— Прости, мне не стоило затрагивать эту тему, — сказал он спустя несколько минут. — Если мое внимание тебе неприятно, я готов уйти.
«Нам больше не стоит встречаться, Герман. Я не принимаю твоего предложения. Более того, наша дружба вызывает ревность у моего молодого человека. Поэтому, пожалуйста, оставь меня в покое».
Именно эти слова, которые Ангелина приготовила заранее, пыталась она сказать все это время, но что-то постоянно останавливало ее. И сегодня они крутились в ее голове, когда она спускалась по лестнице в холл театра.
Но сейчас Ангелине не хотелось этого говорить. Более того, его внимание и участие было ей приятно. И она ответила:
— Наши беседы мне очень нравятся. Буду рада, если наше общение продолжится.
Она взглянула в его глаза. Оттуда, из глубины зрачков, из глубины души лился тихий и добрый свет, и от этого стало вдруг удивительно легко на сердце. Словно пытаясь продлить приятные мгновения, Герман вручил ей букет ярких, сочных гербер, которые она до сих пор не замечала. Тонкий аромат карамели, исходящий от цветов, идеально переплетался с октябрьской свежестью. Осенний день уже не казался Ангелине таким серым и унылым, как прежде. Срывался мелкий прохладный дождь, и Герман раскрыл большой зонт. Теперь они шли не спеша, наслаждаясь красотой природы. Ангелина перепрыгивала лужи, как ребенок, а Герман шел прямо по ним, чтобы ни на шаг не отступать от нее и не лишать ее укрытия. Идя вдвоем под зонтом, они ощущали особенную близость, да и сам мир вдруг стал каким-то другим — ярким, гармоничным, он словно проживал эту осень тихим счастьем.
Некоторое время они шли молча, слушая шум дождя, шелест листьев и мелкое дрожание ветвей. Эта музыка легко касалась их душ, принося долгожданный покой и умиротворение. Ангелине казалось, что вместе с каплями, стекавшими с крыш, уходит все плохое и неприятное. Ее завораживал город, отражавшийся в лужах, и яркие листья, плавающие в дождевой воде. Особенно выделялись кленовые — оранжевые, желтые, красные, с красивой формой в виде пяти продолговатых уголков. Она улыбнулась и взглянула на букет. В нем снова была записка со стихами. Ангелина читала, затаив дыхание:
Твой мир, наполненный огнями,
И притягателен, и чужд.
Но вот взмахнула ты руками –
И он стал частью наших душ.
На сцене снова ты блистала,
И приводила в трепет зал.
И мое сердце замирало,
И голос твой мне слух ласкал.
За что ж судьба мне дар послала?
Ведь я тебя всю жизнь искал.
Ангелина представила себе, как Герман сидит за столом и задумчиво вертит в руках карандаш, пытаясь облечь мысли в слова. Интересно было бы взглянуть на него в тот момент, когда он пишет стихи. Наверняка в эти часы он думает о ней…
— Как давно ты пишешь стихи? — полюбопытствовала она.
Герман задумался.
— Около двух месяцев, кажется.
— Для такого небольшого срока у тебя хорошо получается, — честно призналась Ангелина, тем самым заставив Германа слегка покраснеть.
— Спасибо.
Они снова замолчали. Внезапно Герман извлек из сумки толстую книгу и протянул ее Ангелине. «Сергей Есенин. Стихотворения», — прочитала она заглавие.
— С некоторых пор увлекся творчеством этого поэта, — сказал Герман и внезапно остановился. Ангелина тоже замерла. Он глядел на нее серьезно и спокойно. — Знаешь, до встречи с тобой я был обычным учителем математики. Каждое утро я просыпался с большим нежеланием идти на работу, а вечером с таким же нежеланием ложился спать. Но что-то произошло со мной с тех пор, как я впервые увидел тебя на сцене.
Капли дождя, отскакивая от зонта, ударялись о его спину и плечи. Но он совсем не обращал на это внимания. Это была минута доверия, когда весь мир вдруг теряет свой смысл, и остается только человек, которому открываешь свою душу. Ангелина понимала это, поэтому слушала молча, не перебивая, крепко прижимая книгу к груди.
— Я понял, что хочу от этой жизни чего-то большего, — продолжал Герман. — Начал задумываться, кто я, зачем живу, чего хочу. Я осознал, что оброс множеством ненужных привычек, комплексов и повседневных забот. И решил, что пора что-то менять. Что не надо ждать, пока настанет «тот самый момент» и откладывать то, к чему тянется душа.
— И ты понял, чего на самом деле хочешь?
— Да, — серьезно ответил он. — Есть у меня одно хобби, которым я давно не занимался. Но дело даже не в этом…
— А в чем же?
— В том, что ты приобщила меня к большому искусству, — подмигнул ей Герман.
— Вот как? — Она озорно подняла одну бровь — Что ж, я рада.
Они медленно побрели по дорожке. Дождь заметно уменьшился, на улице стало совсем свежо и хорошо.
— Я увлекся изучением оперы, литературы и поэзии, открыл для себя много талантливых творческих личностей. Мир вдруг стал для меня другим, более насыщенным, ярким, интересным. И это все, повторяю, только благодаря тебе. — Герман дотронулся до ее руки. Их взгляды встретились. Наверное, он заметил, как изменилось ее лицо, и крепко сжал ее маленькую руку. — Иногда жизнь подбрасывает нам встречи с определенными людьми, которые так или иначе могут изменить нашу жизнь к лучшему. Мне кажется, наша встреча — одна из них.
Ангелина улыбнулась, но ничего не сказала.
Так они гуляли, увлеченные приятной и теплой беседой. Оказывается, Герман жил неподалеку от театра, и Ангелина с интересом взглянула на один из домов, на которые он указал ладонью. Сама Ангелина жила в другом районе на съемной квартире, так что Герман вызвался ее проводить.
— Раз уж ты отказываешься от чашки кофе в том милом кафе, я осмелюсь предложить проводить тебя домой.
— Не возражаю, — произнесла она, снова пряча улыбку.
Вдали уже виднелась автобусная остановка. Не один раз Ангелине приходилось добираться домой на общественном транспорте, так как Альберт обычно уезжал домой один, на собственном автомобиле. Вот и сейчас она по привычке направилась к остановке. Но Герман удержал ее за руку.
— Мы гуляли довольно долго. Я не хочу, чтобы ты простудилась. Разреши немного поухаживать за тобой.
Его прикосновение вызвало в Ангелине теплое чувство. Ей было приятно, что он заботится о ней. Надеясь, что Герман не заметил ее реакции на этот жест, она торопливо произнесла:
— Я не против.
Через несколько минут она уже сидела в теплом салоне такси. Томная джазовая музыка отгоняла остатки печали. Герман сидел на переднем сидении, и лишь изредка, поворачиваясь к ней, одаривал ее светлой улыбкой.
У подъезда Ангелина спросила:
— Ты придешь на мое следующее выступление?
— Если ты хочешь.
— Хочу, — не раздумывая, ответила она.
— Тогда приду.
