Он давно подозревал, что его одержимость работой имеет в глазах Бет вполне конкретное объяснение — тем самым он пытается спрятаться от серьезной проблемы и даже угрозы, нависшей над их семейной жизнью: у них за плечами четыре года брака и два года секса без предохранения, а Бет до сих пор не смогла забеременеть. Все выглядело именно так, но жена ошибалась. Уилл всегда был одержим работой. Сначала учебой, теперь работой. Всегда. Таким уж он уродился.
Зазвонил телефон.
— Уилл?
— Привет, пап.
— Понравился Гендель?
— Не то слово. Господи, какой же я идиот! Это я должен был позвонить тебе. Извини.
— У тебя грустный голос. Что-то случилось?
— Нет, просто устал. День выдался тяжелый. Помнишь, из-за чего я сорвался с концерта? Ну вот… Решил копнуть то убийство поглубже, выйти за рамки сухих цифр криминальной статистики. И увлекся…
Он буквально кожей чувствовал присутствие Бет за дверью спальни и необходимость бросить все, идти туда, дергать ручку, умолять ее простить его и выйти.
— Да, это интересно. И у тебя что-то получается?
— Я выяснил, что погибший был сутенером и хозяином злачного заведения.
— М-да… А с другой стороны, чему тут удивляться? Это же Браунсвилл. В любом случае с удовольствием прочитаю твою заметку. Подожди… — Отец отошел от телефона и вернулся только через полминуты. — Линда торопит. Идем на званый ужин. Там будут большие люди. Ладно, пока. Созвонимся!
Даже по выходным отец и его сожительница — Уилл не мог заставить себя называть эту женщину иначе — охотно выезжали в свет и посещали всевозможные благотворительные акции. При этом отец брезговал традиционными формами меценатства и участвовал лишь в необычных проектах. «Отдавать деньги просто. Другое дело, когда ты еще отдаешь свое время и силы», — любил повторять он и всегда припоминал по этому случаю поговорку: «Не кошелек раскрой, а сердце!» В кабинете отца висела большая фотография, на которой были изображены он сам и бывший президент страны — оба в рабочих спецовках, карабкающиеся вверх по какой-то шаткой лесенке. У президента в руках, кроме того, был молоток. В день, когда фотограф запечатлел их вместе, они принимали участие в одной из самых нестандартных благотворительных акций — строительстве дома для неимущих в Алабаме.
Уилл положил трубку и — по инерции — принялся размышлять об увлечении отца. Не все в нем было так просто. Кое-кто говорил, что таким образом Уильям Монро-старший просто страхует свою карьеру и упрочивает репутацию «достойного человека». А сам Уилл подозревал, что эта благотворительность — своего рода регулярный взнос отца в дела протестантской общины, имевшей сильнейшие лоббистские возможности в тех структурах, которые ведали новыми назначениями в Верховный суд США. Конкуренты отца тоже даром времени не теряли — многие из них слыли активными членами местной общины. И Уильям Монро-старший также не имел права оставаться в стороне.
Он наконец тяжело поднялся со стула, направился в спальню и обнаружил, что дверь открыта. Бет спала. С минуту постояв у постели, он вернулся на кухню, съел холодные спагетти и пошел в гостиную. Настроение было мерзкое. Час назад он своими руками воздвиг между собой и женой глухую кирпичную стену, и за это время она не дала ни одной трещинки.
Плеснув себе немного виски, он уселся перед телевизором и включил Си-эн-эн.
«…Теперь к международным новостям. В Лондоне разгорается министерский скандал. В атаку на канцлера казначейства Гейвина Кертиса пошла местная церковь. Епископ Бирмингемский выступил с обвинительной речью в палате лордов…»
Уилл присмотрелся. Кертис выглядел гораздо хуже, чем во время их последней встречи, когда Уилл еще учился в университете. Тогда Кертис был одним из лидеров оппозиции и возглавлял ведомство природных ресурсов и окружающей среды. В Оксфорд он приехал, чтобы выступить на студенческих дебатах. Уилл тогда редактировал новости в местной студенческой газете «Черуэл», и ему посчастливилось взять у Кертиса интервью один на один.
Личность Кертиса произвела тогда на Уилла сильное впечатление. Во-первых, он не разговаривал с ним как с ребенком. Хотя мог бы, учитывая, что на момент их беседы Уиллу не исполнилось и девятнадцати. Нет, он вел себя с долговязым студентом как с равным. И совершенно не походил на политического и государственного деятеля. Скорее на университетского преподавателя. То и дело ссылался в разговоре на тот или иной фильм или книгу. Сыпал цитатами из работ голландских богословов эпохи Возрождения и спорными сентенциями из картин никому не известных польских режиссеров. Порой Уиллу казалось, что они говорят на разных языках. Тогда он преисполнился твердой уверенности в том, что карьера Кертиса прервется очень скоро — большая политика, как известно, не терпит интеллектуалов. Каково же было удивление Уилла, когда Кертиса сделали членом британского кабинета и вручили ему один из самых престижных и ответственных министерских портфелей.
По Си-эн-эн показывали седого англиканского иерарха в сером костюме и малиновой рубашке. Из-за полопавшихся сосудов его лицо с дряблой кожей едва ли не сливалось по цвету с рубашкой. Репортер Си-эн-эн сказал, что это лидер течения, наиболее близкого по духу к американской Церкви Воскрешенного Христа — самому консервативному крылу мирового протестантизма. Епископ с экрана телевизора во всеуслышание называл Кертиса великим грешником, обвиняя в разворовывании средств из «общественного кармана», и призывал отлучить его от Церкви.
Уилл выключил телевизор, вернулся в спальню и сел за компьютер. Он знал, что Бет теперь будет спать до утра. Ему мучительно хотелось разбудить ее и поговорить по душам. В конце концов, они сами установили правило: никогда не ложиться спать не помирившись. Но он понимал, что именно сегодня, именно сейчас ее лучше не трогать. Потому что будет только хуже.
Ему всегда нравилось наблюдать за спящей Бет. Во сне ее лицо было необыкновенно подвижно, словно жило собственной жизнью. Очень часто Уилл просыпался от того, что Бет во сне смеялась. Но сегодня ей было явно не до смеха. Темные волосы обрамляли бледный лоб, на котором застыла печать обиды и глубокой тревоги. Ему захотелось провести ладонью по ее щеке, заставить ее улыбнуться во сне. Но он сдержался. А вдруг она проснется? И неприятный разговор возобновится? Нет, лучше оставить все как есть.
Включив ночник, Уилл решил быстро написать статью про Макрея и отправить ее по электронной почте Хардену. Уставившись в пустой экран текстового редактора, он принялся размышлять о Летише, Говарде и обо всем, что ему довелось увидеть на улицах Браунсвилла. Но мысли отчего-то сами собой возвращались к Бет. Бет была одержима мыслями о беременности. Но что-то действительно мешало им зачать ребенка, как это делают все. Ему нравилась позиция консультирующих их врачей — не торопиться, не переживать попусту, пробовать снова. Все портило нетерпение Бет. Чем больше она ждала, тем меньше ей хотелось ждать. Чем больше ее просили успокоиться, тем больше она нервничала. Ей нужен был точный диагноз и четкий план действий.
