Помимо уверений в дружбе с намёками на желание протектората Бек-Кули-бек излагал в послании и приукрашенное положение на фронте: «Сообщаю Вам, что в настоящее время неверные греховодники китайцы находятся на линии Турфана и Токсуна. Наши же войска в совершенном спокойствии стоят на линии Карашара и Курля. Увеличив ныне эти войска пятью тысячами хорошо вооружённых солдат, мы в скором времени отправим их в ту сторону. Надеемся, что относительно вышеизложенного Вы благоволите дать нам мудрый совет, который, Бог даст, послужит нам в пользу…»
Но в штабе генерала Кауфмана хорошо знали реальное положение дел в Восточном Туркестане, где образовалось как минимум три центра власти: Бек-Кули-бек в Кашгаре, Хаким-Хан-Тюра в Аксу и подозреваемый в отравлении «Счастливчика» Нияз-бек в Хотане. Любопытно, что всё лето 1877 года войска империи Цин, укрепившись в захваченном Турфанском оазисе, не спешили вмешиваться в развернувшуюся схватку наследников Якуб-бека. В Пекине всё ещё опасались открыто игнорировать весенний ультиматум Лондона, требовавшего мирных переговоров о судьбе и статусе Синьцзяна.
Падение Восточного Туркестана
В июле старший сын Якуб-бека разгромил отряды под командованием Хаким-Хан-Тюра, а в сентябре – отряды Нияз-бека. Первый из разгромленных бежал на российскую территорию, второй – к китайцам. Казалось, старший отпрыск Якуб-бека станет признанным главой Восточного Туркестана, но тут в сентябре 1877 года китайские войска начали новое генеральное наступление.
В Пекине выждали, пока междоусобица в среде синьцзянских повстанцев станет очевидна для Лондона, и лишь в августе объявили, что прибывший в столицу Британии китайский посол Го Сун-Тао не намерен вести переговоры с представителями непонятно кого. Английские власти после смерти Якуб-бека и разразившейся междоусобицы потеряли серьёзный интерес к Синьцзяну – оказывать реальное влияние на этот отдалённый регион они могли только в союзе с крепкой властью Якуб-бека, воевать же с Китаем за шаткую власть его сыновей в Лондоне желающих не было.
Новое наступление китайских войск шло стремительно. Выступив в начале сентября 1877 года из Турфанского оазиса, полки империи Цин уже 9 октября заняли Курлю, бывшую ставку покойного Якуб-бека. Все жители города отступили на запад, предварительно открыв дамбы на реке Карашардарья и затопив часть города. В отместку кавалерия генерала Лю Цзиньтана, состоявшая преимущественно из монголов и калмыков, догнала колонны из десятков тысяч беженцев и уничтожила большинство из них.
Истощённые междоусобицей отряды синьцзянских повстанцев не могли оказать серьёзного сопротивления. В некоторых случаях войскам империи Цин помогал прямой подкуп – так 21 октября сдалась хорошо укреплённая цитадель города Бай. Китайцы не смогли её взять в ходе нескольких кровопролитных штурмов и предпочли заплатить командовавшему обороной уйгуру Мухаммеду Тохти солидное вознаграждение.
На фоне успешного наступления китайцев начался окончательный распад непризнанного государства. В конце октября в «столичном» Кашгаре восстали «новые мусульмане», пленные китайцы, которых покойный Якуб-бек когда-то насильно зачислил в свою армию в качестве «тайфурчи», стрелков из древних фитильных ружей. Восставшие во главе с офицером Хэ Буюнем захватили в заложники семьи многих высших командиров из армии покойного Якуб-бека и заперлись в цитадели Кашгара.
Наследник «Счастливчика» Бек-Кули-бек в это время находился более чем в 150 км к юго-востоку – в городе Яркенде, где пытался собрать войска для противодействия китайскому наступлению. Ему пришлось бросить подготовку и поспешить к Кашгару, по пути значительная часть его армии дезертировала. В «столицу» Бек-Кули-бек прибыл, имея менее 5 тысяч бойцов, и попытка отбить городскую цитадель не удалась. Узнав о событиях в Кашгаре, главные силы империи Цин двинулись к этому городу, по пути громя отдельные отряды и крепости мятежников.
17 декабря «столичный» Кашгар, спустя почти 13 лет, вновь оказался под властью империи Цин, через двое суток пал и Яркенд. В последний день 1877 года маньчжуро-китайская власть вернулась в город Хотан. При взятии этих городов в качестве трофеев войскам «императорского комиссара» Цзо Цзунтана досталось около сотни пушек, тысячи современных винтовок и более десяти тысяч породистых коней.
К началу нового, 1878 года под власть империи Цин вернулись все крупнейшие города и районы Синьцзяна, за исключением «Илийского края», седьмой год занятого русскими войсками. К весне 1878 года из покорённого маньчжуро-китайскими войсками Восточного Туркестана в «Илийский край» и другие российские владения бежало свыше 100 тысяч жителей Синьцзяна, опасавшихся мести и репрессий со стороны вернувшихся чиновников и солдат империи Цин.
Окрылённый победой, Цзо Цзунтан немедленно потребовал от России выдачи бежавших, прежде всего старшего сына Якуб-бека и лидеров ополчения. Спор о беженцах и статусе «Илийского края» на ближайшие годы стал главным в российско-китайских отношениях. Переговоры по этим вопросам начались в 1879 году в Крыму, в Ливадийском дворце – расположенной в Ялте резиденции российских императоров. Начиная эти переговоры, Россия и Китай ещё не догадывались, что по их итогам окажутся на грани большой войны…
Глава 14
«Нам придётся идти прямо на Пекин…». Несостоявшаяся русско-китайская война 1880–1881 годов
«Напоминают людей Синьцзяна…»
Возвращение в 1878 году Восточного Туркестана под власть империи Цин неожиданно для Петербурга поставило Россию на грань большой войны с Китаем. Изначально всё было гладко – Пекин и Петербург начали дипломатические переговоры о дальнейшей судьбе «Илийского края», той части Синьцзяна, которую седьмой год занимали русские войска. Впервые в истории китайский посол посетил столицу России и лично встретился с русским царём. Посланником Пекина стал маньчжурский аристократ Чун Хоу, бывший командующий «знамёнными» войсками в Мукдене и «начальник внутренней стражи» императора Поднебесной.
Один из китайских секретарей Чун Хоу – чиновник 8-го, т. е. предпоследнего, ранга Чжан Дэи – в те дни записал в дневнике свои первые впечатления о России: «Кругом снег и лёд, а по льду ходят куры… Местные жители, кроме чиновников и крупных торговцев, обличием грубы, по виду невежественные и напоминают собой людей Синьцзяна».
Чиновник 8-го ранга Чжан Дэи в соответствии с неизменной на протяжении двух веков униформой гражданской службы империи Цин носил золотой чеканный шарик на шапке и вышитую на груди халата эмблему с изображением «куропатки». По мнению искушенных в охоте русских людей XIX столетия, изображение «куропатки» на груди мелкого китайского чиновника напоминало скорее перепела.
В 1876 году Чжан Дэи в качестве «тунши», секретаря китайского посольства, был направлен в Англию, а затем и в Россию. Около года китаец провёл в Лондоне, а затем через Париж и Берлин направился в Петербург. По пути «тунши» 8-го ранга империи Цин вёл подробный дневник, в котором описывал свои впечатления от увиденного в заморских странах.
Любопытно, что с элементами русской культуры он столкнулся ещё в Лондоне. Как свидетельствует дневник китайца, в столице Британской империи среди зажиточных слоёв тогда были популярны рестораны русской кухни. Англия и Россия вели в те годы затяжную «большую игру», напряжённое политическое соперничество за влияние в Центральной Азии, и британские джентльмены, видимо, были не прочь познакомиться с кухней потенциального противника.
