— Ты невозможный циник.
— Я думаю, человек знает, что может грохнуться в воду, когда забирается на борт. — Остановился я возле двери машины, предлагая Елизавете занять сиденье первой. — Особенно если у него всего семь фото за час экскурсии.
Принцесса задумчиво повернулась назад, рассматривая, как поднимают продрогшую и посиневшую туристку, жалостливо цеплявшуюся за шею спасителя.
— Симпатичная. — Оценила она за мгновение до того, как потерять интерес и сесть в машину.
— Мне нужно попасть в Кремль. — Разместился я рядом. — В качестве обычного человека.
— Мой супруг или княжич Юсупов вместе с княжичем ДеЛара могли бы войти через главный вход. Обычному человеку там делать сегодня нечего.
— Войти не требуется. Достаточно попасть за ворота чуть дальше, чем дозволено всем остальным.
— Зачем? — Со вздохом задала она риторический вопрос — потому что тут же скомандовала ехать в Кремль.
— Чтобы сделать чуть больше, чем дозволено всем остальным. — Вежливо поумерил я ее любопытство.
Торопливые шаги по мраморной лестнице отзывались эхом под высокими сводами длинного коридора, ведущего от входа в Большой Кремлевский дворец к Александровскому залу, и новая группа свитских в деловых костюмах следовала за очередным князем, разодетым в меха, бесшумно идущем в центре по красной дорожке.
— Ухорские прошли, — тихо прокомментировал охранник, приданный мне в сопровождение.
Мы расположились у золоченной балюстрады, обрамлявшей подъем с правой стороны, в тени колонны, соседствующей с огромным батальным полотном на стене, и мало чем отличались от других охранников, присутствующих во дворце во множестве. Сосредоточенность, деловой вид — даже расцветка костюма все та же. Впрочем, все оттенки темно-синего были главным лейтмотивом этого дня. В деловом мире считают черный цветом траура и уместным для похорон, а все остальные оттенки, кроме синего — слишком пестрыми. Оттого разнообразие ограничивалось фасоном и еле заметными полосками, находя отдушину лишь в исполнении запонок на манжетах рубашек — и миллионы рублей решительно вкладывались в единственный доступный маркер богатства и процветания. Потому что дорогие часы еще требовалось ненавязчиво обнажить, а вот перстни и кольца уже шли по разряду оружия — тоже статусные вещи, но надо ведь продемонстрировать способность выкинуть кучу денег вдобавок к похвальным способностям широко бить и упрямо защищать.
В общем, все мое отличие от спутника — возраст, да отсутствующий бейдж, из-за которого спутник и был ко мне приставлен. Мало ли у кого появятся вопросы. Посторонних тут быть недолжно — и пусть все серьезные разговоры будут вестись в залах и альковах дворца, но лестница оставалась стратегическим объектом обороны.
— Оболенский, — шепнули мне, стоило неспешно подняться по лестнице сухонькому старику в тяжелой шубе в сопровождении пятерых зыркающих по сторонам мужчин.
На нас один даже недовольно и весьма подозрительно посмотрел — пришлось ему улыбнуться. Но человек, по всей видимости, оказался неконтактный и далее шел спиной вперед, не спуская с нас глаз.
В остальном же — полное равнодушие от хозяев и их слуг к случайным людям на их пути в главные палаты дворца. Все важное и интересное ждало их там, оттого отвлекаться…
— Князь, вы найдете минуту? — Произнес я, стоило князю Черниговскому пройти половину подъема.
Мундиру он не изменил, да и четверо его спутников тоже оказались одеты по форме. Еще одни дозволенные цвета и фасоны в приличном обществе — любые парадные мундиры. Даже в самых фешенебельных салонах примут офицера, без оглядки на его достаток. Разумеется, если тот не станет говорить о коммерции — ради этого, будьте добры, примерьте темно-синее и фальшивую улыбку…
Рядом закашлялся спутник, нервно взглянув на меня и по сторонам — словно решая, куда меня теперь прятать.
— О, Самойлов, — мягким голосом обрадовался мне князь. — Вы тоже тут. Не удивлен, но рад встрече в этот воистину драгоценный для вас день.
— Мы могли бы переговорить, ваше сиятельство? — Почтительно указал я вдоль балюстрады.
Переход на нее был тут же, у лестничного пролета, оттого просьба не казалась обременительной.
— Я думаю, не стоит. — Смотрел он на меня с довольной, сытой улыбкой.
— У меня есть к вам выгодное предложение. — Был я настойчив, игнорируя посеревшего и нервничающего охранника.
Потому что приставать к князю — обычно к неприятностям, а ему за меня отвечать перед принцессой.
— Если оно действительно выгодное, — задумался он на мгновение и решил ненадолго сменить маршрут.
— Что вы хотели, Самойлов? — Отослав охранника, князь встал подле меня.
— Я желал бы обменяться телефонами, — протянул я ему свою визитку.
Белую карточку без имени, с одним лишь номером.
— Понимаю, что сейчас вы стеснены временем, а вопрос очень серьезный. — Держал я прямоугольник картона, который князь и не подумал взять.
Даже руки словно не нарочно заложил за спину, сцепив в ладонях, и смотрел поверх моих рук.
— Не сомневаюсь, молодой человек. Но, думаю, вам придется поискать мой телефон самостоятельно. — Смотрели чуть маслянисто его глаза, а в голосе слышалась хищная бодрость. — Быть может, у вас даже получится. Быть может, я даже захочу с вами говорить. Если до этого с вами не проведет беседу палач.
— Ваше сиятельство…
— Хотя, пожалуй, я возьму, — сделал он жест свитскому, и тот бесцеремонно выдернул прямоугольник из моей руки. — Когда вы осознаете, что стоите дешевле наших договоренностей с князем Юсуповым, я хотел бы услышать в вашем голосе… Искреннее сожаление. Желание искупить? — Со смаком и довольством подыскивал он слова. — Хотя нет. Я хочу услышать покорность. И тогда ваши дела, может быть, наладятся вновь. Кто знает?
— Ваше сиятельство, — терпеливо переждал я его тираду. — Если придет миг, когда вас бросят и предадут все, на кого вы рассчитывали, позвоните мне.
Князь звучно рассмеялся.
— Когда станет так скверно, что исчезнут все шансы, знайте — у вас есть верный сторонник, готовый вас спасти.
— Ты убил моего сына, — теперь он смотрел откровенно зло. — О чем ты, демон побери, вообще говоришь.
— Он похитил мою жену. — Пожал я плечами. — За это был убит. Я не обвиняю вас в грехах сына и самозащите. Я даже готов забыть недоразумение прошлой ночи, если всех людей вернут, а убытки покроют.
— Ты их живыми не увидишь!
— Тогда цена помощи возрастет.
— Какая вопиющая наглость. Быть в отчаянном положении и еще требовать с меня деньги… — Заиграл Черниговский желваками.
— Всего то заберу у вас всех этих предателей, которые так сильно вас подвели. — Пожал я плечами. — Вам они будут все равно не нужны.
