– Молчи, Арне, у тебя только язык длинный! – осадил одного говоруна Эрлинг, оказавшийся в это время поблизости. – И даже если с какими-нибудь девушками на йоль и случилось несчастье, но для тебя эти девушки и сейчас слишком хороши!
При этом он посмотрел на Йору своими светло-серыми блестящими глазами и улыбнулся с видом вполне дружелюбным, но все же полным превосходства. И Йору не радовала его защита: Эрлинг, как поговаривали, настолько гордится собой, что до сих пор не может найти никого себе в пару. На нее, Йору, он и раньше почти не смотрел, а ведь она была одной из лучших невест округи – юной, красивой, знатной и богатой. Эрлинг ей никогда не нравился, несмотря на его красоту и знатность рода, но теперь, когда он якобы получил право ее презирать, он стал совершенно невыносим!
А Эрлинг между тем приблизился, небрежно покручивая на пальцах золотые перстни.
– Погуляйте пока, девушки, – велел он Фроде и Асхильд. – Нам с йомфру Йордвейг надо потолковать.
Подруги безропотно отошли.
– Не знаю, о чем мы будем толковать, – произнесла Йора, не глядя на него. Ничего плохого не было в том, что Эрлинг просто к ней подошел, но ей мерещилось в его неожиданном внимании что-то неприятное и даже унизительное.
– Зато я знаю.
– Если ты тоже думаешь, как эти наглецы, что теперь я с распростертыми объятиями приму всякого… – с дерзостью отчаяния начала Йора, доведенная до предела всеми этими взглядами и намеками, – то ты очень ошибаешься! Мне нечего стыдиться! Стыдно должно быть тем, кто всегда рад думать о людях плохое и говорить о том, чего не может знать!
– Конечно, я тебя и не виню. Виноваты ваши мужчины, которые не сумели уберечь своих женщин. А ты, разумеется, не могла ничего поделать, оказавшись одна в доме с сотней чужих мужчин. Я надеюсь, все же там был один только их конунг? Не вся дружина?
– Где – там?
– Ты знаешь где. – Эрлинг усмехнулся, и от насмешливого взгляда его светлых глаз Йору вдруг пронзила такая ненависть, что захотелось его убить. Сколько можно твердить, что «ничего не было» и что «там» никто не был, когда ей все равно никто не верит!
– Если твоя честь досталась самому конунгу, это не так позорно, как если бы отличился невесть кто из его дружины, – продолжал Эрлинг. – Многие конунги берут к себе даже знатных девушек, а потом выдают замуж за кого-то из своих людей. Если бы удалось теперь стребовать с него марку золота, то все было бы в порядке. Найти конунга фьяллей и что-то стребовать с него едва ли удастся, но эту марку вполне может добавить к твоему приданому сам твой отец. Он, думаю, сделает это, как благоразумный человек. Едва ли он хочет, чтобы единственная дочь осталась в его доме навсегда. Тем более такая красивая.
Эрлинг поднял руку и хотел взять ее за подбородок, но Йора в возмущении отпрянула.
– Если хёвдинг проявит благоразумие и мы сумеем договориться о приданом, то все еще сложится не так плохо, – добавил он. – Нам не трудно будет прийти к согласию: ведь теперь ты единственная наследница у отца. Все его имущество со временем перейдет к тебе.
– Вовсе нет! – злорадно возразила Йора, еще не зная, правильно ли она поняла эти намеки. – У моего отца есть сын – Бьярни, и ты прекрасно об этом знаешь!
– Бьярни? Это не сын, дорогая, это раб. – Эрлинг усмехнулся.
– На весеннем тинге отец узаконит его. Осталось совсем недолго. И тогда мой брат сумеет постоять за мою честь и защитить меня от всяких…
Не желая больше с ним разговаривать, Йора отвернулась и пошла к озеру, где на берегу среди нескольких парней видела Бьярни.
– Напрасно он стал бы это делать! – крикнул Эрлинг ей вслед. – Если хёвдинг обзаведется еще одним наследником, ты никогда не выйдешь замуж!
– Без таких женихов обойдусь! – гневно бормотала Йора, скользя по подтаявшему снегу вниз с пригорка. – Хотела бы я послушать, что бы ты запел, если бы все это случилось с твоей сестрой!
Темнело, в хозяйском доме почти был готов пир, но все гости высыпали наружу. Перед пиром в День Горячего Камня происходили еще кое-какие забавные вещи: все парни рядились в страшных чудовищ, а девушки надевали козьи маски и привязывали сзади коровьи хвосты. Все мазали лица сажей, менялись одеждой и выворачивали ее наизнанку, всячески стараясь сделать свою внешность неузнаваемой. В девичьей уже давно шла возня и смех, долетали визги и вопли, и из гостевого дома, отданного на этот вечер парням, тоже высовывались какие-то жуткие тролли с мордами из бересты.
И вот наконец все собрались на луговине перед усадьбой. Снег, уже подтаявший, к вечеру покрылся корочкой льда, подошвы кожаных башмаков скользили, гости смеялись, хватались друг за друга, чтобы не упасть, женщины взвизгивали и с шутливым возмущением били по рукам, если их подхватывали уж слишком смело. Но всерьез никто не сердился – все уже были немного навеселе, попробовав пива и медовухи, прохладный воздух весеннего вечера, пахнущий оттаивающей землей и обещающий радости уже совсем близкой весны, всех наполнял юным задором.
В конце луговины собирались ряженые – какие-то удивительные козы и коровы, хюльдры с хвостами, никсы с утиными лапами, подвешенными к поясу. Тролли тоже были хоть куда – в звериных шкурах, со страшными размалеванными рожами. У кого-то имелся длинный нос из соломы, у кого-то очень похожий жгут красовался на другом месте, пониже, вызывая смех и возмущенный визг женщин. Вдоль всей луговины расставили шесты с привязанными факелами, а самые дальние горели возле собравшихся гостей – чтобы было видно, кто же окажется первым.
Вот сам Ивар хёльд, не менее молодежи любивший праздники и игры, подал знак – загудел рог, вся толпа хюльдр и троллей сорвалась с места и наперегонки понеслась через луговину. Кто-то падал, цепляясь за ближайших соперников и вместе с ними валясь с ног; бегущие сзади натыкались на упавших и тоже катились кувырком, а другие пытались обойти препятствие, но путались в длинной одежде и широких шкурах и тоже падали. Смеялись и кричали зрители, визжали и вопили участники, и сама зима, устрашенная этим беснованием, должна была поскорее отправиться вон.
Бьярни с самого начала вырвался вперед, поскольку обладал крепкими ногами и устойчивым дыханием. Из-под маски, изображавшей медвежью голову, он плохо видел, но чувствовал, что соперников у него немного – вся визжащая и вопящая толпа осталась позади. Догонять ему приходилось только двоих – тех, кто в самом начале стоял впереди. Одного он вскоре обошел, но тот не отставал, и Бьярни слышал шорох его ног совсем близко, за плечом. Впереди оставался еще один, Бьярни нажимал, и тот, что за плечом, тоже нажимал. Ему показалось даже, что это женщина, и он восхитился мимоходом – такую скорость не всякий мужчина мог бы держать.
До последних двух факелов и кричащего Ивара хёльда оставалось немного, когда тролль, бегущий самым первым, поскользнулся и замахал руками, пытаясь удержать равновесие. Тот, кто бежал за Бьярни, торжествующе взвизгнул – теперь стало окончательно ясно, что это девушка. Бьярни снизил скорость, чтобы обогнуть падающего и не дать ему себя задеть, и на повороте девушка обошла его! Бьярни еще нажал, обгоняя, и сам поскользнулся. Девушка мчалась за ним впритык, и, когда он покачнулся, она наткнулась на него. И стала падать, но уцепилась за Бьярни обеими руками и потянула его за собой. Скользя по обледенелому снегу, вцепившись друг в друга, они пролетели между двумя факелами и рухнули уже за ними, покатились по снегу прямо под ноги вопящих от восторга зрителей.
