И действительно, в записке были такие строки:
Ты стала в моей жизни сказкой,
Весной, прогнавшею метель.
Я о тебе молюсь украдкой,
Прошу побольше светлых дней.
Твой облик ангелу подобен,
Душа прекрасна и нежна.
Тот миг бесценен, бесподобен,
Когда любовь ко мне пришла.
— Так вы поэт? — полюбопытствовала она, пряча записку в карман жакета.
— Нет. — Герман сделал паузу. — Человек я совсем не творческий, но когда думаю о вас, слова сами по себе складываются в строки. Вот вспоминаю ваше светлое лицо, лучистые глаза… и чувствую, как приходит вдохновенье.
— Надо же, как бывает…
Они еще молча постояли несколько минут, Герман — в растерянности, Ангелина — в смущении, затем она сделала шаг в сторону. В глазах Германа мелькнула печаль. Видимо, он не хотел, чтобы она уходила.
— Что ж, мне пора, — произнесла Ангелина.
— Постойте!
— Что?
На его лице отразилась какая-то странная внутренняя борьба, как будто ему хотелось сделать нечто важное, судьбоносное, но разумупорно препятствовал этому. Наконец, он решился и спросил:
— Ангелина, вы выйдете за меня?
Первое мгновение она в изумлении глядела на него, не найдя нужных слов для ответа. Ветер играл с ее пышными прядями, упавшими на лоб, развевал легкое платье, открывая взгляду изящные линии ее тела.
— Герман… вы серьезно? — наконец, произнесла она, все еще не оправившись от изумления.
— Как никогда.
— Но ведь мы… Мы совсем не знаем друг друга!
— Я вижу вас почти каждый вечер. Ваша душа… она открывается в глазах, голосе. У вас прекрасная душа.
Ангелина покачала головой, нервно закусила нижнюю губу, все еще не веря, что это происходит в реальности. Почему-то ей было неловко смотреть ему в глаза, и она глядела то на прохожих, то на дорогу.
— Эту душу я и полюбил, — торопливо добавил он, словно боясь, что она уйдет. — Поверьте, я вас не обижу. Я не требую ответа прямо сейчас. Подумайте… сколько нужно. Почему бы нам не проводить больше времени вместе? Вы поймете, что я искренен с вами, что вам… что вы будете счастливы со мной…
Она поглядела на него широко открытыми глазами, хрупкая, нежная, Герману хотелось ее обнять. В полумраке улицы она как будто светилась.
Ангелина хотела что-то сказать, но ее опередил другой голос:
— Ты в порядке?
Мужская тень появилась рядом с нею так внезапно, словно из воздуха. Герман сразу узнал Альберта Южакова — партнера Ангелины по сцене. Во внешности этого человека было что-то демоническое, бунтарское. Угольно-черные глаза гармонировали с темными кудрями до плеч. Надменный взгляд, властный подбородок, сильные руки и мощные плечи, — должно быть, не одна девица вздыхала по нему по ночам. На фоне Альберта Герман явно проигрывал: его заурядная внешность как минимум не выделялась в толпе. Он не владел мощным, сильным голосом, актерской игрой, не источал флюиды привлекательности и уверенности в себе. И, видимо, Ангелина никогда не посмотрит на него с таким восторгом, как на Альберта. У нее зажигались чудные, манящие огоньки в глазах, стоило лишь Альберту прикоснуться к ней. Он явно нравился Ангелине, Герман заметил это еще на сцене.
— Да, все хорошо. — Сияющий взгляд Ангелины сразу же переместился на Альберта.
— Что тебе нужно? — недружелюбно спросил он, обращаясь к Герману.
— От вас — ничего.
— Что тебе нужно от моей невесты?
— Невесты?
Герман быстро взглянул на Ангелину. Та улыбнулась едва заметно, краешками губ, щеки ее запылали.
— Ангелина — моя невеста. Все, что с ней связано, теперь связано и со мной. Поэтому предупреждаю: держись от нее подальше, если не хочешь найти себе проблем!
Альберт выхватил из ее рук букет лилий и презрительно бросил его к ногам Германа. Ангелина успела лишь испуганно охнуть.
— И веник свой больше ей не носи, — отрезал Альберт и, властно обняв Ангелину, направился к своей машине.
Герман с болью смотрел им вслед. Белые цветы все еще лежали у его ног, погибая на холодном, грязном асфальте.
— Кира постоянно говорит о тебе гадости, неужели завидует? — спросила Эля. Она сидела рядом с Ангелиной в спальне, на кровати, и хрустела яблоком.
— Может быть, — беспечно отмахнулась Ангелина, расплетая толстую косу. Мягкие, послушные пряди переливались золотыми искорками на солнце.
— И ты ничего не сделаешь? Она ведь пытается настроить весь коллектив против тебя.
— Пусть пытается. Умные люди поймут, что к чему. Честно говоря, мне даже жаль Киру.
Эля округлила глаза.
— Да, жаль, — повторила Ангелина, перехватив изумленный взгляд подруги. — Она страдает от недостатка любви, поэтому и делает глупости.
Ангелина поднялась и, подойдя к окну, распахнула его. В комнату ворвался прохладный ветер, всколыхнул занавески, невидимой рукой погладил ее по волосам. Она была прекрасна в ярко-голубом шифоновом платье, сквозь которое чуть заметно просвечивали округлые плечи.
— С чего ты взяла? — поинтересовалась Эля, тайком разглядывая подругу. К сожалению, изнурительные диеты не давали ей такой потрясающей фигуры, как у Лины. И Эле оставалось только вздыхать.
— Она закрыла свое сердце для любви и сострадания. А люди просто так свое сердце не закрывают.
— Хм. Ты как всегда пытаешься видеть в людях только хорошее. Даже в таких, как Кира. Просто удивляюсь тебе!
Эля со вздохом потянулась к красивой хрустальной фруктовнице, которая стояла на журнальном столике, и взяла из нее небольшую ветвь черного винограда. На какое-то время в комнате повисла тишина.
Ангелина отошла от окна и, раскрыв дверцы шкафа, принялась рассматривать одежду, висевшую на плечиках. Отправив в рот последнюю виноградину, Эля взяла с дальнего угла столика блестящий пакетик, в котором лежала коробочка из-под духов. Достав флакончик, она ахнула от восторга.
— Какой аромат! Подарок Альберта?
— Именно.
— Он тебя балует, — цокнула языком Эля и спрятала яркий флакон обратно в коробочку. Затем, помолчав, хитро поглядела на нее. — Он уже позвал тебя замуж?
Ангелина мгновенно уловила в голосе Эли иронию. И этот лукавый взгляд подруги был ей хорошо знаком. Так смотрела она, когда хотела разузнать подробности чьей-то личной жизни. В данном случае, ее интересовали отношения Ангелины и Альберта. Лина все никак не могла дождаться предложения руки и сердца от своего возлюбленного, и Эля об этом прекрасно знала. Но и не забывала задавать каверзные вопросы, как будто желая разозлить ее.