Том взглянул на хризалиду, удивленный, даже слегка обиженный тем, что она причинила ему боль. Поразмыслив, он решил, что хризалида спутала его с Рэем. Его, Тома, она ни за что не обидела бы намеренно.
Том Декер улыбнулся и открыл обожженную ладонь.
Ключи не пострадали.
«Слава богу», – подумал Том, отлично понимая, что в его темном подвале нет ничего божественного.
Месяц девятый
Промучившись кошмарами целую неделю, Дженни с потрясением обнаружила, что психбольница ничем не отличается от других медицинских учреждений, в которых ей доводилось бывать. Но стоило присмотреться к зданию, по спине побежали мурашки, и она поняла, что это не так. Больница отличалась, и очень сильно.
Мокрый снег падал на стекло арендованной машины, затуманивал больницу, потом полностью скрывал ее из вида. Дженни включала дворники – больница появлялась перед глазами, потом снова исчезала. Сколько раз повторялся такой цикл? Двенадцать? Двенадцать тысяч?
Помутнение сознания случалось все чаще. Дженни почти не спала, почти не ела, почти не разговаривала с сестрой. Виктория умоляла обратиться к доктору, мол, здесь неподалеку принимает отличный специалист, но Дженни лишь качала головой. Порой Виктория злилась и говорила, что Дженни должна жить в своем доме, а Том пусть мотается в поисках ночлега… После такого Виктория спешно извинялась и уверяла, что сестра может гостить у нее, сколько пожелает. В ответ Дженни неизменно кивала, старалась улыбнуться и уходила к себе в комнату. Там она часами просиживала на кровати, смотрела в окно – на небо, на снег, на лед. Она не чувствовала ничего. Или почти ничего. Началось это в студии после инцидента с Чадом…
С тех пор в студии Дженни не была ни разу. На плаву ее бизнес держался благодаря временной помощнице, милой девушке, которая изучала в колледже ЛФК. Как они познакомились, Дженни не могла вспомнить при всем старании. Она встретила ту девушку случайно? Подавала объявление? Так или иначе студентка звонила каждые несколько дней и отчитывалась о происходящем в клубе. В ответ Дженни периодически выдавала «угу» – и так, пока разговор не заканчивался. Вести из студии моментально улетучивались из памяти.
А вот инцидент с Чадом не забывался. Напротив, воспоминания становились все четче и ярче. Хрупкое горло у нее под пальцами. Сбившееся дыхание Чада. Отзвуки удара его тела о стену, которые по полу докатились до ее ног, поднялись к бедрам и возбудили куда больше поцелуев. Взгляд Чада, практически кравшегося к двери, к свободе, которой Дженни могла лишить его в любую секунду.
Ощущение полной власти над другим человеком Дженни полюбила. И возненавидела. Она не представляла, как к нему относиться.
Чтобы отрешиться от воспоминаний, она частенько закрывала глаза и ждала, когда придет сон, что случалось редко. Она пыталась плакать, но слез не осталось, поэтому она прислонялась к изголовью кровати и билась об него головой. Не сильно, только дабы что-то почувствовать. Убедиться, что она еще жива.
Неожиданно для себя Дженни оказывалась на улицах Манхэттена, одетая слишком легко для февральского холода, и таращилась на прохожих. К кому ни повернись, у всех из ушей текла кровь или в оскале обнажались острые клыки. Доля секунды – и жуть исчезала, хотя бы на пару минут. То и дело Дженни замирала на пороге бара, отчаянно желая войти и напиться до беспамятства. Если кто-то смотрел на нее и на ее огромный живот, Дженни убегала домой, под душ, чтобы очиститься снаружи и изнутри. Как она ни старалась, отмыться не получалось.
После инцидента с Чадом кошмары стали еще кошмарнее – превратились в залитые кровью сны с изувеченными детьми. Дженни просыпалась и плакала. Местом действия большинства кошмаров неизменно становились подвал или кухня, а главными героями – дети или пожилые супруги. Дженни решила, что она представляет себе людей, живших в доме до них с Томом. Как они выглядели, она не знала, поэтому каждый раз видела с разными лицами, зачастую окровавленными и изуродованными.
У Дженни появился навязчивый интерес к личности женщины, которая убила мужа на ее кухне… на их с Томом кухне. Захотелось узнать о той паре все – как они жили, как он погиб, где та женщина сейчас. Летом Дженни уже знакомилась с историей дома, но тогда хотелось разнести Челси, поэтому подробности не интересовали.
Однажды, часа в три утра, Дженни прокралась к сестре в спальню, чтобы взять ее ноутбук. Виктория и Лакшми мирно спали, переплетя руки и ноги. Дженни посмотрела на них и вдруг захотела ноутбуком разбить обеим лица. Она покачала головой (не завопить бы от ужаса и досады!) и попятилась из спальни. Ноут она прижимала к груди, как спасательный круг, который поможет не утонуть в море безумия.
Вернувшись к себе в комнату («В гостевую комнату, – мысленно поправила себя Дженни, – моя комната – в Нью-Джерси»), она запустила ноут, вышла в Сеть и давай искать информацию. Быстро попалась статья, которую Дженни читала летом. По ключевым словам из нее Дженни расширила область поиска и рылась в Интернете почти три часа, делая заметки в блокноте, который утащила с письменного стола Лакшми.
К шести утра Дженни решила, что отыскала все, что могла. Она стерла историю из браузера, вернула на место ноутбук и перечитала заметки.
Предыдущих жильцов дома звали Эбигейл и Спенсер Гилкрист. До выхода на пенсию она работала археологом, он – школьным учителем естествознания. У них было трое детей, но в живых, увы, не осталось ни одного: двое погибли в автокатастрофах, одного унесла болезнь. «Этим объясняется большой дом», – подумала Дженни. Даже на пенсии Эбигейл порой отправлялась на раскопки и со студентами, и с профессиональными группами. Так, кто-то выложил в соцсетях фотографию, на которой Эбигейл со студентами возвращались из экспедиции.
Раздобыть информацию о Спенсере оказалось куда сложнее. Он десятилетиями учил старшеклассников естествознанию и почти столько же времени тренировал школьную команду по бейсболу. В один год команда одолела несколько сильных соперников и выиграла чемпионат штата. В остальном карьера Спенсера ничем не впечатляла.
Самое интересное обнаружилось в новостной колонке непримечательного сайта криминалистов. В посте о ходе следствия попалось много уже известных Дженни фактов, но один показался крайне важным. Саму Эбигейл после убийства обнаружили в состоянии, близком к коме, из которого она не вышла вплоть до начальных этапов судебного разбирательства. В итоге ее признали невменяемой и отправили в «Вэлли-Вью», государственную психиатрическую больницу в сорока милях от Спрингдейла.
И вот Дженни на парковке «Вэлли-Вью». Зачем сюда приехала, она четко не понимала, но чувствовала, что необходимо поговорить с Эбигейл Гилкрист. Дженни припарковалась подальше от входа: стоило посмотреть на парадную дверь больницы, как подкатывала тошнота, словно там, за порогом, начинались все ее кошмары.
Днем раньше она позвонила в больницу и попросила разрешения поговорить с Эбигейл. Администратор поинтересовалась, как ее зовут, а когда Дженни замялась, решая, что соврать, девушка заявила, что ни персонал, ни пациенты «Вэлли-Вью» со СМИ не общаются, и отсоединилась. Дженни швырнула трубку на базу, потом еще и еще, пока не треснула пластмасса. Потом она позвонила в автопрокат.
