С двух краев куска все еще мягкой берёсты отец ножом вырезал замки. Затем быстро и ловко свернул бочонок, использовав в качестве дна тонкий отпил от этой же березы. Приколотил берёсту по нижнему краю к отпилу, а края свел и замкнул в вырезанные ранее замки. Когда берёста высохнет, замки сомкнутся плотно и бочонок будет держать воду.
Таких бочонков получилось шесть штук, и этого должно было хватить для заготовленного иван-чая…
Матвей с отцом ворошили листья в перерывах между другими домашними делами до тех пор, пока мама не сказала, помяв один листочек в пальцах:
– Все, достаточно. Теперь обминать.
Матвей пристал с расспросами:
– Мам, а как ты поняла, что пора?
– Вот смотри, – она взяла в руки лист, – лист сначала какой был? Крепкий и плотный. А сейчас он мягкий и тоненький. Из него лишняя влага ушла. Жилка в середине видишь какая – мягкая, нежная. И теперь надо его обмять.
– А зачем мять? Он так не высохнет что ли?
– Обминают, чтобы он свой сок дал. Если сразу мять, он воду даст и толку не будет. А так воды уже нет, а сок еще есть.
Мама начала мять листья руками, как капусту при квашении, а Матвей с отцом принялись помогать. И мяли до тех пор, пока листья не стали влажными и темными. Листья, полежав немного, стали скручиваться в трубочки. Матвей во все глаза смотрел на этакое чудо – листья как живые! И убеждался в том, что все вокруг живое, такое же, как и он сам.
А какой запах стоял! Запах свежескошенной травы, напоенной солнцем и теплом. Матвей вдыхал и не мог надышаться этим ароматом.
Отец тем временем принес берестяные туеса и начал плотно закладывать в них лист иван-чая. Набили туеса, и мама накрыла их сверху крапивой – плотно, стебелек к стебельку. Это для того, чтобы листья свой сок не теряли, а напитывались им, набирались вкуса и силы. Бочонки убрали под навес, пусть теперь стоят до завтрашнего вечера…
Весь следующий день Матвей ждал, когда же они откроют туеса? Очень ему было интересно увидеть, что же получилось? С утра они с отцом поехали на пасеку – нужно было мед откачать, да и вообще проведать – не набедокурил ли медведь?
Сели на телегу и отправились. Уже на подъезде к пасеке Серко с грозным рыком рванул вперед, и скоро оттуда донеслось его низкое рычание – он кого-то встретил. Матвей учуял запах дыма и взялся за винтовку. Отец только молча глянул на него и покачал головой – не надо, мол.
Въехали на пасеку и увидели… Бирюка. Тот сидел у костра и спокойно смотрел на них. Серко стоял напротив и рычал на одной ноте, грозно встопорщив загривок. Отец соскочил с телеги и пошел к шалашу. Бирюк встал и шагнул навстречу, не обращая внимания на Серко. Но тот не привык к такому отношению и встал между ним и отцом, злобно сверкая глазами и ощерив клыки. Отец молча смотрел на Бирюка, а тот на Матвея. Потом сказал, обращаясь к отцу Матвея:
– По здорову тебе, хозяин. А я вот тут пожил немного, не серчай. Пчел твоих не трогал, а и они меня тоже.
Отец глядел на него спокойно, в глаза. Потом сказал:
– И тебе не хворать. Кто таков?
– А ты вон у сына своего спроси, он знает, – Бирюк кивнул на Матвея.
– Ты на сына моего не кивай. Я ведь тебя спрашиваю, – отец выделил голосом слово «тебя».
Бирюк усмехнулся:
– Может, сядем? В ногах правды нет, – и показал на костер перед шалашом. Их шалашом.
У отца на скулах забегали желваки:
– Мы может и сядем. А ты не шибко тут хозяйничай.
Обошел Бирюка, заглянул в шалаш, осмотрел пасеку, вернулся к костру. Матвей все это время сидел на телеге, не убирая руки с винтовки. Бирюк молча следил за отцом Матвея. А тот глянул на него цепко и спросил:
– Чего хочешь?
– Можно в зимовье вашем зиму пережить?
– Как жить будешь? Ружья нет, одежды нет, припасов нет… а?
– Справлюсь.
– Не справишься. Кто таков?
Бирюк уселся на скрещенные ноги и сказал, с вызовом глядя отцу в глаза:
– Беглый я. От войны убег. Что делать будешь?
Отец нахмурился, поглядел на Матвея, потом опять на Бирюка. Сел к костру, протянул к огню руки. Матвей спрыгнул и тоже подошел. Серко сел рядом, настороженно глядя на гостя.
– А что тут сделаешь? Запретить я тебе не могу. Прогонять тоже не стану. Живи. Но узнаю, что пакостишь – выслежу и застрелю. Так нормально?
Бирюк поглядел оценивающе, но отец ответил спокойным взглядом, и тот опустил голову:
– Нормально. Куда деваться.
Матвей спросил:
– А чего ты к людям не идешь? В деревне работа всегда есть, лишних рук не бывает.
Отец тоже вопросительно посмотрел – ему понравился вопрос Матвея.
Бирюк помолчал и сказал:
– Да кто ж меня примет, беглого?
– А то, что ты беглый, на лбу у тебя написано?
Бирюк помолчал и ответил:
– К зиме решу, что делать. А пока тут побуду, пасеку сторожить стану, если не против.
Отец сказал:
– В зимовье не ходи – мы сами там будем до снега. А после решим. Пошли пока помогать…
Они откачали мед, оставив пару рамок и небольшую баклажку Бирюку. Тот благодарно наклонил голову и ничего не сказал.
Вернувшись домой, Матвей первым делом пошел к туесам – любопытство разбирало. Снял травы, и под навесом воцарился густой аромат свежих яблок с ноткой земляники! Ух ты! Вот это да! Как же трава может пахнуть яблоками? Матвей для верности чуть не засунул голову в туес, не в силах поверить, что это именно от иван-чая такой чудный запах. Подошла мама, и они вдвоем стаскали туеса в уже протопленную сухую баню. Там они расстелили полотно в парной и рассыпали лист. Здесь он будет сохнуть до утра. А уже утром мама досушит его в печи. И после этого чай наберет свой полный вкус и аромат, и будет долго храниться. Цвет тоже занесли в баню досушиться. Зимой его будут добавлять в чай для запаха. А этим вечером они заварили первый в жизни Матвея его чай. И даже без меда он казался ему необыкновенно вкусным и ароматным…
Глава 13
…Вж-ж-жих! Подшаг, правая рука назад, левая вперед и вверх… Вж-ж-жих! Подшаг…
Полуденное солнце беспощадно калит голову и плечи, домотканая рубаха пропиталась на спине потом. Но пот моментально высыхает и берется соленой корочкой. Запах свежескошенной травы и гудение мошкары, тихий шелест березок и осин. Тайга замерла и почти не дышит в этом зное, как будто боится обжечься.
Их покос расположился на дальнем лугу, между тайгой и небольшой речушкой, в которой водились пескари и гольяны. Травы на этом лугу всегда стояли богатые, густые, и сено здесь ставил еще Матвеев прапрадед. Каждое лето Матвей приезжал сюда с родителями. Сначала помогал сгребать скошенную траву в валки, купался и ловил гольянов в быстрой прозрачной воде. Потом начал помогать сметывать копешки. Сидя в теньке, он маленьким наблюдал, как отец с мужиками идут рядом, мерно взмахивая литовками. И косы звенят, срезая травы и укладывая их под каждый взмах. А потом, во время обеда, отец со звоном правил косы всех работников, пока мама выставляла на тряпицу нехитрую домашнюю снедь. И нигде Матвею так вкусно не елось, как на покосе…
