Вот, наконец, стали появляться студенты с Милкиного курса.
Прошла группа парней, которые были на фотографиях вместе с Максом. А его все
нет. И сестрицы тоже. Я уже стала волноваться, когда появились и они.
Он – в черной куртке и черных же джинсах, она – в
экстравагантном белом плащике с прозрачными вставками. Надо признать,
смотрелись они вместе неплохо и в целом составляли красивую пару. Но! Но я
совершенно четко знала, что они не предназначены друг для друга. Ни разу!
Кровь быстрее запульсировала в жилах. Я наблюдала из своей
засады за тем, как они остановились неподалеку от крыльца. Он закурил. Даже не
представляла, что парень может так потрясающе выглядеть с сигаретой! Когда
курят мои одноклассники – кто с показным бахвальством, кто робко оглядываясь,
не видят ли его учителя и знакомые, – смотреть на них противно. Но Макс
курил именно так, как нужно – красиво и уверенно. Сразу становилось понятно,
что он взрослый и вправе поступать, как хочет. Он никому ничего не доказывал,
не старался казаться кем-то другим – смелее, раскованнее, старше. Он просто был
собой, и это удивительно ему шло.
Я, конечно, не слышала, о чем они с Милой разговаривали, но
поняла, что больше говорит она, словно доказывая что-то, а он лишь изредка
вставляет несколько слов и снова затягивается, немного запрокидывая голову к
небу.
Руку защекотало. Я поднесла ее к лицу и увидела, что по ней
ползет божья коровка. Я отвлеклась всего на полминуты, сдувая ее, а, когда
подняла глаза, Мила уже уходила. Одна! Она прошла совсем близко от меня, стуча
каблучками. Надо знать ее так хорошо, как я, чтобы понять, что она убита!
Раздавлена! Ее лицо не выражало ничего, но именно это неопровержимо
свидетельствовало о том, как ей сейчас плохо.
А Макс, будто в задумчивости, стоял у крыльца.
«Мой выход», – решила я.
Достав из сумки книгу, я взяла ее в руку и задумчиво
направилась к зданию университета. Я не смотрела на Макса, но чувствовала, где
он стоит.
Вот я уже у крыльца.
Еще шаг…
– Ой! – вскрикнула я, роняя на землю книгу. –
Извините, пожалуйста!
Макс растерянно посмотрел на меня.
– Это я виноват, – он нагнулся, поднимая
книгу. – О, «Девять принцев Амбера».
– Люблю фэнтези.
Я улыбнулась, на мгновение коснувшись его руки своей.
Мой голос вводил его в ступор, я видела это. Макс немного
нахмурился, словно пытаясь сообразить, откуда он ему знаком.
– Погоди, ты, наверное, Макс?! – Я ужасно
волновалась: сработает или нет. Он разглядывал меня, но я никак не могла
понять, нравится ли ему то, что он видит.
– А ты… Должно быть, сестра Милы Зиминой… –
ничего, быстро соображает. – И мы с тобой вчера разговаривали. Ты всегда
ведешь разговоры вместо своей сестры?
– Нет, только по вторникам, – попыталась пошутить
я, но тут же состроила серьезную мину. – Понимаешь, я сначала все пыталась
понять, кто это мне звонит, ну а потом… потом было уже поздно!
Макс улыбнулся.
– А ты к сестре? – вдруг опомнился он. – Вы с
ней немного разминулись. Наверное, она уже в метро спустилась.
– Упс, опоздала, – вздохнула я. – Жаль,
теперь билеты в кино пропадут… О! Может, составишь компанию? Это новый
фэнтезийный блокбастер, тебе должно понравиться.
Макс оценивающе посмотрел на меня. Мне показалось, что он
все обо мне понял.
– И ты всегда такая смелая? – спросил он, пиная
носком ботинка попавший под ногу камешек.
– Нет. Только когда очень-очень надо.
– Ну хорошо, авантюристка. А зовут-то тебя как?
– Зови меня Эль, – ответила я, подмигивая.
ВСЕ, ЧЕГО ВЫ НЕ ХОТЕЛИ ЗНАТЬ ОБО МНЕ
Сколько себя помню, у нас только и болтают о моей сестре.
Ах-какая-она: умная, красивая, воспитанная, замечательная – нужное подчеркнуть.
Эмилия для них как свет в окошке. К тому же у нее с десяти лет астма. «Слабое
здоровье», как говорит мама, а это значит, что все подчинено заботам о Милином
здоровье. Например, на каникулы мы едем не туда, куда хочется, скажем, мне, а в
места с благоприятным климатом. Сырость, большие пыльные города и прочее – под
строжайшим запретом. В этом году вместо Нью-Йорка, о котором я мечтаю уже
давно, года два, опять отправились к морю. И так, заметим, каждое лето.
Раньше Мила была для меня кем-то вроде священного идола. А
как же: старшая сестра! Когда мне едва исполнилось пять, к ней пришли подруги.
Больше всего мне тогда хотелось, чтобы они приняли меня в свою компанию. Но
кому интересно играть с малявкой?!
Когда мне было одиннадцать, сестра по-прежнему занималась
только собой, но я, как распоследняя идиотка, еще верила ей. Однажды Мила
обещала сходить со мной в кафе, но забыла. И тогда я вылила в окно ее любимые
духи и написала на стене помадой, как я ее ненавижу. Угадайте, кому досталось?
Когда мне было тринадцать, я решила делать все ей назло и
вела, честно говоря, себя очень глупо. Не причесывалась целыми днями, рвала и
пачкала собственные вещи, бросала в комнате огрызки яблок и кожуру апельсинов,
чтобы этой аккуратистке стало дурно. Всячески выводила ее из себя, но тогда у
меня еще не было против нее идеального оружия.
Теперь есть. Я повзрослела, освоила искусство плавания среди
пираний и крокодилов. И у меня есть зубы.
Мила
«Все будет хорошо. Все обязательно наладится». Мама любит
эту фразу. Она часто повторяла ее, когда в жизни случались какие-нибудь
неприятности. Помню, я получила в школе тройку за контрольную по физике и так
расстроилась, что проревела целый вечер. А мама сидела рядом, ласково гладила
по голове и обещала, что все обязательно наладится. Все действительно
исправилось, я закончила школу с золотой медалью и сейчас, вспоминая тот
случай, думаю, какой была маленькой и глупой.
Все изменилось. Я выросла, а вместе со мной – и мои
проблемы. Теперь я не могу, как прежде, подойти к маме и пожаловаться на Макса
и на сестру. Даже скорее на Макса. Что можно ожидать от сестры, я примерно
знаю. Но он для меня число икс, вычислить которое за недостатком данных
абсолютно невозможно.
Анализируя прошлое, я понимаю, что он никогда не раскрывался
полностью. Да, он легко сходится с людьми, мы очень часто бываем в одной
компании, и он действительно никогда ничего мне не обещал и не предлагал. Мне
часто казалось, что я нравлюсь ему. Но что это было? Только взгляды, только
улыбки. Возможно, и это я придумывала, внушая себе, будто разглядела в его
глазах особое отношение. Когда мы сидели в «Ойкумене» и его рука лежала поверх моей,
неужели и это ошибка, чудовищная ложь? Где же тогда правда?.. Говорят, когда
водолаз опускается под воду, у него может произойти смещение реальности, и он
вдруг перестает понимать, где верх, где низ, и погружается на дно, думая при
этом, что стремится к спасительной поверхности. Точно так же со мной. Все
ориентиры потеряны, и я не представляю, куда плыть.
