Венгровер помотал головой — чего уж тут? Какие вопросы? Проигрывать это тоже искусство, и он это хорошо знал. С такими ребятами, как в МУРе лучше всегда сыграть в искренность, а дальше Бог поможет. Может ещё что-нибудь и придет в голову…
— Когда начали воровать?
— Лет с десяти, после расстрела отца.
— За что отца расстреляли? По политической?
— Да какая, к чертям, политическая…
Венгровер развалился на стуле и затянулся предложенной следователем папиросой.
Корнеев так увлеченно говорил о Венгровере, что было понятно — это одна из самых ярких страниц в его оперативной жизни. Владимир Федорович не только почти наизусть знал дело своего героя, но и старательно проштудировал все публикации о незаурядном воровском таланте Венгровера, было такое впечатление, что он цитировал любимую тему…
Родился Венгровер в Харбине. Потом семья переехала в Иркутск. Отец из ортодоксальной еврейской семьи пренебрег заветами торы и стал отъявленным уголовником. Сначала это были квартирные кражи, а в период голодного военного коммунизма квартиры заменили разбои и грабежи. По законам того времени Венгровера-старшего расстреляли.
Борис пошел по стопам родителя. Существует поверье, что воровской дар, как и музыкальный слух, генетически наследуется от родителей. Когда расстреляли отца, мальчишке было только десять лет, но в Иркутске в милиции о нем уже говорили как о профессиональном воришке. За два года его подвиги украсили всю иркутскую картотеку. Он часто попадал в милицию, но до шестнадцати лет его вынуждены были каждый раз освобождать. Но вот день семнадцатилетия Венгровера был отмечен первым судебным процессом. Но и тогда по молодости его долго за решеткой не продержали. Вскоре он попался ещё раз. И тут Венгроверу стало ясно: в Иркутске ему спуска больше не будет. И надо делать ноги. Но он не огорчился. Что там Иркутск?.. Хотелось большего. И он отбыл в турне в поисках приключений и воровской удачи.
Вынырнул Венгровер в Северной Осетии, где несколько лет проработал… пионервожатым.
— Только не удивляйтесь! — Корнеев усмехнулся. — У Венгровера был не только воровской, но и настоящий педагогический талант. Он вполне мог быть не хуже Макаренко в педагогике. А может, при другом раскладе, и новым Качаловым на театральной сцене. Но только этому не суждено было сбыться.
И вот в Орджоникидзе новое задержание и побег из-под стражи. После чего он уже в Ленинграде. Там за серию громких краж его ловят и судят, и в столыпинском вагоне возвращают в лагерь под родной Иркутск. В 1937-м, не просидев и года приговоренного срока, бежит из лагеря и появляется в Белокаменной. И здесь, наконец, его душа находит тот земной рай, которого ей так долго не хватало.
Если Остап Бендер вхолостую мечтал о рае в Рио-де-Жанейро, то Венгровер наяву нашел его в Москве с её новыми проспектами, застроенными современными зданиями, вестибюлями подземных дворцов метро, украшенных мраморными изразцами и цветной мозаикой, шикарными ресторанами, зазывающих к себе сверкающими огнями по приветливым вечерам. И, самое главное, со стройными и миловидными столичными прелестницами, способными легко оценить его остроумие. Москва олицетворяла будущее страны.
Что было до этого на его двадцатипятилетием веку? Судимости, мрачные казематы тюрем и узилища ИТЛ…
Возможно, кто-нибудь другой на его месте и начал бы новую жизнь с чистого листа. Но Венгровер уже не мог обходиться без очередного впрыскивания дозы возбуждающего адреналина в кровь.
В Москве у него не было знакомых и все же, перебрав в памяти всех, кого знал, он вдруг вспомнил Изю Дворецкого, с которым учился в иркутской школе.
С этого момента начинается занимательная эпопея похождений легендарного квартирного вора.
Изя Дворецкий по тогдашним меркам был удачливым жителем целой комнаты в Останкино. Незадолго до появления Венгровера арестовали отца Изи, убежденного большевика и политкаторжанина. Парень не мог поверить в то, что случилось. И только Борис Венгровер — веселый, уверенный в себе и находчивый — помог Дворецкому забыться и избавиться от горьких переживаний.
Полтора месяца они прожили вместе. Изя Дворецкий учился в школе прокуратуры, его мечтой было стать таким, как Вышинский…
А Венгроверу в Москве было где развернуться. Даже Ленинград казался теперь провинцией, ну а уж Иркутск или прожаренный солнцем Орджоникидзе, что они? Да разве могли сравниться с московским «Эльдорадо»?
В 1937 году его все-таки поймала московская милиция, но, перепилив решетку, он сбежал из участка. Через два месяца его снова ловят и вменяют тридцать крупных краж из госучреждений! А ведь это рекорд за полгода его похождений в столице.
В 1938 году новая судимость и суровая зековская доля в Темлаге. Но уже в 1939 году он опять бежит, но теперь точно знает, куда ему следует держать путь. Ловить жар-птицу можно только в Москве.
В 1939 году Москву взбудоражили слухи о необыкновенной банде квартирных воров-невидимок.
За короткое время в столице случились 60 домовых краж. Таинственных домушников не останавливали самые замысловатые замки и хитроумные засовы. Люди стали бояться оставлять квартиры даже на несколько часов. На улице Горького или Арбате ежедневно нежданные гости похищали из квартир именитых граждан ценные вещи.
Может быть, сегодня, — рассказывал Корнеев, — когда в Москве после 90-го года начались заказные убийства по несколько раз в неделю, а квартирные кражи теперь не обходятся без разбоев, то время современным операм покажется просто беззаботной забавой. Но нельзя рассматривать событие вне условий, в которых оно произошло…
Дело в том, что в 1937 году советская власть объявила — в СССР с уголовной преступностью покончено раз и навсегда… Все преступные элементы изолированы и заняты на строительстве каналов Беломоро-Балтийского и Москва-Волга, где труд перековывает правонарушителей в добросовестных созидателей новой жизни.
Москва стала безопасной для жизни народа, а 101-й километр от неё теперь черта оседлости для всех ненадежных персонажей. Закон о тунеядцах был призван оздоровить советское общество, а борьба с преступностью стала важным государственным делом при участии сознательных граждан.
Надо отдать должное нашим предшественникам в МУРе, — подчеркнул Владимир Федорович. — Ведь они действительно ликвидировали все «малины» и бандитские «хаты» в районах Сухаревки, Домниковки и Марьиной Рощи. «Фартовым дням» пришел конец.
Теперь, как это было совсем недавно, запросто завалиться в кабаки с «марушками» и цыганами уже не получалось. Швейцары и официанты были обязаны сообщать в милицию обо всех сомнительных гостях и оперативники сразу вызывали на «исповедь»: откуда деньги?
И вот на таком, казалось бы, благополучном фоне жизни в столице вдруг появилась группировка квартирных воришек, которая поставила на уши всю столичную милицию.
Шайка, собранная Венгровером, была особенной. Его люди не якшались с криминальным миром, никого из них не видели в блатных «малинах». Агенты МУРа только пожимали плечами на вопросы оперативников.
