает, только утром, вернувшись в Москву!
Зимин поморщился, снова ощутив неприятный холодок под ложечкой. Это был страх – обыкновенный страх, только и всего. Затевая рискованную аферу с кассетами, он предполагал, что когда-нибудь кто-то из клубменов случайно наткнется на одну из записей и узнает среди персонажей фильма себя. Это было маловероятно, свое свободное время господа клубмены проводили по-другому, адреналина в крови им хватало и без дурацких фильмов, но даже самые невероятные события порой все-таки происходят. Зимин был к этому готов, но все равно испугался. Как, уже? Так быстро?! Как там говорил Лузгин? Жадность фраера сгубила... Ну, это мы еще посмотрим, сгубила или нет. И вообще, неизвестно, кто тут фраер...
"Ах да, – спохватился он, – Лузгин! Я ведь к нему так и не зашел, хотя обещал. В принципе, нужды в этом не было, мы с ним обо всем договорились, но все-таки... Не струсил бы он ненароком! Сегодня ведь вторник. Кажется, он договорился о встрече с этим своим благотворителем, со спонсором этим безмозглым, именно на вторник".
