Затем, осознав тщетность поисков, так и замер со свисающей до пола рукой, с закрытыми глазами прижавшись щекой к кровати.
— Ты же губишь себя.
— А ты думаешь, путешествия во времени обходятся без последствий? — Поднял он на меня мутный взгляд.
В комнату суетливо вошел давешний доктор, удерживающий по две бутылки в каждой руке. Мне оставалось смотреть, как друг движением руки открывает первую и жадно приникает к горлышку.
Потому что воевать с пьяным — дело не самое мирное, когда тот в ранге «мастера».
Ему хватило и одной, откинутой недопитой на постель, чтобы отключиться вновь. Я аккуратно подхватил горлышко, чтобы не дать той разлиться еще сильнее и отставил в сторону. Доктор успел за это время сбежать.
Где-то в больнице обреталась Ника, которая могла поставить его на ноги. Чтобы тот осознанно стал пить вновь?
Дверь в комнату отворилась вновь, впустив прохладу в затхлый воздух темной комнаты. И привнеся знакомые ароматы, которые было странно ощущать здесь и сейчас. Но кроме того — смертельно опасно.
Я развернулся ко входу, бесстрастно глядя на Аймара Инку, замершую в проеме. В том объеме золота, что был на ней, было почти незаметно бежевое длиннополое платье. Золотые чешуи из тонких пластин обнимали шею, сплетенное из золота ожерелье спускалось каскадом к темному поясу, расшитому алой и золотой нитью среди золотых клепок и массивной пряжки. Золотой узор сплетался на подоле платья цветочными мотивами, вновь сплетаясь с алым у самой каймы. Золото было в высокой прическе, сцепленной заколкой — из белого золота. И от каждого украшения ощутимо веяло Силой.
Позади нее виделись еще четверо мужчин в возрасте, заморского облика, в просторных темно-алых одеяниях, шитых золотой нитью. И их одежда смотрелась куда как скромной в сравнении с одеянием принцессы.
Где-то совсем близко разошлась раскатом странная для поздней осени гроза.
— Я пришла не за тобой, — произнесла Инка, не навязывая поединок взглядами.
Она смотрела чуть в сторону, позади меня. Ее руки оставались сцепленными на уровне живота, а в голосе ощущалась примирительная нота — невозможная, немыслимая за все дни сложного сосуществования.
Аймара сделала полшага вперед — тихонько пропели золотые украшения — тут же жестом руки остановив свиту, пожелавшую ее сопровождать.
— Княжич болен. Приходите позже. — Отчего-то уловил я смущение в своем тоне, стараясь телом скрыть от нее состояние Артема.
— Я знаю. — Двигалась принцесса в звучных переливах драгоценного металла, обходя меня стороной.
И становилось совершенно ясно, на кого смотрела она все это время.
Инка замерла возле постели, теплым взглядом и с мягкой полуулыбкой смотря на растрепанного Шуйского, сжавшегося на кровати под совсем небольшим для него пледом.
— Завтра ему станет лучше, наверное. — С надеждой предположил я. — Приходи завтра.
— Завтра будет еще хуже. — Провела Инка ладонью над его волосами, не касаясь. — Он сожжет себя изнутри. Я вижу, я знаю.
— Я передам, что ты приходила. А теперь будь так добра, уходи.
— Я уйду. — Согласно кивнула Аймара, не отрывая от княжича взгляда. — Вместе с ним. Я пришла за ним.
— Тут кое-кто будет против. — Лязгнул я голосом.
— Ты хочешь, чтобы он был здоров? — Впервые обратила Инка на меня взгляд.
— У него есть родной лес. Я перевезу его туда, он его вылечит. — Упрямо нахмурился я.
— Лучше гор могут быть только горы. — Вновь смотрела Аймара на Артема. — Лес не станет перечить господину, который решил себе вредить.
Я собрался было возразить, а потом зацепил взглядом разбросанные на полу бутылки, принесенные слугой, и с досадой прикусил язык.
— Ты же осознаешь, что если ты не вернешь его сразу, как он поправится, я приеду к вам и… — Начал я с ощутимой угрозой.
— Ты обещал. Я запомнила.
— Что обещал? — Сбился я.
— Приехать к нам в гости, — мечтательно улыбнулась Артему Инка.
Четверо свитских вошли в комнату, внеся с собой несколько длинных кофров, из которых деловито извлекли мощные рейки, оперативно собрав на полу добротные носилки с плотным тентом. Уложили их рядом с княжичем на постель, в восемь рук подхватили так и не проснувшегося Артема и перенесли его на носилки, с ощутимым кряхтением приподняв над постелью. Метнувшийся с кресла серой тенью котенок, в панике запрыгнувший на ноги княжича, был и вовсе воспринят недовольным гудением грузчиков — тут же унявшимся после колкого взгляда принцессы.
У выхода носилки качнулись, и Артем все-таки приоткрыл сонный взгляд, глядя на стоявшую подле Аймара Инку.
— Знал бы — сам похитил, — заплетающимся языком поведал он ей, вновь закрывая глаза.
Дверь никто закрывать не стал.
Оттого вернувшийся через какое-то время доктор подходил к комнате, двигаясь вдоль стены коридора и с опаской заглядывая внутрь.
— А где княжич? — Спросил он меня, заглянув во все углы комнаты и под диван.
— Движется в направлении светлого будущего, — тяжко вздохнул я, сомневаясь в принятом решении.
— И как там, в будущем? — Устало до апатии смотрел доктор на меня.
— Тепло и море. — Пожал я плечами. — Красивая девушка и счастье.
— Дожить бы. — С доброй завистью произнес он.
— Надо постараться. — Ободряюще улыбнулся я ему. — Всего-то — пятницу пережить, верно?
Секундная стрелка массивных настенных часов отщелкивала уже пятую минуту в полной тишине спальной комнаты.
А Аймара Катари все еще не находил слов, достойных главы международного клана. Иные слова у него были, в огромном количестве — но произносить их явно не стоило ни при патриархе Аймара Олланта, ни в присутствии пяти слуг. Хотя, как он догадывался, у тех тоже было огромное количество слов, которые они не могли произнести в присутствии главы клана. Особенно это читалось на лице белорусского специалиста, еще плохо умеющего скрывать эмоции.
Сам же Катари стоял монументом спокойствия, лишь глазами отражая ту мировую скорбь, что случается, когда родная дочь, пропадавшая неведомо где, через две недели притаскивает в семью пьяного мужика.
— Это мой муж, — сказала Аймара Инка, которую разыскивал весь мир.
И стальной Аймара Олланта, переживший море крови и две мировые войны, схватился за сердце. А ее отец аккурат начал подбирать приличные слова.
— Инка, — произнес он вводное слово для всех ранее придуманных предложений и остановился.
— Да, отец? — Даже не повернулась к нему дочь, продолжая сидеть на краешке дивана, касаясь ладонью огроменной лапищи дышащего перегаром небритого русского верзилы, сопящего под шелковой накидкой ее постели.
