Макс был напряжен, словно натянутая тетива лука, и мне вдруг
захотелось его позлить.
Надувая щечки и посасывая кончик пальца, я принялась изучать
меню на глазах у официантки, то и дело пугая ее идиотическими восклицаниями:
– Ой, а у вас есть молочный коктейльчик! Обожаю
коктейли! А можно мороженое с шоколадным мишкой! Такой кавай! У нас в школе все
девчонки по такому тащатся!
Официантка, уже не скрывая любопытства, таращилась на нас.
Наверняка она видела Макса с Милой и прочей компанией и теперь недоумевала, как
он мог поменять мою красотку-сестрицу на такую непрезентабельную личность, как
я, а еще несовершеннолетнюю, а еще тупую, как пробка!
– Зая, купи мне чупа-чупс! – сладко пела я,
складывая дудочкой губки, уже чувствуя, что переигрываю, но не в силах
остановиться.
В конце концов Максу это надоело.
Он за руку выдернул меня из-за стола и, выведя в коридор,
припер к стенке.
– Слушай, Эль, не знаю, что на тебя нашло, но если
собираешься продолжать свой спектакль, скажи сразу. Меня достало, и я
проваливаю!
Таким он нравился мне гораздо больше. Вот теперь я
почувствовала, что он действительно старше меня.
– Макс, – я потянула его за рукав мягкого
темно-серого джемпера, – ну прости. Я действительно не знаю, что на меня
нашло. Поехала крыша, сбрендила, с кем не бывает, а?! – Я просительно
заглянула ему в глаза.
Его взгляд, такой колючий, сразу потеплел.
– Глупая! Глупая и маленькая, – сказал он,
прижимая мою голову к своему плечу.
Я вдохнула его запах и почувствовала тепло – мягкое и
обволакивающее. Что это на меня нашло? Я таяла, как оставленное на солнце
мороженое.
И тут, подняв глаза, вдруг увидела Наташку. Она стояла с
глазами большими и круглыми, как пятирублевые монеты, и пялилась на нас с
Максом.
Мила
– Он встречается с твоей сестрой!
Голос доносился из другой вселенной, едва различимый сквозь
гул метеоритных потоков, проносящихся мимо меня, совсем неподалеку от моего
уха.
– Что ты молчишь? Понимаешь,
он встречается с твоей сестрой
! Я сама их сегодня видела. Представляешь, притащились в
«Ойкумену»! Да они над тобой смеются!
В полоску на обоях вписано ровно шестнадцать розочек. У
каждой розочки пять листиков, задорно торчащих в разные стороны. Шестнадцать на
пять – будет восемьдесят. Восемьдесят листиков в одной полоске. Если учесть,
что полосок на одной стене ровно восемь…
– Ты вообще слышишь меня?!
Возмущенный вопль с трубке по-прежнему звучал из далекого
далека. В груди стало тяжело и сухо, как бывает перед началом очередного
приступа. Я поискала ингалятор – лучше, чтобы в трудную минуту он оказался под
рукой. Хватит истерить, Мила, нужно просто взять себя в руки. Восемьдесят на
восемь будет шестьсот сорок. Это число триста двадцать, возведенное в квадрат.
Стало немного легче. Кажется, я уже могу вдохнуть.
– Мила?! С тобой все в порядке?
Я провела рукой по лбу. Лоб был ледяным.
– Спасибо, Наташ, конечно, в порядке, – губы еще с
трудом повиновались мне, но голос звучал ровно, почти как обычно. Обошлись и
без ингалятора.
– Нет, ну подумай, какой гад!.. – Наташа
сочувствовала и вместе с тем ждала – напряженно и жадно ждала моей реакции,
всплеска эмоций, слез. Почему людей так притягивает несчастье других? Почему
оно питает их и вливает новые силы? Каждому кажется, что на фоне чужих
несчастий его собственная жизнь не так уж плоха.
– Оставь Макса в покое, – проговорила я, чеканя
каждое слово.
– Что? – подруга искренне не поняла.
– Займись своими делами. Макс уже взрослый мальчик и
может встречаться, с кем захочет. Понятно?
Цепочка тонкого серебряного браслета, который я терзала вот
уже пять минут, наконец не выдержала и порвалась. Браслет, жалобно звякнув,
упал на пол, к моим ногам, словно разрезанная финишная ленточка у ног
победителя.
– Мил, ты что?
– Ничего. Займись-ка лучше учебой, там для твоего
пытливого ума целое непаханое поле, – отрезала я.
– Психичка! – вспылила Наташка и бросила трубку.
Гудки в моем ухе прозвучали финалом.
Макс и Эля. Воображения не хватало, чтобы представить их
вместе. «Пустая сплетня. Ложь», – подбирало трусливые объяснения сознание,
но я уже знала, что это правда. Эля и Макс. Наверное, я ослепла, поэтому сама
не догадалась.
Теперь, вспоминая виноватое лицо Макса и горящие глаза Эли,
я чувствовала, что мозаика сложилась. Сама не знаю почему, но от определенности
вдруг стало легче. Худшее свершилось. Чего теперь бояться? Наверное, нечего.
Я включила компьютер и села заниматься.
Через полчаса, когда в комнату заглянула мама, я была
совершенно спокойна, а из колонок тихо звучал старый Blackmor’s night. Мне
почти удалось убедить ее, что все в порядке, но тут меня настиг-таки приступ
астмы.
– Ну вот, опять обострение, – сказала мама, глядя,
как я судорожно вдыхаю из своего баллончика. – Межсезонье – опасное время.
В моей жизни и вправду наступило межсезонье.
Глава 8. Межсезонье. Эль
Едва вернувшись домой, я подняла, что Мила все знает. Ну
конечно, Наташка не стала молчать. Представляю, с каким восторгом она позвонила
подруге, чтобы поведать ошеломительную новость. И хотя это примерно то, чего я
и добивалась, меня охватила злость, словно бы я одна имела право на страдания
Милы, а остальным лучше держаться от нее подальше.
Мила ничего не сказала, только отвернулась от меня.
– У нее опять обострение, – сообщила мама, на миг
отрываясь от очередной книжки.
Папа не сказал ничего, как обычно не вникая в семейные
проблемы. Он пришел, наверное, минут за пять до меня, и даже я чувствовала, что
от него попахивает коньяком и женскими духами. Угадай-ка, к чему это.
Вот такая у нас семья. А меня еще спрашивают, отчего я
выросла бездушным уродом. Да я, будет вам известно, на их фоне – белокрылый
ангел.
Что главное для нашей семьи? Соблюдение приличия. Чтобы
снаружи все было чисто-гладко, а что внутри – всем наплевать. Пипец просто!
Помню, лет в десять я впервые сообразила, что мама и папа не любят друг друга.
Это было словно гром среди ясного неба. А как же, формально они всегда
соблюдали видимость: он дарил ей дорогие подарки и никогда не забывал
поздравить с Новым годом, днем рождения и Восьмым марта. А что дома почти не
бывает – так он мужчина, добытчик, должен зарабатывать. Я позже поняла, что у
добытчика периодически случаются интрижки, на которые мама предпочитает
закрывать глаза. Ей тоже выгодно: сидит дома, читает свои любимые книжки, ходит
в фитнес-зал, в бассейн, к косметологу и маникюрше, покупает шмотки, может
быть, не первого разряда, но и не усредненную дешевку – в деньгах папа ее не
ограничивает, – в общем, и волки сыты, и овцы целы.
