Веер треснул в ее руках, и она бросила сломанные кусочки на мое платье. А затем, даже не взглянув на два остальных, стремительно вышла из комнаты.
Глава 34
Следующие несколько дней я пережила только благодаря тому, что с головой погрузилась в работу. Меня так поглотил процесс завершения платьев леди Сарнай, что я почти не замечала звона колоколов каждые утро и ночь или барабанной дроби дождя по крыше от бурь, разражавшихся вне стен Осеннего дворца. Даже не обращала внимания, когда Амми лепетала о чудесном выздоровлении императора, хотя один раз все же навострила уши, когда она пожаловалась, что лорд-чародей почти не ел за ужином. Магия, наполнявшая платья, заглушала все звуки снаружи, из-за чего казалось, что день представления их леди Сарнай наступит очень-очень не скоро.
После трех месяцев в дороге я забыла, как волнительно погружаться в свое ремесло. Не так давно моим заветным желанием было стать величайшей портнихой в Аланди. Тогда жизнь была совсем другой – до прибытия во дворец, до работы с волшебными ножницами, до знакомства с Эданом.
Он меня не навещал. Это задевало, но я его не винила. Должно быть, император Ханюцзинь ему запретил, хотя порой, сидя у окна, мне казалось, будто ястреб наблюдал за моей работой до поздней ночи. В глубине души я убеждала себя, что это к лучшему – для нас обоих. Возможно, когда нам придется навеки расстаться, будет уже не так больно.
Посему при помощи волшебных ножниц и перчаток из паучьего шелка я днями напролет пряла солнечный свет в такую золотую нить, чтобы она не ослепляла и не обжигала. Это не тот материал, который можно разложить на раскроечном столе и отмерить лентой. Поэтому я доставала свет прямо из ореха и обрезала его ножницами в такие тонкие лучики, насколько это было возможно. Затем наматывала их на лезвия и пряла в нить, которая сама проскальзывала в ушко иглы. С лунным сиянием поступила так же, только сплела серебристые лучи в утонченные, сверкающие веревки.
В ночь перед алым солнцем я вшила солнечный свет в первое платье. Смех солнца никоим образом не облегчил тяжесть на моем сердце, но когда его лучи заплясали на ножницах, мне захотелось рассмеяться – не от радости, а от изумления и облегчения. В законченном виде солнечное платье оказалось таким лучезарным, что мои глаза заслезились от его блистательности; даже когда я отвернулась, солнечные «коронки» продолжили жалить глаза.
Я часто заморгала и размяла пальцы. На коленях у меня лежал теплый пузырек с кровью звезд; ножницы загудели, когда я принялась пришивать слезы луны ко второму платью леди Сарнай. В процессе работы мне вспоминалось мое испытание на Пике Чудотворца и плаванье в ледяном пруду. По щеке скатилась слеза – не от грусти, а от горького понимания, что Майя, заканчивающая эти платья, уже не та девушка, которая начала их три месяца назад. Они воплощали мое путешествие, но вскоре мне придется с ними распрощаться.
Я наложила последний шов на платье из лунного сияния. Осталось лишь одно – из крови звезд.
Я вытерла глаза тыльной стороной ладони, мои пальцы дрожали. Сон мне только снился, и усталость начинала брать свое. Мысли разбегались, решимость пошатнулась.
Моя игла замерла над последним платьем. Что со мной будет, когда я его закончу?
Император знал, что я девушка. Когда платья будут готовы, оставит ли он меня во дворце? Это все, чего хотела прошлая, наивная я – добиться благосклонности его величества и стать императорской портнихой. Но теперь жизнь открыла мне глаза.
Если он все же позволит остаться, это постоянно будет напоминать мне, какой властью он надо мной обладает. Напоминать о том, что я потеряла.
Завтра Эдан вернется на острова Лапзура и станет демоном, как Бандур.
Все из-за меня.
Только работа не давала мне окончательно потерять надежду. Но скоро и ее у меня отнимут. Платья были почти готовы, и утром леди Сарнай заберет их себе.
Я шумно выдохнула и плюхнулась на кровать. Столько месяцев мне приходилось быть сильной: ради семьи, ради себя, ради Эдана.
Наконец я дала слабину. Все, что я так тщательно держала внутри себя, все погребенные обиды и печали полились из моего сердца и вылились во всхлип.
Почему я не могла быть просто Майей – послушной дочерью? Девушкой, которая любила шить и мечтала провести остаток жизни с тремя братьями и отцом? Но Финлея не стало. И Сэндо. А Кетон… был лишь призраком прошлого себя.
Эдан наполнил пустоту, оставленную братьями. Пробудил во мне путешественницу, мечтательницу и бунтарку. А теперь я потеряю и его.
Я не могла позволить этому случиться.
Ни в коем случае.
Я попыталась успокоить поток своих мыслей, собирая их воедино. Если Эдан освободится от клятвы, данной императору Ханюцзиню… то перестанет быть чародеем. Не станет демоном. Не сможет занять место Бандура в качестве стража Забытых островов.
Я скатилась с кровати и взяла ножницы. Используя зубы, достала пробку из пузырька с кровью звезд и осторожно вылила драгоценное содержимое на лезвия. Затем коснулась ими гладкого белого шелка последнего платья.
Медленно, постепенно, кровь звезд начала растекаться краской по чистому холсту.
Ночь выдалась темной и беззвездной, но в моей маленькой комнате сплетался целый мир света.
Платья сияли так ярко, что их могущество проливалось сквозь закрытые двери и окна. Вид всех трех сразу должен был ослепить меня – но я была их создателем, и это защищало меня от их света.
Я шагнула назад и выдохнула, глядя на свои творения.
– Первое соткано из смеха солнца, – прошептала я. – Второе расшито слезами луны, и последнее раскрашено кровью звезд.
Я попыталась найти какой-то изъян, выбившуюся нить или лишнюю пуговицу, но мы в паре с ножницами не совершали ошибок. Платья выглядели безупречно. Достойными императрицы. Достойными богини.
Вздохнув, я провела рукой по последнему из них. Краска высохла неестественно быстро, и, когда мои пальцы задержались на нежном шелке, я поняла, что это самое прекрасное из трех, мой шедевр. Платье из солнца было пышным, великолепный золотой подол с закругленными полами напоминал лучи солнца, а гладкое и серебристое платье из луны с открытыми плечами и струящимися рукавами заканчивалось шлейфом. Но платье из звезд… оно было черным, как ночь, но стоило к нему прикоснуться, и оно переливалось всей гаммой цветов, мерцая золотым, серебряным, фиолетовым и тысячью других оттенков, которым я не знала названий. Я прижала корсаж к груди, представляя себя в нем.
«Почему бы и нет, Майя? Ты всю жизнь шила для других, придумывая платья, которые никогда не осмеливалась примерить».
Прежде чем успеть передумать, я расстегнула сотню пуговиц, которые кропотливо пришивала к окрашенному звездами платью, натянула юбку и застегнула корсаж, просовывая руки в рукава. Какой бы силой ни обладали платья Аманы, сегодня я это узнаю.
