Благодаря второму амурскому «сплаву» летом 1855 года в низовьях великой дальневосточной реки помимо чисто военных постов и укреплений было основано восемь первых русских селений. В том же году нашим войскам на Амуре впервые пришлось и вступить в бой с неприятелем.
«Появились они с недобрыми намерениями…»
Впервые возле устья Амура и в Татарском проливе вражеские корабли появились в марте 1855 года. Положение русских войск осложнялось тем, что для защиты всего побережья пришлось разбросать наши посты почти на 250 вёрст – от залива Де-Кастри до залива Счастья. В марте прибрежная тайга была ещё покрыта густым снегом, и солдатам пришлось бессильно наблюдать, как английские пароходы делали замеры глубин у побережья. Попытка протащить сквозь заснеженную тайгу две пушки и обстрелять флот врага закончилась неудачей – за целый день, выбиваясь из сил, артиллеристы и казаки смогли передвинуть два орудия лишь на четыре версты.
В мае шесть английских фрегатов и пароходов, пришедших из Гонконга, вновь подходили к заливу Де-Кастри, но не решились войти в него, встретив здесь три русских корабля. Всё лето 1855 года сильная британская эскадра крейсировала в Охотском море и Татарском проливе – англичане искали русские суда и пытались исследовать дальневосточные берега. Всего 13 лет назад Британия подобным образом захватила китайский Гонконг – в итоге этим островом англичане владели до самого конца XX века. Не будь усилий губернатора Муравьёва, подобный «трофей» мог появиться у британской короны и в устье Амура…
Разбросанные по таёжному побережью русские посты ждали неприятеля и готовились к бою. «Местность, на которой мы расположились, представляла косогор с чахлым лиственным и пихтовым лесом. Ветви корявых деревьев гнулись под тяжестью зеленоватого мха. Такой же мох сплошь покрывал землю, и нога уходила в мякоть выше лодыжки… Время от времени до слуха нашего доносился какой-то отдалённый гул, похожий на рокот волн. Как после выяснилось, шум этот производился приливом и отливом моря, так как Татарский пролив находился совсем рядом от нас. С первого же дня и почти вплоть до августа моросил мелкий дождь, и в воздухе плавала какая-то мгла, что угнетающим образом влияло на отряд…» – так вспоминал тревожное лето 1855 года военный фельдшер Марк Демидов, прибывший на дальневосточное побережье вместе со вторым амурским «сплавом» генерала Муравьёва.
В настоящий бой самому отдалённому гарнизону Российской империи пришлось вступить только в середине осени. «Все были ошеломлены, – вспоминает Марк Демидов, – когда с рассветом, словно по какому волшебству, появились без флагов два военных парохода и фрегат, с бортов которых грозно выглядывали жерла пушек. На палубах не видно было ни одной живой души, и морская тишина нарушалась только плеском прибоя, отскакивающего от каменного берега дождем седых брызг. Наши моряки, пристально всматриваясь в конструкцию судов, затруднялись определить, какой нации они принадлежат. Чувствовалось определённо лишь то, что новопришельцы – наши неприятели и появились они с недобрыми намерениями…»
Появившиеся у залива Де-Кастри в 8 часов утра 15 октября 1855 года корабли принадлежали британскому флоту – 40-пушечный парусный фрегат «Сибилла» и новейшие военные пароходы «Хорнет» и «Энкаунтер» пришли для высадки десанта на дальневосточный берег. Место возможной высадки в тот день прикрывали небольшие силы русских – 120 забайкальских казаков под командованием есаула Помпея Пузино и 19 артиллеристов с двумя пушками-«единорогами» под командованием мичмана Николая Ельчанинова.
Благодаря сохранившимся английским и русским документам тот бой известен нам едва ли не по минутам, сохранились и многие имена его участников.
Первый георгиевский кавалер на Амуре
Несколько часов британские фрегат и пароходы осматривали таёжный берег – русские, спрятавшиеся за деревьями, ничем не выдавали своего присутствия. В 12 часов 15 минут от британских кораблей двинулись семь больших баркасов, вражеский десант насчитывал почти 400 «штыков». Есаул Пузино и мичман Ельчанинов решили подпустить противника к линии прибоя и здесь встретить его огнём двух пушек и ружей. К счастью, казаки имели 40 новейших винтовок-«штуцеров», стрелявших в три раза дальше старых гладкоствольных ружей.
Участник боя, фельдшер Марк Демидов, так вспоминал те минуты: «Казаки залегли с штуцерами полукругом вблизи берега, разместившись в засадах по двое. Пузино, Федоровский и я, зарядив штуцера, засели скрытно под деревом впереди засад и зорко наблюдали за пароходами и фрегатом». Флотский капитан Михаил Федоровский годом ранее отличился при обороне Петропавловска-Камчатского, теперь в его задачу входили наблюдение и анализ действий вражеской эскадры.
В 12 часов 40 минут британские лодки с десантом, двигаясь двумя колоннами, достигли кромки прибоя, там, где в воды залива Де-Кастри впадает маленькая речушка Нелли, – сегодня здесь располагаются жилые дома и порт посёлка Де-Кастри. «Неприятельские гребцы сильно работали веслами, – вспоминает Марк Демидов. – Вот первый ряд уже совсем приблизился, два баркаса коснулись обнаженного отливом берега. В этот момент мы пустили в незваных гостей три своих пули, одновременно грянула и пушка, угодив ядром у самого носа баркаса. Казаки тоже пустили залп. Моментально англичане в баркасах вскочили на ноги и открыли огонь…»
В первом же залпе отличился казачий урядник Пётр Таскин – он поразил английского офицера, командовавшего десантом. В следующем году именно за этот меткий выстрел урядника наградят Георгиевский крестом, он станет первым кавалером этой высокой награды на Амуре.
Вторым отличившимся в том бою оказался «фейерверкер» (артиллерийский сержант) Ченский, наводивший оба русских орудия. Выстрел из первого угодил в песок у носа британской лодки, английская пуля раздробила нашему артиллеристу предплечье правой руки, но он сумел сделать удачный выстрел из второй пушки. Как вспоминал Марк Демидов: «Ченский, не обращая внимания на серьёзную рану, выпалил из другого орудия и на этот раз столь удачно, что ядро попало в один из баркасов. Произошло смятение, на английском фрегате заиграли отступление. Когда баркасы повернули назад, то наши казаки, воодушевлённые удачей, выбежали из разных углов с криком «ура» и провожали отступавших непрерывною пальбой. Англичане не оставались в долгу и, удаляясь от нас, градом сыпали пули, которые перелетали через наши головы».
Потерпев неудачу с высадкой десанта, британские пароходы подошли на 500 метров к берегу и в течение четырёх часов обстреливали русские позиции из тяжелых орудий. «Град бомб, ядер и шрапнели сыпался у нас по лесу, иногда вырывая деревья с корнем. Залп за залпом следовал почти непрерывно…» – вспоминает Марк Демидов.
Обстрел продолжался трое суток, но на новую высадку противник так и не решился. Скрытые в тайге русские позиции почти не пострадали – за всё время обстрела наши потеряли лишь двух убитыми и троих ранеными. Единственным успехом англичан стала сожжённая хижина аборигенов-нивхов на южном берегу бухты. В начале ноября 1855 года британские пароходы бесславно ушли прочь.
В сравнении с другими сражениями Крымской войны этот бой был всего лишь маленькой стычкой, но для истории Приморья и Приамурья он стал решающим. Россия успешно защитила свои права на новые земли. Не случайно это отметил даже такой посторонний наблюдатель, как Фридрих Энгельс, вскоре опубликовавший на страницах американской газеты «New-York Daily Tribune» такие строки: «Россия оказалась в выигрыше по итогам этой неудачной для неё войны. Она увеличила свои владения на территорию, равную площади всей Европы, и из снежной Сибири спустилась в умеренный пояс. В непродолжительном времени долины Амура будут заселены русскими колонистами».
