Пока они пили чай и жались к маленькому электрическому обогревателю, он сказал:
– Помнишь, как я встретил тебя на дороге у Милл-Фарм после того, как все мы поняли, что войны не будет? Ты была такой расстроенной – не расскажешь почему?
– Расскажу. Теперь уже можно. Я думала, что влюблена в Руперта…
– В дядю Руперта?
– Ага, и мне казалось, что на нем свет клином сошелся. Понимаешь, я думала, что и он меня любит. Ну, мне, наверное, это… померещилось. Конечно, не было с ним ничего такого.
– Бедная Андж!
– Не волнуйся, все уже давно в прошлом. Все когда-нибудь влюбляются в первый раз и, по-моему, чаще всего несчастливо.
– А потом было что-нибудь хорошее?
– Было, но мало. Я влюбилась в другого, и это было еще хуже. Он тоже оказался женатым.
– Это тот самый, за которого ты чуть не вышла замуж?
– Да – и нет. Это тот самый человек, за которого старалась выдать меня мама. По вполне понятным причинам. – Она посмотрела на него, проверяя, понял ли он, что она имеет в виду, и когда он наконец спросил, зачем маме понадобилось выдавать ее замуж за того, кто и так уже женат, объяснила: – Я была беременна.
– Ох, Андж! Ты потеряла ребенка?
Она ответила не сразу, потом произнесла мягко, словно это он нуждался в утешении:
– Я рада, что не родила его.
Она предложила ему сигарету, но он не курил.
– Зато теперь, – сказал он, – у тебя есть лорд Блэк, верно? Не знал, что в Америке бывают лорды.
– Никакой он не лорд! Он Эрл – это имя, так его зовут. А я буду миссис Эрл К. Блэк. И стану жить в Нью-Йорке. Прямо дождаться не могу.
Он видел, как она счастлива, и это было главное. Но расстояние казалось огромным. Она сказала, что ей надо готовиться к вечеринке – «скорее всего, ужасной», – и показала ему, где ванная.
– Как думаешь, побриться мне еще раз?
Она осмотрела его лицо.
– М-да. А ты брился утром?
– Вчера. Обычно я бреюсь через день.
– У тебя уже щетина. А с гостями придется целоваться. Лучше давай.
Он послушался и даже ухитрился не порезаться.
Вечеринка проходила в большом зале роскошного отеля. В сборе была вся семья – ну, по крайней мере, так ему показалось. Во всяком случае, его семья. Отец в смокинге, мама в длинном струящемся синем платье. Поставив Анджелу между собой, они встречали прибывающих гостей. Джуди здорово растолстела и была в том же платье невестиной подружки, что и на свадьбе Норы. Она носилась по всему залу, хватала еду с тарелок на столах и ту, которую предлагали с подносов. Анджелой в красном бархатном платье, не доходящем до колен, и удивительных чулках, которые, по ее словам, прислал ей Эрл, он прямо загордился. Волосы она уложила на макушке, в уши вдела длинные красные с золотом серьги.
– Вид у тебя совершенно потрясающий, – сказал он перед выходом из дома, и она поцеловала его. От нее пахло, как от целой оранжереи цветов.
Нора явилась с небольшим опозданием, катя кресло с Ричардом, которого поставила рядом с родителями. «Так у него будет возможность видеть всех, кто приходит», – пояснила она. Каждому гостю подносили бокал шампанского, и Нора время от времени подносила бокал Ричарда к его губам, давая ему отпивать понемножку, но Кристофер заметил, что она старается делать это пореже.
Он стоял чуть в стороне от своих родных, когда прибыли Казалеты. Ни с кем из них он не виделся три года – с тех самых пор, как Нора вышла замуж. Первыми вошли дядя Эдвард и тетя Вилли, которая словно усохла внутри платья. Они привели с собой Лидию – очень элегантную в темном наряде, в котором ее талия казалась тонюсенькой (в отличие от Джуди, грустно отметил он), – Роланда в серых фланелевых шортах и таком же пиджачке, с волосами, слипшимися от бриолина и торчащими как иголки, и Уиллса в такой же одежде. Он видел, как Уиллс и Роланд посовещались, потом наклонились к креслу Ричарда и с тех пор весь вечер старательно скармливали ему понемногу угощения, которыми обносили гостей. Потом прибыли дядя Руперт и тетя Зоуи, и тетя Зоуи, в темно-зеленом платье в белую полоску, с танцующими в ушах бриллиантовыми сережками, выглядела почти так же потрясающе, как Андж. Он увидел, как дядя Руперт поцеловал Андж, и тетя Зоуи вроде бы не обиделась. Потом приехала и Дюши вместе с тетей Рейчел, обе одетые в вечные платья приглушенных синевато-голубоватых тонов, с длинными юбками. Дядя Руперт усадил Дюши в кресло, тетя Рейчел сразу подошла поговорить с Ричардом. Собрались и другие, незнакомые ему люди, – наверное, друзья Андж. Некоторые из них были знакомы между собой, но родных Андж, похоже, не знали. А потом – и с этого момента вся вечеринка для него преобразилась – явились Клэри и Полли. Клэри ничуть не изменилась, осталась такой же, как помнилось ему, но Полли, хотя узнать ее, конечно же, не составило труда, так сказочно похорошела, что ему казалось, будто он видит ее впервые в жизни.
Они сразу же направились к нему.
– Кристофер! Привет, Кристофер. – Они сказали это каждая по отдельности. Словно в трансе, он дал себя обнять. На Полли было платье оттенка листьев бука осенью, от нее исходил неопределенный, но сочный аромат.
– Пахнет от тебя изумительно, – услышал он собственные слова.
– Эти духи называются «Русская кожа», – объяснила Клэри, – и я не перестаю твердить ей, что она ими злоупотребляет. Достаточно пахнуть как одно-единственное баснословно дорогое кожаное кресло, а не целый мебельный гарнитур. – И добавила: – Вообще-то они французские. И называются «Кюир де Русси».
– Если бы я пользовался духами, то выбрал бы с названием «Жареный бекон». – За спинами девушек возникла длинная фигура.
– Ничего не выйдет, Невилл. Придется выбирать только из тех духов, которые существуют на самом деле.
– Нет, если я стану изобретателем духов – кстати, отличный способ разбогатеть: мыльно-цветочные запахи наверняка всем уже надоели. И потом, запахами можно отпугивать кого-нибудь. Для этого сгодится «Змеиный парфюм». Или какой-нибудь «Потный громила» – о, привет, Кристофер.
Невилл вымахал ростом с него.
– Хватит болтать глупости и гадости, – посоветовала Клэри. – Ты на вечеринке. Здесь полагается развлекаться.
И они с Полли отошли поздороваться с Андж. А Невилл остался.
– Признаюсь честно: по-моему, вечеринки сильно перехваливают. На них даже не поговоришь как следует, зато полагается целовать кого ни попадя и обмениваться банальностями с теми, от кого так и разит скучищей. А ты как думаешь?
– Ну, я обычно по вечеринкам не хожу. Совсем.
– Правда? И как тебе это удается?
– Там, где я живу, их не бывает.
При этих словах он вдруг ощутил панику. Он и впрямь жил, отрезанный от всех: если не считать Херстов и Тома, еще одного парня, который у них работал, людей вокруг не было. Конечно, он видел их в магазинах, когда ездил по делам, но все остальное время жил с Оливером, с полудикой кошкой, которая являлась к нему, когда ей вздумается, и периодически – с другой живностью, о которой он заботился, пока шла война: с той же лисой, угодившей прошлой осенью в жуткий капкан, с ежами, которых заели блохи, с птенцами, выпавшими из гнезда, с молодым зайцем, которого принес ему Оливер – ему выклевали глаза, пока он лежал без чувств, видимо, от какой-то отравы. Но все эти кузены и кузины, с которыми он много лет назад проводил каникулы, некогда бывшие непременной частью его окружения, – вот они-то, похоже, общались друг с другом, продолжали расти вместе, а он оказался отрезанным. Сам себя отрезал, сознался он: под влиянием острой решимости иметь как можно меньше отношения к своему отцу он отгородился от всех сразу. Он перевел взгляд на Невилла, который крайне придирчиво выбирал на блюде сосиску в тесте. Невилла он помнил еще ребенком.
