Женщины громче мужчин кричали «Смерть диктаторам!» и поддерживали Мусави. Рядом с ним всегда была его жена – политолог, бывший декан университета. Женщинам это нравилось.
Родившееся после революции поколение не заморочивается прошлым. Это поколение не политизировано и не идеологизировано, как отцы и деды. Оно жаждет не переворота, а перемен. Это совсем иной конфликт, чем в 1979 году, но не менее глубокий.
Жизнерадостная Неда Ага-Султан не была ни борцом, ни политической активисткой. 26-летняя студентка философии даже не голосовала. Но у нее была тайная страсть: она брала уроки пения. А поскольку женщинам в Иране воспрещается петь публично, эти уроки были подпольные. Ей нравилась поп-музыка, которая очень не нравится клерикальной власти. Она не была активной участницей демонстраций. Просто, возвращаясь со своего тайного урока пения, попала в водоворот, из которого уже не выбралась. Таково лицо современной иранской трагедии.
Когда самые обыкновенные человеческие желания равносильны преступлению – это режим катастрофы. Там, где модерн должен склоняться перед архаикой, жди, когда революция постучит в дверь. Это революция не столько политическая, сколько культурная. В ней не хватает фанатизма, жертвенности – и слава Богу. Но она необратима, хотя, какие формы и темпы она обретет, одному Богу и известно.
Так что это было – революция или не революция? Или революция – это только то, что побеждает, а то, что откатывается, это не революция, а волна? Но эта зеленая волна еще аукнется – в травмированном национальном сознании. И в поведении элит. Охота на телефоны с камерами стала одной из главных задач басиджей, прочесывающих улицы. Интересно, это единственный урок, который извлекли иранские власти?
Четыре тысячи человек были арестованы в бурные дни, по официальным данным. Большинство отпущено, утверждается, что в тюрьмах осталось около трехсот человек. Одну из провинциальных тюрем даже пришлось закрыть по личному распоряжению Хаменеи, когда выяснилось, что в ней были забиты до смерти трое молодых людей, включая сына помощника Мохсена Резаи, бывшего кандидата в президенты.
Пиком реакции стал откровенно постановочный показательный процесс (его показали по телевидению), так, чтобы страна могла насладиться зрелищем либералов-реформаторов в тюремных робах. Бывший (при президенте Хатами) вице-президент, министры той поры, редактор закрытой газеты – каялись под копирку в связях с иностранной прессой и спецслужбами, оглашали компромат на соперников Ахмадинежада и просили верховного вождя, «чья мудрость и бдительное руководство гарантируется ночной близостью между ним и Господом», простить их великодушно. Прокурор утверждал, что решительные и своевременные действия властей предотвратили «бархатный переворот» по модели Сербии и Грузии, приводя в качестве примеров подрывной деятельности связи известных иранских ученых с зарубежными университетами и скопом занося движения активистов, защищающих права женщин, этнических меньшинств, профсоюзов, студенчества, во враги нации.
Должного эффекта эти сигналы элите и стране не принесли. На церемонии повторной инаугурации Ахмадинежада 3 августа помимо троицы главных непослушных подозрительно отсутствовали многие другие известные фигуры, включая членов семьи покойного аятоллы Хомейни, для которых в ходе предыдущих процедур этого класса резервировались самые почетные места. А в сам этот день в Тегеране вновь прошли демонстрации протеста, хотя и не столь массовые, как сразу после выборов.
Что дальше? Будут ли до предела закручены гайки, отвернется ли теократия от своих игр с демократией, предстанет ли чистой диктатурой? Или она постарается достичь компромисса – внутри себя с фракцией менее оголтелых, а в конечном счете внести поправки на современность? Настоящая борьба ушла под ковер, но мы это увидим – если не в ближайшей, то уж в среднесрочной перспективе точно.
А пока можно сделать более широкие наблюдения за призраком революции, у нас ведь уже накопился немалый статистический материал.
Боязнь цветных революций – недуг нередкий, это известная слабость сильных режимов.
Вопреки тому, что о цветной революции говорят и пишут креативные труженики официоза, ее призрак не напоминает террориста. Скорей он появляется в белом венчике из роз. Его легко расстрелять. Хотя тут действует некая высшая математика: разогнать митинг в 5 тысяч человек не составляет труда, перед митингом в 500 тысяч задумается даже тоталитарная дубина. Так или иначе, это верная примета: если является призрак цветной революции, значит, власть преступна сверх всякой меры. Значит, демократия в стране совсем призрачная. И нечего тут ссылаться на «суверенность демократии» или поблекший мандат былой революции.
Все революции по-своему призрачны – в том смысле, что они редко исполняют свои обещания. И поэтому рано или поздно появляется призрак новой революции – против режима, установленного революцией предыдущей и обманувшей ожидания, либо появившегося в результате ее перерождения.
Можно ли избежать цветной революции? Для этого нужно всего ничего: не узурпировать власть, не заниматься махинациями с властью в особо крупных размерах… Ответ слишком простой, излишне морализаторский, сильно противоречащий природе людей у власти? Ну хорошо. Нужно не доводить котел до кипения, а для этого требуется встроенный механизм эволюции. Эволюция – это революция на каждый день, маленькая постоянно действующая революция, которая точно не разорвет котел. И нужен котел, который умеет выпускать пар, но еще больше направлять общественную энергию в русло назревших преобразований. Такой котел давно изобретен, он называется демократия.
Во всех странах, где замечен призрак цветной революции, плохо с разными вещами, но прежде всего с демократией. Там власть очень уж нечиста на руку, что на самом деле симптом гораздо худшей болезни – она неадекватна, она в катастрофическом разладе с главными потребностями общества.
Приключения Салмана Рушди
Самая знаменитая фетва нашего времени принадлежит аятолле Хомейни и звучит так: «Я сообщаю гордым мусульманам всего мира, что автор „Сатанинских стихов“ – книги, направленной против Ислама, Пророка и Корана, и все те, кто был посвящен в ее замысел, приговариваются к смерти. Я прошу всех мусульман уничтожить их, где бы они ни были обнаружены».
Что такое фетва? В данном случае смертный приговор, не подлежащий апелляции, вынесенный теократическим вождем одного государства гражданину другого государства на территории третьего государства и который не просто может, но обязан привести в исполнение любой и каждый член мусульманской уммы, живущий на этой планете. Юрисдикция несколько широковата? Но виновный оскорбил Пророка! И не вздумайте сомневаться, любое сомнение в высшей справедливости – по определению святотатство и автоматически подпадает под фетву.
Книга и фетва вышли в 1989 году. Волнения и погромы, вызванные книгой (или все-таки фетвой?), стоили сотни жизней, но Салман Рушди выжил и выпустил книгу как раз об этом – о своей жизни под сатанинским приговором.
