– Следов не оставил? – спросил он зачем-то и тут же подумал: чего спрашивать-то? Оставил, не оставил... А если даже и оставил, так что ж теперь – возвращаться?
– Все чисто, – уверенно ответил Витек. – В хате полный порядок, сама лежит на кровати, одетая, с закрытыми глазами и без следов насилия. Помытая, бля буду! Прилегла вздремнуть и не проснулась, понял?
– А губа? – вспомнил Зимин.
– А чего губа? Мало ли кто и когда ей по фотокарточке подвесил! С любовником поцапалась и получила... А любовник кто? Лузгин! С него и спрос в случае чего, понял?
Зимин рассеянно кивнул. Он уже начал успокаиваться. Секретарша Лузгина, неповторимая и блистательная Зинаида Александровна Штерн, невозвратимо ушла в прошлое, стала его частью – мертвой, сухой, забальзамированной, бестелесной. Что толку о ней думать? Нет ее больше, и ладно. Туда ей и дорога. Нечего было под дверями подслушивать, а уж пытаться отхватить кусок от хозяйского пирога и вовсе не стоило. А у него, Семена Зимина, были проблемы поважнее какой-то мертвой секретутки. Например, Филатов. Где его, черт возьми, искать? Номер его телефона мог быть в конторе Лузгина. Мог быть, а мог и не быть. К тому же контора наверняка заперта и сдана под охрану. Начни ковыряться в двери – сработает сигнализация, и через минуту он будет лежать мордой в землю с наручниками на запястьях и с холодным стволом у затылка. Тут нужен специалист, а где его взять?
Можно было поискать адрес Филатова в телефонном справочнике. Филатовых там наверняка навалом, а вот сколько там Юриев, да еще и Алексеевичей? Впрочем, в справочниках ведь печатают только инициалы – место экономят, сволочи, – так что в одну кучу окажутся сваленными и Юлианы, и Юрии, и Алексеевичи, и Александровичи, и даже Арчибальдовичи какие-нибудь. Или Арнольдовичи. Юстиниан Арчибальдович Филатов – звучит? Звучит... Что же, их теперь по одному обходить? На это недели не хватит, а времени, между прочим, кот наплакал. Да и не знает никто, сколько его, этого времени, осталось в распоряжении Семена Зимина. Самое большее – до завтра, до пятницы, до посещения Клуба. Это в том случае, если Филатов – романтически настроенный придурок и намерен довести дело до конца собственноручно и публично. Так сказать, сеанс черной магии с последующим разоблачением... А если он умнее, чем кажется? Что тогда? Сколько времени тогда осталось – три часа, час, минута?
И тут Зимина осенило. Мирон! Филатов и Мирон были знакомы. Насколько знакомы – большой вопрос, но все-таки это был шанс.
Он торопливо распрощался с Витьком, не забыв оплатить его услуги, сел в машину и принялся звонить по телефону. Сначала он позвонил в справочную, а затем, узнав номер, в "Московский полдень". Поднявшая трубку женщина, не выразив никакого удивления, четко и исчерпывающе проинформировала его о том, когда и где состоятся похороны главного редактора газеты "Московский полдень" Игоря Миронова. От полученной информации у Зимина перехватило дыхание и глаза полезли на лоб: Мирона должны были хоронить на том же кладбище, что и Адреналина, да притом еще и в то же самое время. При таких условиях нужно было быть слепым, глухим и лишенным головного мозга, чтобы не поверить в существование высших сил. Совпадение, и какое! Нарочно подстроить такое совпадение не мог никто, кроме самой судьбы, и сомневаться в том, что Филатов явится на похороны, означало бы неуважение к ней, к судьбе.
В уверенности Зимина не было ничего от привычного ему рационального мышления, и он подумал, что незаметно для себя становится похожим на Адреналина: тот, помнится, обожал похваляться своим фатализмом. Как тут не поверить в переселение душ! Или, как минимум, в заразность некоторых прилипчивых идеек... Но это ничего не меняло. Зимин не сомневался: Филатов будет на похоронах Мирона, обязательно будет. И там, на кладбище, прямо возле открытой могилы, с ним случится внезапная остановка сердца – надо полагать, с горя.
Туда ему и дорога.
Глава 16
День выдался ясный, солнечный, но при этом ветреный и морозный, и стоять с непокрытой головой на режущем ледяном ветру было неуютно. Отчасти по этой причине, а отчасти потому, что народу было мало – пришли только сотрудники редакции, да и то не все, – церемония проходила сжато, почти без речей, в предельно ускоренном темпе, чуть ли не галопом.
Юрий огляделся. Да, народу – кот наплакал. Да и чему тут удивляться? В последние месяцы Мирон, кажется, сделал все возможное, чтобы от него отвернулись даже самые покладистые из его знакомых. Он и умер-то как-то не совсем прилично – на улице, с разбитой, опухшей физиономией, с банкой пива в руке и с сигаретой в зубах... С похмелья. Врач "скорой помощи", который констатировал смерть, так и сказал: "С похмелья умер. Сердце не выдержало нагрузки, остановилось". И добавил что-то такое про нынешнюю молодежь, которая ни в чем не знает меры.
Юрий узнал о смерти Мирона от Светлова. Очень просто: документы у Мирона были при себе, из морга позвонили в редакцию, а из редакции Светлов первым делом позвонил Юрию. И как, спрашивается, он ухитрился связать это печальное событие с неожиданным появлением Юрия в редакции? Да вот ухитрился как-то. Одно слово – журналист! Хороший журналист, с развитой интуицией.
Мирон умер во вторник, а сегодня была пятница. Юрий не терял времени даром. Узнав о смерти Мирона, он сразу пожалел, что дал так просто уйти Лузгину: тот мог вспомнить еще что-нибудь полезное, да и в суде такой свидетель не помешал бы. Впрочем, Юрию уже начинало казаться, что никакого суда не будет. Зачем?
Потом он снова связался со Светловым, и тот, не задавая лишних вопросов, накопал для Юрия целую гору информации о Зимине – все, что можно было раздобыть по официальным и неофициальным каналам. Гора эта состояла в основном из неопределенного мусора, но кое-что полезное разузнать удалось: Зимин был деловым партнером Алексея Рамазанова по прозвищу Адреналин. Он также считался ближайшим другом Адреналина.
Затем Юрий пошел по следу, который распутывал Мирон. След этот привел его в военный госпиталь, где работал хирург, знакомый Юрию еще по первой чеченской кампании. Вопрос, ради которого Юрий явился в госпиталь, звучал примерно так: допускает ли современная наука существование препаратов, способных даже в минимальных дозах вызвать паралич сердечной мышцы и с трудом обнаруживаемых при вскрытии? Ответ был очень пространным и сводился к тому, что современная наука допускает очень многое, и существование подобных препаратов в том числе. Юрию были перечислены названия и даже химические формулы некоторых таких препаратов, после чего было заявлено, что по этому поводу ему лучше проконсультироваться с токсикологом. Токсиколог, с которым свели Юрия, ничего нового к ответу хирурга не добавил, за исключением разве что трех или четырех формул, каковые Юрий забыл сразу же после того, как они были произнесены.
После госпиталя Юрий отправился на Белорусский вокзал, забрал оставленные Мироном кассеты и внимательно их просмотрел. При этом его не оставляла мысль, что где-то наверняка существует кассета, и не одна, на которой заснят он, Юрий Филатов, валяющий дурака в компании таких же, как он, уставших от гнета современной цивилизации великовозрастных болванов. Но он не дал этой мысли ходу и целиком сосредоточился на кассетах.
