Всю ту свою жизнь, даже будучи в юношеском возрасте, я всегда относился к женщинам с сугубо практической стороны. Нет, увлечения были, но все они проходили быстро, без налета романтики. Вот и сейчас ее изящная красота возбуждала меня, как мужчину, но если говорить честно, в этот момент меня в равных долях интересовала как хозяйка дома, так и ее коллекция.
«Интересно, что она собирается делать со своей коллекцией?»
Разговор первое время шел пустой и неопределенный. Говорили о перебоях с горячей водой, о том, как трудно сейчас достать хорошие продукты, потом я заинтересовал ее своими рассказами о разных странах.
– Вы такой молодой, а столько уже видели!
– Какой же я молодой, когда мне уже двадцать два года стукнуло! Лучшая часть жизни позади!
– Тогда я уже совсем старушка, так как старше вас на целых полгода!
После трех рюмок ликера она раскраснелась, оживилась, повеселела и повела себя уже не как взрослая женщина, а как большой ребенок. Нет, это было не кокетство взрослой женщины, а игривость девочки-подростка, но стоило мне взглянуть на глубокий вырез ее высокой груди или пройтись глазами по крутым бедрам, как голова сразу начинала наполняться грешными мыслями. Стоило ей заметить мои совсем не платонические взгляды, как она смутилась и покраснела. Только сейчас я подумал о том, что все до этого было маской высокомерия, за которой та скрывает свое настоящее лицо.
«Так кто ты, госпожа графиня?»
Наш оживленный разговор как-то неожиданно прервался, и чтобы больше не смущать хозяйку дома, я перевел разговор на тему искусства, потом попросил показать коллекцию её покойного мужа. Осматривая картины, слегка намекнул, что мог бы поспособствовать ей с реализацией этих произведений искусства, но она словно пропустила мои слова мимо ушей. Вечер подошел к концу. Я уже собирался откланяться, как вдруг неожиданно для себя спросил:
– Что вы собираетесь делать, когда сюда придут русские солдаты?
Она растерянно посмотрела на меня и тихо сказала:
– Не знаю. И очень этого боюсь.
– Вы молоды и красивы. Возможно, богаты. Так почему бы вам не уехать прямо сейчас?
Ее глаза наполнились слезами.
– Я не знаю… куда ехать. Меня нигде не ждут.
– Извините меня, госпожа графиня, за то, что вызвал у вас печальные воспоминания. Мне искренне жаль вас, поверьте, но вам надо решить, как жить дальше. Спасибо за гостеприимство. Я пойду.
– Погодите! Вот список.
– Глядя на вас, я совсем забыл, зачем приходил.
По губам молодой женщины скользнула застенчивая и легкая улыбка. Маска была окончательно сброшена.
– До свидания, господин Бурш.
Вероятность того, что я достану картину из этого списка, была близка к нулю, но мне почему-то хотелось снова увидеться с этой девочкой-женщиной. Чем-то она меня задела, и дело было не в ее женской красоте.
После очередной поездки к границе с грузом я вернулся домой. Несмотря на то что внешних признаков опасности не было, меня охватило непонятное чувство беспокойства.
«Может, уже параноиком становлюсь. Ведь уже полгода, как тут кручусь. Нервы, однако».
Придя на съемную квартиру, заварил себе крепкого чая с лимоном, затем налил в бокал коньяку, но пить его не стал, а попытался проанализировать свои чувства. Интуиция меня редко подводила, но в каком направлении меня может поджидать опасность, она подсказать не могла. В гестапо и СД работали профессионалы, и если их заинтересовала моя личность, то вполне возможно, что за мной ведется слежка. Правда, мой опыт и звериное чутье ничего мне об этом пока не говорили. Оставался Вильгельм.
«Может, бросить все к чертовой матери?» – в очередной раз пришла мысль, но ее сразу оборвал пронзительный телефонный звонок. Бросил взгляд на часы. Девять часов вечера. Резко подскочило чувство тревоги.
«Гестапо звонит в дверь, а не по телефону», – попробовал я себя подбодрить.
Поднял телефонную трубку.
– Да.
– Квартира господина Бурша? – осведомился незнакомый мужской голос.
– Я вас слушаю.
– Госпожа графиня приглашает вас завтра вечером к себе. Какое время вас устроит?
– М-м-м… В 19 часов. Если можно.
– Я передам госпоже графине. До свидания, господин Бурш.
Положив трубку, я залпом выпил коньяк, после чего сел за стол и стал прихлебывать чай, думая о новой встрече с графиней. Ее приглашение не застало меня врасплох, так как уже в последнюю нашу встречу я почувствовал к себе интерес.
«Что тут скажешь. Природа. Женщине нужен мужчина».
С утра до обеда следующего дня занимался делами, после чего принялся приводить себя в порядок. Сходил в парикмахерскую, потом принял ванну, а затем приготовил и упаковал подарки. В эту нашу встречу с Карлом он передал мне набор продуктов, присланный из Швейцарии, так что мне было чем порадовать графиню. Вино, чай, печенье в красивой подарочной упаковке. В эту встречу мы разговаривали, как уже хорошо знакомые люди, шутили и смеялись. Чувствовалось, что она была рада моему приходу. Вот только один вопрос оказался для меня неожиданным:
– А где вы родились, господин Бурш?
При этом неожиданном вопросе я чуть не подавился ломтиком сыра, которым закусывал коньяк.
– Почему вас это интересует, госпожа графиня?
– Извините меня, – неожиданно смутилась та. – Это был бестактный вопрос. Еще раз извините.
– Ваша догадка не лишена основания. Я только последнее время живу в Швейцарии.
– Знаете, вы совершенно не похожи на немца или швейцарца, и уж тем более на торговца антиквариатом.
– С чего вы сделали такой вывод?
– У вас нет хитроумной убедительности, скрытой под слоем лести, которая есть у прожженного дельца. Когда вы пришли в первый раз, то тогда вас интересовали картины. Теперь, мне так кажется, вас интересую я.
– Ваша прямота мне нравится, госпожа графиня. Поэтому тоже скажу прямо: вы мне очень нравитесь.
Молодая женщина потупила глаза, а ее щечки покрыл густой румянец.
– Вы были военным?
– Был. Есть. И буду.
– У меня отец был военным, поэтому я это… как бы чувствую в мужчинах. Мне трудно выразить это словами… Про таких, как вы, мой отец говорил: их ни согнуть, ни сломать невозможно.
– А где теперь ваш отец?
По ее лицу пробежала тень.
– Он умер.
– Несмотря на вашу молодость, вы, похоже, пережили много горя, госпожа графиня. После чего решили спрятаться от людей, надев маску высокомерия и неприступности.
Она посмотрела на меня открыто и в то же время внимательно.
