Отдохнув, они пошли дальше – нужно было забираться еще выше, к самым облакам. Подъем был тяжелым. Тропа порой маячила перед самым носом, солнце пекло немилосердно, пить хотелось до зубовного скрежета. Но отец все шел и шел вперед, заставляя Матвея идти следом, не сдаваться. И Матвей тоже шел, сцепив зубы. Отец не сдается, а он чем хуже?
Так и дошли. На чистом гоноре, как сказал потом отец, хлопнув его по плечу. Упали под кедром, на самом краю обрыва, и смотрели вдаль, на горы.
У ног их расстилалось всхолмленное поле, переходящее в пологие горы, скрывающиеся в дождевой пелене. Быть непогоде, прав был батя. Вот же чутье у него на погоду! Хотя чему тут удивляться. Если ты живешь всю свою жизнь в тайге, охотишься на зверя, ты и сам становишься частью этой тайги, перенимаешь звериные повадки. Вот и отец стал тайгой. Ходит бесшумно и быстро, спит чутко. Ему под любым кустом в тайге и стол, и кров. И от этого он бережет тайгу как свой дом, не берет лишнего и его тому учит.
– Бать, а сколько ты обычно зверя берешь за зиму?
Отец усмехнулся и ответил:
– Да сколь тайга даст, сын. Мы ведь с тобой здесь хозяева, понимаешь? Но не такие хозяева, как ты у ружья хозяин. У ружья ведь как? Оно твое и все. А с тайгой все наоборот. Тут ты ей принадлежишь и поэтому хозяин. И должен беречь ее как свой дом бережешь. Не чинить разору самому и другим не давать. Каждая былинка здесь как волосок на голове твоей. И если зазря ты ее рвешь, тайге плохо. Помни об этом, сын. Всегда помни.
Матвей сидел, потрясенно слушая отца. То, что он сказал сейчас, так перекликалось с его собственными ощущениями. Он думал, что его отношение к тайге как к живому существу – странность. А оказывается, отец так же к ней относится. И это полнило его тихим счастьем и делало отца еще роднее.
Посмотрев еще раз на небо, отец сказал:
– Пойдем, сын. Нам до грозы уже никак не успеть. Так хоть не на открытом месте пережидать. Тайга от дождя укроет и в обиду не даст.
Отец достал из мешка флягу, куда утром перелил остатки иван-чая, и протянул Матвею.
Сделав пару добрых глотков, Матвей вернул флягу отцу и поднялся.
И они пошли, ускоряясь, хотя Матвей был уверен, что сил уже не осталось. Но удивительное дело – иван-чай разошелся по жилам и усталость ушла. Как будто и не было тяжкого подъема.
А гроза за спиной набирала обороты. В спину тянуло влажным ветром, напитанным запахом грозы и трав, гулко громыхал гром, отражаясь многократно в горах. Но все это было там, за спиной. А здесь все та же удушливая жара и пот, ручьями бегущий по лицу и разъедающий глаза. Отец на ходу достал из мешка две тесемки и протянул одну Матвею:
– Повяжи на лоб, глаза от пота спасает…
И пошел дальше, упруго, пружинисто, неслышно. Матвей шел следом, стараясь подражать его походке, и тихо радовался – получалось! Он тоже теперь ступал бесшумно, как будто обтекая ступнями все веточки и шишки, и дыхание не сбивалось. Винтовка уже солидно оттягивала плечо, да и топор на поясе тянул к земле. Но ничего, это все мелочи. А вот попробуй-ка без топора шалаш себе сообрази? Или таган сооруди? Можно конечно, но вымотаешься при этом… Топор – первый в тайге помощник. У отца топор серьезный, с длинным топорищем, увесистый. У Матвея поменьше, им плотничать удобно. При помощи топора отец мог сделать абсолютно все, даже ложку выстрогать.
Они ушли глубоко в тайгу, кедрач уступил место разлапистым пихтам и сумрачным елкам, приземистым и колючим. Отец высматривал место, где им переждать бурю. А то, что надвигается именно буря, уже было ясно. По небу неслись разорванные клочковатые тучи, ветер тонко и зло свистел в ветвях кедров, сбивая на землю мелкие ветки и роняя зеленые шишки. Гроза за спиной ревела и рычала, терзая сосняки и кедрачи, хлеща их ливнями и градом. И вот наконец они вышли к огромной старой лиственнице, разлапистой и мощной. Вплотную к ней стояли несколько таких же огромных пихт. Под их ветвями они и расположились. Удара молнии они не боялись – вокруг было много гораздо более высоких деревьев.
Первые тяжелые капли захлопали влажно и сочно, заставляя лапы раскачиваться в такт. Серко уселся между Матвеем и его отцом, высунув язык и поглядывая на небо с некоторой опаской. А в небе уже шли на сближение две огромных тучи, сами похожие на горы. Угольно-черные снизу и кипенно-белые вверху, они неслись друг к другу со скоростью двух поездов, поливая все по пути тугими струями ливня. Стремительно темнело. Матвей глянул на отца, и вопрос замер у него на губах – отец восхищенно смотрел в небо:
– Вот это силища, сын! Вот это мощь! Гора с горой никогда не сойдется, а в небе вон, вишь, запросто. Э-э-э-эх, сейчас как шар-р-рахнет!
И в этот момент тучи сошлись. Огромная ветвистая молния ударила в землю. От тяжкого грохота вздрогнула земля, а с лиственницы посыпалась хвоя. Серко вжал голову в плечи и даже зажмурился. Небо разверзлось. Молнии сверкали одна за другой, грохот гремел не переставая, и вода с неба лилась сплошным потоком. А потом вдруг внезапно посветлело и… пошел град. Крупный, с голубиное яйцо, он гулко бил в стволы деревьев, шлепал по лужам, взметая целые фонтаны брызг, покрывал землю толстым слоем кусочков льда.
И вдруг заиграло солнышко и пошел легкий слепой дождик. Матвей выскочил из-под защиты лиственницы и закричал от восторга: яркая огромная радуга разделила небо на две части и сияла сейчас невообразимыми цветами.
Гроза умчалась, оставив после себя потрясающей красоты небо и запах свежести. И Матвей дышал и не мог надышаться…
Участок они обошли за три дня, и отец остался очень доволен осмотром. Видели много соболей, урожай ореха в этом году выдался богатый. Видели следы медведей и лосей. Дважды видели маралов на соседнем склоне. А уж мелкого зверья в тайге было неисчислимое множество. Заехали на голубичник и набрали полную телегу – зимой варенье будет сказочное. А на пасеку заезжать уже не стали, решили следующим заходом туда с медогонкой заехать. А еще Матвей набрал для мамы целую охапку ее любимых жарков и сидел сейчас в телеге, представляя себе ее счастливые глаза…
Глава 12
Раннее-раннее утро. Легкий ветерок покачивает яблоньку за окном и колышет вышитые мамой неплотно прикрытые занавески. Рассветное солнышко то и дело заглядывает в комнату, и пылинки лениво кружатся в теплых лучах, где-то в углу тонко пищит комар. Маленький трехцветный котенок нападает на свою тень, задрав хвостик – морковку и смешно выгибая спину. Пахнет теплым хлебом и простоквашей.
Матвей потянулся до хруста, вскочил с лавки и отправился умываться. Родители уже поднялись и вовсю управлялись по хозяйству. Нужно было успеть пораньше все закончить – сегодня вся деревня идет на заготовку иван-чая. А дело это ответственное и суеты не терпящее. Матвей быстро ополоснулся и принялся помогать отцу. Задать корма, выпустить корову (стадо уже шло по улице в сторону пастбища) и сделать еще сотню мелких, но обязательных дел.
Потом быстрый завтрак и в путь. Мама собрала с собой котомку с едой – десяток яиц, крынка молока, хлеб, зелень, курочка да копченое сало. Ах, как отец коптит сало! На ольхе, обложенное чесночком, с мягкой тонкой кожицей…
