В кино, как и в любом художественном произведении, добро противопоставляется злу, хорошее – плохому. Разве это может означать, что на исполнение ролей отрицательных персонажей нужно приглашать адептов сатанинских сект? Или даже так, еще честнее: не надо кино, не надо телевидения, не надо театра? Пусть ими занимаются нехристиане. Чем не выход?! Только сдается мне, что именно этого добивается отец лжи. Это те самые благие намерения, которыми выложена дорога в Преисподнюю. Превратить живой организм Церкви в группу озлобленных маргиналов, рассыпающих вокруг себя проклятия…
Слава Богу, это не так. Большинство духовенства и прихожан, которых я знаю, с которыми я когда-либо пересекался, которые ныне окружают меня, – хорошие, добрые люди, искренне верующие во Христа как в воплощенную Любовь. Общение с этими людьми наполнило мою жизнь радостью и смыслом. Они смотрят кино, посещают театр и, не опасаясь осуждения со стороны, зовут вместе со своими детьми на новогоднем празднике Снегурочку. Это не мешает им молиться, исповедоваться и причащаться Святых Христовых Тайн. Они живые, как сама Церковь, и их больше остальных. Им все равно, как я выгляжу, что пишут обо мне в газетах, снимаюсь ли я в кино, занимаюсь ли боевыми единоборствами или слушаю альтернативную музыку. Между нами Христос. И меньше всего на свете мне хочется огорчить их своими сомнениями о личном соответствии, но…
Я работаю в кино, и со мной работают тоже хорошие люди, которые любят эту работу, страдают от неурядиц в бытовой жизни, спят на стульях, пока «готовят новый объект», бывает, матерятся, сдают кровь, ссорятся и мирятся, скидываются на подарок друзьям, просят меня крестить своих детей, советуются по вопросам личного характера, уточняют, когда пост и можно ли делать детям прививки, и знать не знают, что их гарантированно ожидает ад.
Все-таки задать «правильный вопрос» стоило. Не имею права как священник не задать.
Красавец и чудовище
И снова тема тем. И снова хочется по существу. И снова особо нечего сказать. Кроме правды, разумеется, а поскольку настоящей правды никто, кроме Бога, знать не может, ограничусь перечислением фактов и своими вычурными комментариями. Обижался ли я вообще так, чтобы до самого дна души, до корневой системы? Да нет. Глупо. Если быть объективным, обижаешься всегда на что-то конкретное, а значит, имеющее основание в самом тебе. Глупо обижаться на самого себя. Разве что сетовать. Тем не менее, тридцать лет назад я решил стать волшебником, но поскольку я был психически здоровым ребенком, то выбрал самую близкую по профилю работу, – кинорежиссера. На этот выбор меня подвиг монолог волшебника в исполнении ныне покойного Янковского. Много лет спустя, снимаясь с ним в фильме «Царь», я рассказал Олегу Ивановичу, какое влияние на мою жизнь оказало его творчество. «Боже! – царственно вздохнул он. – Я породил чудовище!»
Не дерзну оспаривать классика, но всему есть логическое объяснение. В моем случае оно выглядело так: ко времени, когда я завершил свое обучение во Всесоюзном государственном институте кинематографии, отчизна ввалилась, как пьяный мужик в пивную, в эпоху звонких девяностых. Все, чему нас учили в институте, оказалось невостребованным. Во всяком случае, идеалы точно. Те, перед кем художники отчитывались, как перед ангелами на Страшном Суде, перестали именоваться не множественным, но уважительным словом «зритель» и превратились в однородную, коричневую, дурно пахнущую массу с погоняловом «электорат». А доминирующей характеристикой стали не терзания так и недопонятых почвенников и евразистов, а количество голов с ушами. Признаться, еще пару лет я не замечал этих изменений и продолжал гореть искусством, хоть прикуривай. Тогда были сделаны фильмы «Урод», «Нога», «Мусорщик», «Дух», «Мытарь» и т. д.
Отрезвился поздно, но категорически. Основал с друзьями компанию по снабжению состоятельных и тщеславных соотечественников политкреативом, что было несложно, поскольку предшествующие наработки в этой области сводились только к знанию принципов демократического централизма. Быстро наколотил денег и мотанул по миру, как и положено всем молодым и разочарованным. Онегинский период закончился поножовщиной в пабе и десятидневной отсидкой в тюрьме под Ольстером, где я имел длительную беседу с одним из активистов Ирландской республиканской партии, который пересказал мне своими словами все тот же монолог волшебника из «Обыкновенного чуда». (Хотя и говорил мне рыжий, щербатый дядька о целях и задачах ирландских патриотов в их борьбе с английскими оккупантами.) Я понял, что, несмотря на то что мудрецы давно не сигают в пропасть из любви к истине, а корпят над созданием силиконовых сисек, и солдаты попирают смерть не из любви к Родине, а отстаивая права на нефтяную трубу искренне презирающего их ворья, мне-то задачи никто не отменял.
И по возвращении в отчизну я опять ушел в головой в кинопроизводство. Поскольку на тот момент кинопроизводство в основном занималось обслуживанием половых партнерш нашей лыковой олигархии, я за два-три года заработал все необходимые для самоуважения кинопремии и позволил себе всласть подурить. Меня мотало по жанрам и методикам, стилям и ритмам. В глубине души я руководствовался довольно прагматичными мотивами – отшлифовать мастерство и, когда мир таки опомнится, быть во всеоружии. Но годы шли, а факторы силиконовых сисек и трубы оставались доминирующими. Мало того, многие из моих же непримиримых соратников «в борьбе за это» составили на «это» прайс и все силы своего таланта бросили на эстетизацию процесса погружения раскаленных паяльников в задницы должников и духовных терзаний всякой мрази, разбогатевшей на старушечьих гробовых копейках. Причем, что вообще не укладывалось у меня в голове, они продолжали складывать губки куриной жопкой, если кто-то не видел режиссерской версии «Жертвоприношения» столь почитаемого ими Андрея Арсеньевича Тарковского. Буду честным: некоторое время я пытался принять их мировоззренческую конструкцию как очередной виток эволюции, но меня хватило ненадолго. От путаницы в голове начал пить горькую.
Из бездны меня вытащил Ролан Антонович Быков, которого я с тех пор и поныне считаю своим учителем. Как-то я признался ему в непреодолимом желании активировать ядерную бомбу в центре «Мосфильма» и вычеркнуть заранее эту позорную главу из будущего учебника истории. На это он мудро посоветовал проявить милосердие и всеми силами своего таланта помочь отечественному кинематографу достичь критической точки, по прохождении которой этот вид искусства либо вернется к прежним идеалам, либо канет в Лету – что, собственно, и происходит сейчас. Тогда же я написал сценарии «Даун Хаус», «ДМБ» и снялся в «Восемь с половиной долларов». Как и следовало ожидать, упомянутые работы имели успех, а я бросил пить. Но вскоре Ролан Антонович умер, а организованный им Центр детского фильма стал заниматься чем угодно, кроме детского кино, и меня вновь обуял сплин. Благо ненадолго – я женился и с головой погрузился в религию, где чувствовал себя довольно комфортно, пока не был приглашен в Православное информационное телевизионное агентство в качестве автора и ведущего передачи «Канон».
С этого начались новые разочарования, похлеще прежних. Я видел, как измываются над людьми, но так, как это происходило там… Это повод для отдельного материала, который я, естественно, никогда не напишу, уважая институт Церкви, не несущий ответственности за нескольких подонков, паразитирующих на вере и верующих людях. Только один случай, который взорвал мне мозг и стал последней каплей, переполнивший чашу терпения. В то время как руководители ПИТА покупали себе последние модели «Мерседесов» и квартиры в центре столицы, сотрудники агентства падали в голодные обмороки, поскольку им по пять месяцев не платили зарплату, ссылаясь на то, будто телеканал-покупатель не отдает деньги. При этом набожное начальство через слово поминало Спасителя и неистово крестилось по любому случаю. У нашего оператора умер годовалый младенец, несчастный отец в слезах просил триста долларов на похороны, но благообразный начальник, опять сославшись на Волю Божию, отказал ему. Оператор похоронил ребенка в гробу, сколоченном из ящика стола.
