Машина остановилась на перекрестке в полосе для левого поворота.
– Знаешь, – сказал Крейн, чувствуя себя совсем уж неловко, и дернул за дверную ручку. – Я сейчас выйду…
Она нажала на педаль газа, вывернула руль и, под пляшущими лучами приближавшихся машин, швырнула такси в поток на Стрип. Открытая пассажирская дверца моталась на петлях, и Крейн уперся ногами в пол, а левой рукой в «торпеду», чтобы не вывалиться на несущийся совсем рядом асфальт. Рявкали гудки, взвизгивали шины, и Крейн услышал позади звуки, самое меньшее, одного столкновения, но тут Нарди выровняла руль и устремилась в удачно открывшийся просвет в южном направлении.
Крейн позволил себе немного расслабиться, и когда встречный ветер прижал-таки открытую дверь, он захлопнул ее с такой силой, что оторвал ручку.
«Автомобиль – это смертоносное оружие, – подумал он, а я не желаю умирать трезвея, а не пьяным. Надо утихомирить эту психованную».
– Я, собственно… – начал было он делано легким и непринужденным тоном, но она тут же перебила его.
– О, нет, – сказала она с фальшивой веселостью, – позволь закончить мою мысль, дорогой. – Она вела машину быстро, обгоняя другие машины, и за окном Крейна мелькнул огромный бело-розовый клоун, стоявший перед входом в «Сёркус-сёркус». – Значит, смотри. Во-первых, я тебе не девочка, понял? И вряд ли когда-нибудь была ею. И я не хорошая – я в новогоднюю ночь зарезала старуху в одном доме около Тонопы, и искренне надеюсь, что мой брат окажется единственным человеком, которого мне придется убить до Пасхи. Но у меня рука не дрогнет… Если бы твоя червовая дама не погибла, я без раздумий расправилась бы с ней, если бы она оказалась на моем пути. – Она, похоже, выговорилась, гнев ее утих, и теперь покачала головой чуть ли не смущенно. – Будь я хорошей девочкой, я не смогла бы спасти тебе жизнь.
Крейн снова принял относительно расслабленную позу, но ему приходилось напрягать мышцы век, чтобы глаза не закрылись.
– Очень сомневаюсь, что у тебя это получилось, – сказал он. – Отец очень глубоко запустил в меня свои крючки. Сдается мне, что надежды для меня не осталось с шестьдесят девятого года, когда я сыграл в «присвоение» в его плавучем доме.
Нарди резко свернула на стоянку «Сизарс пэлас», промчалась по подъездной дорожке и остановилась в ряду, предназначенном для такси.
И, повернувшись на сиденье всем телом, взглянула на него широко раскрытыми глазами.
– Ты играл в «присвоение»?
Крейн тяжело кивнул.
– И… выиграл, если можно так выразиться. Я взял деньги за свою зачатую «руку».
– Но… нет, зачем тебе это понадобилось? Ведь ты уже был его сыном.
– Он этого не знал. И я тоже.
– Какого черта тебя вообще занесло туда, на эту лодку? Тебя затянуло туда или как?
Он пожал плечами.
– Не знаю. Я был профессиональным игроком в покер, как и мой приемный отец. Там играли в покер.
– Вылезай из машины.
Крейн помахал оторванной ручкой.
– Тебе придется меня выпустить.
В мгновение ока она выскочила из машины, пробежала перед капотом и распахнула его дверь.
Он вылез и потянулся в сухом, горячем воздухе.
– Хочешь хороший совет? – спросила Нарди, глядя на него снизу вверх с непроницаемым выражением лица.
Крейн улыбнулся.
– Ну, теперь твоя очередь.
– Не обижайся, но я и вправду думаю, что в твоем положении лучше всего было бы застрелиться.
– Я подумаю об этом.
Она вернулась к открытой водительской двери и села за руль. Автомобиль тронулся с места, и Крейн увидел наклейку на заднем бампере: «ОДНА НУКЛЕАРНАЯ СЕМЬЯ МОЖЕТ ИСПОРТИТЬ ТЕБЕ ВЕСЬ ДЕНЬ». Когда же машина уехала, он некоторое время смотрел на противоположную сторону Лас-Вегас-бульвара, на огромное пульсирующее неоновое зарево, которое представляло собой «Фламинго».
Когда оно начало расти в его глазах, он понял, что идет в ту сторону. «В среду ночью у них должен найтись номер», – подумал он.
Глава 30
И тебе позволят играть задарма
Конечно же, Сьюзен ждала его – исступленно ждала. Он поспешно избавился от одежды, забрался с нею в постель, и они несколько часов предавались яростной любви.
Крейн даже не осознал того момента, когда сознание окончательно ускользнуло в сонное забытье – в номере имелась полная бутылка «Вайлд тёрки», и всякий раз, когда тело Сьюзен начинало истончаться под ним, он отрывался от ее горячего мокрого рта и делал глоток из горлышка, чтобы восстановить ее целостную потную телесность, – но, проснувшись через несколько часов, он почти явственно услышал, как все рухнуло.
Он лежал, голый, на полу, в квадрате солнечного света, и несколько минут не шевелился, лишь работал легкими; все перенапряженные механизмы телесного самосохранения были сейчас сосредоточены лишь на том, чтобы как-то приглушить боль, которая прочно угнездилась во всех уголках тела и, казалось, пришила его к полу. Голова и чресла были невероятно опустошены, высушены, как останки зверька, сбитого машиной и отброшенного на обочину какого-то ужасного шоссе.
Через некоторое время сквозь руины рассудка, как человек, выползший из заваленной обломками прихожей разбомбленного дома без крыши, просочилась одна мысль: если это был секс, значит, я готов радостно обняться со Смертью.
С того места, где он лежал, была видна пустая бутылка «Вайлд тёрки», валяющаяся на ковре. Он смутно осознал, что искусственный глаз снова совершенно ничего не видит.
Какое-то время у него не было никаких других мыслей. С трудом поднявшись на колени – и рассеянно отметив, что перевернутая постель, заляпанная кровью и бурбоном, пуста, – он все же сумел встать во весь рост. И, опасно раскачиваясь, доковылял до незанавешенного окна.
Он находился на десятом, наверное, этаже. Под окном располагался большой плавательный бассейн овальной формы с как будто выщербленными краями, а с востока бассейн обрамляло, будто скобка, здание с ломаной крышей, которое он узнал сразу, хотя никогда прежде не видел его сверху.
Первоначальное трех-четырехэтажное здание «Фламинго» казалось совсем крошечным рядом с вознесшимися ввысь башнями зеркального стекла, которые теперь охраняли его с трех сторон и огораживали от Стрип, и Крейн мимолетно расстроился, увидев бетон и розовые шезлонги там, где некогда Бен Сигел устроил розарий.
Он отвернулся от окна и дрожащими руками поднял брюки. «Если глаз твой соблазняет тебя, вырви его, – думал он. – И если бдительность твоя соблазняет тебя, выйди и отыщи что-нибудь, в чем утопить ее».
Винный магазин нашелся на Фламинго-роуд сразу позади многоэтажной автостоянки отеля, и, послонявшись по узким проходам, он отделил от одной из пачек, распиханных по всем карманам, стодолларовую бумажку и заплатил за две упаковки по шесть банок «будвайзера» и – это показалось ему важным – дешевую кожаную шляпу из тех, которые почему-то любят пьяницы, украшенную серебристыми пластмассовыми зверями и золотой надписью «ЛАС-ВЕГАС» спереди. В кассе ему без малейших затруднений дали сдачу с сотни.
