Тот равнодушно пожал плечами. Разве что с любопытством мазнул взглядом по крышке гроба — абы кого на закрытом кладбище не хоронили. И почти никого из тех великих людей — в одиночестве.
Процессия машин получилась крошечная — авто распорядителя, профессионально отрабатывающего оплаченный заказ, и машина с покойным.
Путь успокаивал, равномерный процесс разгона и торможения по заметаемой снегом дороге был привычен и рутинен, а скорбный груз где-то даже навевал философские мысли.
Тем неожиданней оказался придурок на внедорожнике, подрезавший катафалк на светофоре, не давая проследовать за головной машиной.
— Ты куда лезешь, идиот! — Чудом избежав столкновение, растерял водитель всякую меланхоличность и задумчивость, врезав кулаком по клаксону.
Светофор дважды мигнул зеленым и через желтый перешел в красный цвет, добавляя неприятных эмоций.
Да тут еще из водительской и пассажирской двери машины лихача вышли рослые мужчины восточной внешности, одетые в не по зимнему легкие ало-золотые одежды, и зашагали к водителю.
Тот резво рванул дверь и вышел тоже — идиоты могли повредить арендованную машину, а на улице разбираться проще. В сжатый кулак легла связка ключей.
И тут же отшатнулся, завидев в руках впереди идущего маленький топор с алой краской на лезвии.
«Только бы зеркало не срубил» — тоскливо пронеслась мысль, руки сами собой опустились, и водитель отшагнул в сторону, оборачиваясь в поисках помощи у притормозивших на светофоре машин.
Но соседи в потоке тоже видели топор, и рисковать не спешили.
— Эй, ты куда! — Все же грозно рявкнул водитель, стоило первому подошедшему открыть переднюю дверь машины и нагнуться к рулевой колонке.
Однако не успел он всерьез испугаться угона и уже от отчаяния напрыгнуть на неприятеля, как тот щелкнул кнопкой открывания багажника, выпрямился и в прежнем неспешном ритме к концу длинной машины — вслед за вторым, что успел его опередить.
— Вы чего, мужики. Там же покойный.
— Вы чего! — Уже лепетал он, стоило одному из странных мужиков выдвинуть гроб.
Тот поддел крышку гроба лезвием, откинул крышку. Оглянулся на стоящего подле него господина, дождался короткого кивка.
Коротко рубанул топор.
Мимо остолбенело стоящего водителя прошел мужчина, удерживая в одной руке топор, а в другой — за волосы, голову мертвого человека.
Кровь давно спустили медики, но сам вид…
К слову, голову перед машиной аккуратно убрали в плотный черный пакет и с поклоном передали невооруженному пассажиру.
Глава клана Аймара вернулся на свое место в машине. С добычей, как оно и должно быть.
— Поехали. — распорядился он на английском, стоило бойцу клана устроится за рулем.
Дождавшись, когда машина резко рванет с места, проносясь на ярко-красный под звуки клаксонов и визг чужих шин, а потом свернет на более спокойную улочку вечерней Москвы, Аймара Катари переложил пакет с головой бывшего советника князя Черниговского на колени сидевшего рядом переводчика.
— Это тебе. — Прокомментировал он оторопь и непонимание в глазах молодого белорусского специалиста.
Юноша сдуру заглянул внутрь и резко отшатнулся, чуть не отбросив пакет со всем его скорбным содержимым — но поймал взгляд Аймара и замер, испугавшись живого гораздо больше незнакомого ему мертвеца.
Как оно и должно быть.
— И ч-чо я должен с этим делать? — Переводчика от увиденного ощутимо затрясло.
Взгляд его уперся в потолочную обивку машины, но колени чувствовали ледяной холод, растекающийся от содержимого пакета по ногам. А руки так и вовсе свела судорога на сжатых у горловины пакета ладонях.
В ответ на панический вопрос последовал вполне спокойный и даже несколько недоуменный ответ — с ощутимым акцентом небольшого племени, оседлавшего все горы Южной Америки.
— Переводить.
Глава 6
Звук сообщения на телефоне резанул по нервам, в одно мгновение вырвав из объятий сна. Мало кто знал этот номер, и еще меньше из их числа стало бы беспокоить в момент первого за четыре дня отдыха. В темноте, созданной поздним вечером и зашторенными шторами, подсветка включившегося аппарата выделялась достаточно, чтобы не тратить время на поиски. Чуть большее время понадобилось, чтобы взгляд привык к яркости экрана и сфокусировался на тексте послания.
«Подо мной сломался стул. Что делать?». Артем.
Понимание написанного кое-как пробирались через волну адреналина и разогнанного сердцебиения, проталкиваясь сквозь строй надуманных мной предположений с неловкой грацией медведя, познакомившегося с мебелями Большого театра.
«Не подавай виду» — Я сосредоточенно набил ответное послание.
«И, кажется, слегка продавливается основание ложи».
А вот уже это сообщение было наполнено легкой паникой, хотя черный на белом шрифт вряд ли мог передавать эмоции. Но у Артема с ненадежными конструкциями особые отношения — начиная от льда на реке, который после восьмого класса отказался его выдерживать, завершая иными постройками без капитальных фундаментов. Оттого, собственно, он и предпочитает селиться на первых этажах — во всяком случае, не высоко падать. Вот уж у кого действительно кость широкая.
«Постарайся лечь и распределить нагрузку».
Некоторое время подождал развития ситуации, но потом все же с силой выдохнул и отложил сотовый в сторону. Неприятностей не случилось — а это одна из самых счастливых новостей.
Обернулся на другую сторону широкой кровати. Ники рядом не было.
Наверное, с этим Веней. Делает ему МРТ. Или УЗДГ.
Волна ревности поднялась из глубины души, подзуживая на агрессивные действия.
— Ты обещал рассказать, чем все закончится. — Тихо произнесли голосом Ники из темного угла комнаты, противоположного окну и постели.
Эмоции мигом унялись, сменившись толикой вины и признательности. А привыкший к полумраку взгляд выхватил силуэт девушки, сидящей в кресле.
Я молча потянулся за одеждой.
— Конечно, мы можем и дальше жить в больнице. Сойдем за пациентов, — последовал горький смешок. — Но как долго нам скрываться?
Дома ее ждала полиция, равно как и меня. Мачеха и сестра находились под охраной, но всякий раз задаваясь вопросом — а достаточно ли та надежна, чтобы противостоять возможностям имперского клана, Ника не могла не загонять себя в ловушку бесконечных сомнений и переживаний. И даже если защиты достаточно — то сколько им с нею жить?
Раньше она задавала эти вопросы себе. Сегодня не выдержала и спросила меня.
Вопросы и рассуждения продолжались все то время, пока я одевался. Иногда она срывались на обвинения, иногда сама выступала мне адвокатом, защищая, убеждая себя, что иначе быть не могло. Под конец винила во всем себя лично, запутавшись в причинах и следствиях. Все эмоции, до того скрывавшиеся в ней, сжатые самообладанием и волей до огромного напряжения, сейчас рванули во вне, обращенные в слова, тон голоса и тихий плач.
