Работы сегодня уже не предвиделось – вода будет уходить с луга до утра. И только завтра после того, как роса обсохнет, можно будет раскидать копны для просушки. И Матвей засобирался в тайгу. Взял винтовку, свистнул Серко и пошел побродить в одиночестве.
Тайга волновалась и шумела, не успокоившись еще после дождя. Там и тут с веток срывались тяжелые капли, влажная листва густо шелестела на ветру, дышалось легко и привольно. Запах грибов почти исчез, зато пахло свежей зеленой травой и березовой листвой, а в сосняке стоял яркий аромат лежалой хвои.
Матвей бродил так довольно долго, без какой-то особенной цели. Солнце уже касалось верхушек самых высоких сосен, когда он повернул назад, к стану. И тут Серко вдруг насторожился, встал, принюхиваясь.
Матвей поглядел на друга и зарядил винтовку. Из-за большого разлапистого куста вышел… Урсул! Матвей сразу его узнал по ошейнику из темной шерсти на шее. Урсул тоже узнал Матвея, пошел к нему, переваливаясь. Он вырос и стоя на четырех лапах был уже по пояс Матвею. Подошел на расстояние шага, косясь на Серко настороженно. А тот просто обнюхивал медвежонка, виляя кончиком хвоста.
Матвей замер, боясь пошевелиться. Урсул все же стал уже диким зверем, живущим в тайге, мало ли…
А медвежонок обнюхивал Матвея, смешно вытягивая губы трубочкой и водя носом в разные стороны. Вот он подшагнул еще ближе и уткнулся лбом Матвею в живот, заставив пошатнуться. Матвей положил ладонь Урсулу на загривок, потрепал, почесал за ухом, и медвежонок выдохнул расслабленно, заваливаясь на бок. Он принялся ловить руку Матвея своими лапами, и когда поймал, тут же потянул ее в пасть. Матвей отдернул было, но Урсул не отдал, заворчав басовито. Взял аккуратно зубами, а потом отпустил, вскочил, отпрыгнул в сторону и оглянулся на Серко – побегаем? Серко не заставил себя упрашивать, и с веселым порыкиванием бросился за медвежонком. Так они носились ураганом по окрестным кустам, сметая все на своем пути. Серко догонял и пытался тяпнуть Урсула за заднюю ногу, а тот на бегу крутился вокруг себя и снова бежал. Потом он развернулся и налетел на Серко, подмяв его под себя, и они покатились по траве. Матвей же наблюдал за их игрой и пытался понять, к добру ли эта встреча? Ведь Урсул – зверь, и не должен подходить к человеку. А если он увяжется за Матвеем и выйдет к стану? А там дети и девчата, перепугает ведь. Да и собаки там. И мужики с ружьями. Беда будет, надо его прогонять. Матвей встал, свистнул Серко. Тот с сожалением оставил Урсула и подбежал, сел рядом, вывалив язык – напрыгался. Урсул косолапил следом. Матвей присел на пень, протянул к Урсулу руку. Тот подошел, уткнулся носом в ладонь. Матвей заговорил, глядя на медведя:
– Уходи. Тебе не нужно за мной ходить, убьют тебя там. Уходи. Тайга – твой дом. И я буду к тебе приходить в гости. Может, встретимся. А сейчас – иди.
Он встал и подтолкнул Урсула в сторону. Тот подумал, что с ним играют, и пошел враскачку, пытаясь зацепить Матвея лапой за ногу. Тогда Матвей снял с плеча винтовку, поднял в воздух и выстрелил. Урсул отпрыгнул от него, глянул испуганно, и смешно переваливаясь, скрылся за деревьями. А Матвей сказал Серко расстроенно:
– Вот так, Серко, и уходят друзья. Но нельзя ему с нами, понимаешь?
Тот, конечно, понимал. И смотрел сочувственно, и сопел, и даже носом в ладонь ткнулся – не грусти, мол, друг. Я же здесь…
На стан Матвей вернулся уже затемно. Сидя у костра, рассказал отцу о встрече с Урсулом. Тот помолчал по обыкновению, и сказал:
– Ты снова все верно сделал, сын. Нельзя ему к нам. И лучше бы вам больше совсем не встречаться. Пусть живет. Шанс ты ему дал, так не забирай.
Матвей кивнул только – в глазах закипали злые слезы, но отец прав…
Ночью совсем распогодилось и вызвездило так, что в небо было больно смотреть. Яркие звезды куполом накрыли тайгу, большая луна освещала покос так, что можно было шить. Матвей сидел у маленького костерка, пил чай и думал о том, что иногда ради дружбы надо этой самой дружбой жертвовать…
Глава 15
Телега поскрипывала на ухабах, раскачиваясь и гулко бухая колесами в ямы. Они ехали домой. Вереница телег тянулась с покоса, и над дорогой летела песня. Девчата тянули ее удивительно звонко, отгоняя закравшуюся грусть. Всем было жаль уезжать с покоса – очень уж там было хорошо. Долгие ночные посиделки и купания, привольные песни и свежая земляника, веселые происшествия и добрая работа – все это было жалко оставлять до следующего лета. Да и завершение покоса говорило Матвею о том, что лето повернуло на осень, и скоро начнутся нудные дожди, а потом снова долгая снежная зима.
Но он не грустил. Осень – самая грибная пора, да и охота осенью. Они с отцом поедут на заливные озера, на утку. А по первому снегу будут долгими часами караулить гусей в засидках и тропить зайцев, погонять которых Серко был большой любитель. Матвей покачивался в телеге, размышляя о грядущих охотах. И мысли его невольно вернулись к Урсулу. Урсул не приходил, и в тайге Матвей с ним больше не встречался. Он думал с горечью, что напугал и обозлил медвежонка, но понимал, что так будет лучше для всех.
…Сборы были недолгими – свернули полог, загрузили в телегу хабар, да и тронулись в путь. Шалаши разбирать не стали – еще пригодятся, они приедут сюда для того, чтобы вывезти стога в деревню. Будут впрягать лошадей в волокуши, на которых и ставились стога, и тянуть сено в деревню, под навесы. Но это будет позже, в сентябре, а пока они ехали домой.
Дома их с отцом ждет мама – топит баньку и готовит праздничный стол, выставляя все самое лучшее. Она любит и умеет вкусно накормить хоть одного, хоть двадцать человек. В руках у нее все горит, любая работа спорится. Матвей всегда любил смотреть за ней, когда она что-нибудь делала по дому. Быстрая, подвижная, ловкая – мама всегда находила время для него. Стряпает пирожки, вся в муке, вытрет руки о передник и потреплет его по вихрам или испачкает ему нос в муке, мазнув пальцем. И этот теплый запах теста прочно ассоциировался у него с мамой и таким теплым уютом…
Матвей невольно сглотнул слюну, подумав о пирожках. Он любил с квашеной капустой – пышные, румяные, кисленькие. А отец любил с картошкой и шкварками. Матвей все время получал по рукам, тягая шкварки прямо со сковороды – он обожал ими хрустеть.
Но больше всего Матвей любил пельмени. Он с нетерпением ждал момента, когда установятся холода и отец будет бить скотину. С утра во дворе царило оживление. Приходил на подмогу отцу дядя Никодим – они с отцом дружили с детства и помогали друг другу. Во дворе они палили и скоблили поросят, обдирали и разделывали бычка. Мама тут же, на уличной печке, варила свеженину. Отец с дядей Никодимом при помощи только ножей быстро и ловко разбирали мясо, развешивая его на крючьях во дворе – парному мясу нужно остыть. Потроха и все для колбасы дядя Никодим забирал домой – его жена лучше всех в деревне делала домашнюю колбасу.
Потом, уже в тепле, отец большим ножом мелко-мелко нарубал мясо на пельмени, а мама заводила тесто. Матвею же доставалась почетная обязанность по чистке лука и чеснока. А после начиналось настоящее священнодействие – они садились лепить пельмени.
