Да это же и есть то испытание, которое он должен преодолеть! Волчица охраняет переправу через Смородинный ручей и путь в Невидье, ждет тех, кто желает этот путь отыскать.
И уж он, Родимов сын, не из тех, кто от первого же препятствия назад повернет. Не за тем пришел.
В таких делах нет пути назад. Всякий, кто встает на тропу священных испытаний, на каждом шагу чувствует лопатками невидимую, но прочную стену, что подпирает сзади и движется вместе с тобой. Оставшийся на месте, отступивший будет что мертвый – только двигаясь вперед, можно сохранить право на жизнь и уважение.
Зорник шагнул еще раз, встал на твердый берег, выпустил из рук ветки ивы. Поправил шапку. Волчица не шелохнулась. Зорник всматривался в ее морду, пытаясь поймать взгляд, но собственный его взор против воли все соскальзывал на ее обнаженную грудь, на плоский живот и на темный островок в его нижней части. Разнородные мысли и побуждения крутились вихрем, сбивая с толку, накатывали волны жара и одновременно ужаса.
Да, это не зверя в лесу выслеживать и даже не с Суровеем Суровеичем бороться – а он, медвежий сын, то еще чудовище! Путь Зорнику преграждал не просто лес – сама женская стихия леса, казавшаяся парню загадочной и опасной вдвойне. Она манила любовными наслаждениями, известными ему пока лишь понаслышке, и леденила дыханием Марены-губительницы, ночной волчицы. Не первый год уже Зорник с томлением и нетерпением думал о женитьбе, которую должны были устроить ему родичи… и вот то, о чем всякий паробок поневоле мечтает, стояло перед ним, влекущее и пугающее. Словно спрашивая: а хватит ли отваги совладать с тем, чего желаешь?
Делая шаг вперед, Зорник ощутил в портах некое неудобство. Сердце его обливало холодом от ужаса, а мужская природа тянулась к тому, что прельщало взор.
Конечно, обнаженное женское тело для него новостью не было – и близ бань это можно видеть, и на реке, когда девки купаются. Но сейчас, выставленное напоказ с чисто животным бесстыдством, в соединении со звериной мордой оно служило ярчайшим доказательством нечеловеческой природы того существа, что преградило ему дорогу. Имей оно более ясные звериные признаки – скажем, шерсть на коже или соски по всему брюху, как у суки, – было бы менее страшно. Но посланцы той стороны тем больше жути навевают, чем более имеют сходства с обычными людьми. Потому что тем ясно дают понять – отличие их не во внешности…
– Переправу сторожишь? – повторил Зорник, стараясь придать голосу ту же твердость, что ощущалась между ног. – А мне пройти надобно.
– Надобно – пройди, – предложила она, двинув плечом. – Одолеешь меня – пойдешь, не одолеешь… – Она засмеялась. – Захочу – съем. Захочу – зверем оборочу и мне весь век служить заставлю. Будешь меня на себе возить, а я стану на тебе кататься.
– Как же тебя… одолеть? – Зорник наконец сосредоточился и окинул ее взглядом, как противника.
Но на ум лезли совсем другого рода видения, вызванные ее же дразнящими словами.
– А как сумеешь.
За время этой беседы он несколько приблизился, но волчица стояла все на том же месте, не отступив ни на палец. Ну, давай, мысленно подстегнул он себя. Нечего пялиться, взглядом ее не сдвинешь.
Собравшись с духом, Зорник шагнул к волчице и с силой толкнул в плечо, пытаясь сбить с тропы.
Никогда в жизни – с тех пор как ему в семь лет надели порточки, признавая за будущего мужчину, – ему не приходилось драться с девками. Он не знал, чего ожидать, а зря. Едва успел он коснуться волчицы, как противница другой рукой перехватила его запястье и вывернула. Зорник вскрикнул – скорее от неожиданности, чем от боли, – а зверица тут же толкнула его бедром. Земля метнулась прочь из-под ног, и он упал на тропу.
Над ним раздавался обидный хохот. Входя в настоящий боевой раж, Зорник подскочил и кинулся на волчицу. Растопырив руки, попытался схватить, как мужчину или парня – противника в стеночном бою.
Со звериной ловкостью она ускользнула, не давая себя зацепить, и пихнула его ладонями в бок. Снова развернувшись, Зорник опять бросился на нее. Будто в пляске под круговую песню, они метались по тропе взад-вперед.
Наконец Зорник изловчился и ухватил запястье волчицы. Однако она вывернулась и сама обеими руками крепко обхватила его за пояс. Со звериной силой приподняла, и Зорник, с испугом чувствуя, что теряет опору под ногами, еще сильнее ощущал другое – что оказался плотно прижат к ней. Снова бросило в жар: к нему прильнуло разгоряченное борьбой тело, к груди его притиснулись упругие груди. Волчица раскачивалась, пытаясь вывести его из равновесия и опрокинуть. При этом она хрипло смеялась, будто играли они лишь для забавы. Сопротивляясь, Зорник обхватил ее за плечи. В крепком объятии они давили друг на друга, Зорник ощущал каждый изгиб ее тела, в нос бил запах женского пота, смешанный с полынным духом. От возбуждения темнело в глазах, и он с трудом помнил, как попал сюда, как вышло, что голая девка прижимает его к себе и не хочет отпустить! Но он вовсе и не жаждал вырваться из ее объятий, а напротив, всем существом желал слиться еще плотнее.
Пока Зорник пытался опомниться, волчица едва не вывернулась; пытаясь помешать ей уйти, он подцепил ногой ее ногу и толкнул. Она упала, но рук не разжала и увлекла противника за собой. Они покатились по земле, наткнулись на дерево; изловчившись, Зорник оказался сверху и всем весом прижал ее к земле.
Вдруг оказалось, что звериная морда сдвинулась в сторону. Прямо перед глазами Зорника было человеческое лицо в окружении растрепанных светлых волос. Вроде бы обычное – но такое яркое, что он вновь содрогнулся от блеска серых глаз, казавшихся очень светлыми на загорелой коже. Будто первые лужицы весенней воды на снегу, когда в них падает солнечный луч. Правильные живые черты, губы, изогнутые в широкой улыбке – этакий зубастый алый полумесяц рожками вверх. В глазах ее был вызов и ожидание, а к запаху пота примешался и другой женский запах – знак того, что эти игры возбуждают не одного Зорника.
Вновь потрясенный – у него на глазах оборотень перешел в человеческий облик! – парень едва не задохнулся.
Вдруг тело под ним расслабилось – он ощутил, как спало напряжение борьбы. Перевел дух, постарался сообразить, что к чему.
Но собраться с мыслями было невозможно – положение его дозволяло думать только об одном.
Не переставая улыбаться, бывшая волчица взглянула ему прямо в глаза. Приоткрыла рот и медленно провела языком по губам. Потом высвободила руки – Зорник не сообразил попытаться ей помешать – и обвила его за шею. Он покорился, больше не мешая ей делать, что она хочет. А волчица притянула к себе его голову и впилась в губы жадным, настойчивым поцелуем. Со звериной смелостью ее горячий язык скользнул ему в рот; Зорник вздрогнул всем телом, охваченный будто огнем. В порыве ее было нечто настолько звериное, что мелькнула мысль – собирается съесть. Ну и пусть…
Забыв о борьбе, он накрыл ладонями ее груди. Ее руки живо дернули подол его рубахи, скользнули под него, потянули за гашник, развязывая порты. Он не успел и понять, как вышло, что ее раздвинутые ноги обвили его бедра, а ладонь обхватила его вздыбленного «коня» и ловко направила в тот колодец, из которого всякий конь жаждет попить…
