– Правду говорят… – Людомир разгладил ус, гордясь своим потомством.
– В каких они годах?
– Старший на тринадцатой весне, меньшой на седьмой.
– Так и у меня две дочки есть, старшей пять, меньшой три. Дадут боги нашим чадам вырасти – через десять лет свадьбу справим.
Людомир посветлел глазами, скользя пристальным взором по приятным изгибам ее стана. Карислава была крепко сбита, и даже широковатые плечи смотрелись надежной основой для полной груди и не нарушали соразмерности. Покоя взгляд на этом богатстве, Людомир и впрямь невольно задумался о чадах – но не о тех, которые у него уже имелись, а о тех, которые еще могли бы народиться.
– Не одни же князья от Дулеба род ведут! – тем временем заметил старейшина Родим, чей сын Зорник уже числился в возможных женихах. – А все мы – и волыняне, и хотимиричи, и древляне. Все, кроме примаков каких. А кто достойнее – ваш ли, наш ли, – то боги сами укажут.
В это время из ряда сидящих за гостевым столом поднялся Коловей. Как старшему из древлян и к тому же победителю Святослава киевского, ему досталось почетное место близ Людомира и Жировита, поэтому его сразу все увидели. После блужданий по лесам он успел подровнять бороду, расчесать слегка вьющиеся темно-русые волосы, а хазарский пояс с серебряными бляшками и греческий меч даже простой белой свите придали щегольской вид. Пока шла эта беседа, Коловей оживленно обменивался знаками со своими спутниками и они успели что-то решить.
– Вот ты, добрый человек, – он взглянул на Родима, сидящего напротив, за хозяйским столом, – истовое слово молвил. От Дулеба все мы род ведем – и волыняне, и дреговичи, и древляне. И коли надобен жених – чего же нас обошли приглашеньем? Не совсем еще земля Деревская людом оскудела, и у нас женихи найдутся. Роду честного, собой молодцы. Что скажешь, Благожит?
– Кто же будет? – Благожит окинул взглядом его спутников.
– Вот, Далемир, Величаров сын, товарищ мой. Отец его воеводой деревским был, под Искоростенем голову сложил.
– Из худого рода воеводой не выберут, – согласился Путислав.
– Отец его умом и отвагой по всей земле нашей был славен. Десять лет назад гулял по царству Греческому, города брал, немалую добычу привез. Было у него семеро сыновей, да пали они в ратях с русью, один только младший и уцелел. Вот он перед вами.
Коловей сделал знак, и Далята поднялся; до того он сидел, прилично опустив глаза, пока его расхваливали, как невесту. Ну то есть как жениха. Он был не самым младшим из сыновей Величара и не единственным уцелевшим, но Коловей умел сказать красиво.
– А сам не хочешь свататься? – улыбнулся Гордина. – Ты за нашего соколика, Будима, убийцам отомстил, тебе бы и честь, и сестра его родная…
– Стар я для девы молодой, – качнул головой Коловей, которому было лет двадцать шесть. – Куда мне с отроками наперегонки за венками гоняться. А Далята ей в самую версту. И собой хорош, и нравом весел.
Что до красоты лица, то Далята, пожалуй, и правда был пригляднее всех своих спутников. С тщательно расчесанными светлыми волосами, с румянцем на щеках, с бойким взглядом голубых глаз, он так и просился под свадебный рушник, только приодеть бы получше.
Людомир снова помрачнел. Соперничество древлян, победителей Святослава, было ему ни к чему – всю пользу от их подвига он надеялся забрать себе. Воеводский сын, конечно, не из канавы репей, но все же счесть его ровней Жировиту родовая гордость не позволяла.
– Небогаты мы ныне, – продолжал Коловей, умолчав о том, что поднесенные Благожиту кафтаны и прочее тоже происходят из перезванской добычи древлян. – Но самый дорогой дар мы поднесли уже, – он взглянул на бочонок, который переставили к чурову очагу.
– После такого, – Обаюн тоже кивнул на бочонок, – каких еще соперников бояться вам?
Хотимиричи смотрели на Даляту с теплом в глазах: приятно было, что слишком уж самоуверенному Людомиру нашелся супротивник.
– Принимаешь нашего отрока в женихи? – обратился Коловей к Благожиту.
– Величарова сына – да как же я не приму? – Благожит посветлел лицом. Далята был почти такой же, каким ему рисовался в мыслях будущий зять – и бойкий, и почтительный, – клюнуло в сердце чувство, что боги уже и послали требуемое. – Милости прошу!
Слегка скривив рот под усами, Людомир бросил взгляд на своего брата. Далята был даже более нежеланным соперником, чем княжич Милокрас: и собой хорош, и удал, и уже так отличился на войне с русью.
Однако даже перед самим собой Людомир сдержал досаду. Князья волынские ведь не из тех, кто только тогда одолевает, если против них одни плесняки!
* * *
По Моравской дороге Святослав проходил со всем войском, когда направлялся зимой навстречу уграм. Поэтому южные окраины земли Деревской были очищены от всех способных противиться Киеву и считались относительно безопасными. Иные веси запустели, но сожжены не были, и теперь княгиня с ее дружиной почти каждый вечер находила ночлег под крышей. Останавливаться в покинутых избах ей нравилось больше, чем в городцах древлян, где уцелевшие идолы – а где их не было, там бревна тына – взирали на нее враждебно и осуждающе.
– Здесь через переход нужно свои твержи ставить, погосты, – говорила Эльга по пути своим соратникам. – Не в самих весях, но поблизости. И по дань ходить, и товары возить – пристанище пригодится.
– Уж это верно! – соглашался Лют. – Мы с отцом когда по дань здесь проходили, в городцах ночевали, так местные волком смотрели. Но осенью или зимой без крыши тяжко. Не то что сейчас.
Весна шла к концу: близились Купалии. Дни были долгими, короткие ночи – теплыми. Длинными вечерами молочно-белая луна висела на мягком темно-голубом своде, пышное убранство земли-матушки источало свежесть и сладкий травяной дух. Княгиня, хоть и была неплохой всадницей, не привыкла проводить весь день в седле, поэтому в середине дня делали долгие привалы, пережидая самое жаркое время. К вечеру Эльга уставала, и все же дорога несла ей отраду – приятную перемену привычного, довольно замкнутого существования. В пути человек не зря считается как бы не на этом свете и не на том: ни вчерашний день, ни завтрашний не имеет над ним полной власти. Одни тяжкие заботы остались далеко за спиной, а другие еще скрывались за лесами и реками впереди. Сейчас же путники были свободны, как птицы в небесах. Не считая поездок в Дерева, Эльга уже около трех лет не отъезжала далеко от Киева и теперь с любопытством смотрела по сторонам. Свежая зелень лугов и рощ радовала взор – не то что пепел на снегу и запах гари, сопровождавший ее зимний поход. Вечерами долго сидели у костров: живой дух земли бодрил и прогонял сон от молодых глаз. Оружники вспоминали прошлогоднюю поездку в Плеснеск, когда им пришлось столкнуться с дружиной деревских ратников, и более отдаленные годы. День ото дня Эльга чувствовала, как возрастает и укрепляется ее дух, очищаясь от тоски и тревог. А на освободившееся место возвращалась любовь, и Эльга не гнала ее. Огонь не отталкивает топливо, а растения – землю. Без любви где она возьмет силы?
