– Если не перестанешь хмуриться, это обеспокоенное выражение навеки останется на твоем лице, – заметил он, пока я сидела в позе лотоса и вырезала узоры для корсажа одного из платьев.
– Легко тебе говорить, – огрызнулась я. – Это же не тебе поручили невозможное задание угодить леди Сарнай. Могу поспорить, она считает дни до того момента, как сможет вынести мне смертный приговор.
– Что ж, император Ханюцзинь определенно не встретит меня с распростертыми объятиями в случае твоей неудачи. Я, как-никак, ослушался его приказа, отправившись с тобой.
Верно, а я вела себя как неблагодарная.
Я опустила воротник на колени.
– Я слышала, как тот торговец сказал, что его величество болен.
Эдан хрустнул костяшками – раньше я не замечала за ним такой привычки.
– Время от времени император Ханюцзинь предрасположен к заболеваниям. Ваши боги присмотрят за ним.
– Разве ты не должен вернуться, чтобы вылечить его?
– Что-то мне подсказывает, что он скорее зол, чем болен.
Я не понимала, что это значит, но напряжение в его голосе послужило мне предупреждением, что расспрашивать не стоит.
– Ну, спасибо, что пошел со мной.
– Поблагодаришь меня, когда сделаешь платья.
Я покачала головой.
– Я по-прежнему не верю, что их можно сшить. Боги живут в отдельном мире от нашего. Они не соприкасаются.
– За исключением магии, – исправил он меня. – Я не соврал, когда сказал, что платья Аманы можно сшить.
– Ты также сказал, что этого не стоит делать.
– Верно. Эти платья обладают великой силой – силой, которая не предназначена для мира смертных. Но хорошо, что ты сомневаешься. Возможно, именно это и сохранит тебе жизнь.
Я никогда не видела Эдана таким серьезным.
– Ты пытаешься запугать меня?
– Нет, – его мрачное выражение лица не изменилось. – Я хочу, чтобы ты поняла: у некоторых путешествий есть конец, но не у этого. Оно изменит тебя. Безвозвратно.
– Разве не все путешествия меняют нас?
– Это не одно и то же. – Он наклонился. – Я тоже однажды путешествовал за пределы звезд.
– И что ты нашел?
Его голос стал поразительно мягким:
– Что это только начало.
Эдан встал, чтобы уйти.
– Если когда-нибудь передумаешь и захочешь вернуться, только скажи. Я не стану возражать.
– В смысле – это только начало? – крикнула я ему в спину.
Но, разумеется, он не ответил.
Глава 19
На следующий день Эдан вновь был в хорошем расположении духа, как всегда, и, к моему облегчению, не вспоминал о вчерашнем разговоре. Мне не терпелось продолжить путь. Чем раньше мы закончим это путешествие, тем быстрее я вернусь во дворец, начну шить платья и освобожусь от тяжкого бремени в виде обеспечения мира в Аланди.
Верблюды двигались быстрее лошадей, да и ехать на них было куда приятней. Я даже не возражала против их запаха. К горбу нужно было привыкнуть, но моя верблюдица – которую я назвала Хризантемой, – была и вполовину не такой привередливой, как Тыква.
– Хризантема? – переспросил Эдан. Его стройный силуэт вырисовывался черным на фоне солнца. – Я назову своего Снежок. – Он указал на белый пушок над копытами верблюда.
– Как насчет Чума? – предложила я приторным голоском.
Губы Эдана изогнулись в улыбке.
– Дразнишь меня, а? Приятное новшество.
Я погладила Хризантему по небольшим ушкам в форме лепестков. Ее длинные ресницы медового оттенка затрепетали при моем прикосновении, сквозь щелочки ноздрей раздалось раздраженное фырканье. Я пристыженно села обратно. Хризантема шла в устойчивом ритме, поэтому я достала блокнот и начала рисовать эскиз для платья из солнца. Я помнила, как в детстве помогала маме придумать дизайн для фигурок Аманы дома, но шить платья с нуля было труднее, чем разукрашивать статуэтки. В легендах мало говорилось об их внешнем виде, не считая того, что юбка Аманы лучилась, как солнце. Этого было достаточно, чтобы начать воплощать некоторые свои идеи.
По мере продвижения в глубь Халакмарата по моей шее начал градом стекать пот. Я не была создана для пустынь, в отличие от верблюдов – или Эдана, как оказалось. Пока я страдала и жарилась под солнцем, на его гладкой бронзовой коже даже не выступила испарина.
Это заставило меня призадуматься. Как и я, Эдан постоянно держал сумку рядом с собой. Только его полнилась пузырьками и настойками с порошками и жидкостями, которых я не знала. Моя же была набита иглами и мотками. Полагаю, у каждого свое ремесло.
Я начала понимать, что цвет его глаз менялся в зависимости от настроения. Черные, как грозовые тучи, когда он зол. Желтые, когда он использовал магию – с круглыми, как полная луна, зрачками. Голубые, как небо над нами, когда он спокоен.
Я думала, что теперь, путешествуя вместе, я смогу узнать больше о его прошлом, но он стал даже более закрытым. Эдан всегда исчезал с наступлением сумерек и просыпался раньше меня, несмотря на утверждение, что ненавидел рано вставать. И в последние дни он постоянно выглядел очень усталым.
– Что-то ты притих, – заметила я.
– Болтовня истощает мою энергию, – ответил Эдан, переворачивая страницу книги. – Я не люблю пустыню.
– Почему?
– Здесь сухо. Ветрено. Солнце превращает все в пекло. В пустыне оно светит ярче всего и напоминает, какой ты крошечный и незначительный. Со временем оно спалит все, что у тебя есть, начиная с надежды и заканчивая достоинством, а затем и саму жизнь. – Он замолк, его губы скривились в виноватой гримасе. – Полагаю, я слишком много времени провел в пустыне.
Я выдавила улыбку. Жара действительно стояла невыносимая.
– Я думала, что ты не веришь в аландийских богов.
– Я не аландиец. Но солнцу поклоняются во многих странах. Оно блистательное, жестокое божество. И теперь мы в центре его царства.
– Здесь всегда была пустыня? Я слышала, что однажды Аланди окружал лес.
Эдан отложил книгу, заходящее солнце оставило нас в полумраке. Сгущались сумерки.
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что… – мой голос сошел на нет. – Я думала, ты знаешь. Похоже, ты уже бывал здесь прежде…
– Я много где бывал.
– Да, ты говорил, – ответила я, вспоминая, как посчитала его слишком юным, чтобы столько успеть в жизни – что его хвастовство было пустой болтовней. Теперь я сомневалась. – Когда ты здесь был?
Его глаза заблестели от солнца, и он улыбнулся.
– Чем больше я расскажу, тем менее привлекательным ты будешь меня считать.
