Торвард увидел ее только в тот миг, когда она остановилась перед ним. И вдруг его лицо переменилось. Весь он вдруг как-то сосредоточился на фигуре Йоры и замолчал на полуслове. Его глаза потеплели, в чертах лица появилось что-то мягкое и расслабленное, и он улыбнулся ей. Он смотрел на нее с таким наслаждением, будто впитывал глазами ее облик, словно эта незнакомая девушка была долгожданным глотком свежего воздуха в душном дыму его жизни.
На лице побледневшей Йоры отражалось тревожное беспокойство, а каждое движение получалось резким, но вообще-то на нее и сейчас было приятно посмотреть. С треугольным личиком и немного заостренным подбородком, с большими глазами, тонкими, круто изогнутыми бровями, с изящным прямым носом, невысокая, легкая, стройная, с тонкой талией, с шелковистыми волосами очень мягкого светло-рыжего оттенка, она обладала красотой такого рода, которая не поражает с первого взгляда, но тем полнее раскрывается, чем дольше к ней приглядываешься. А Торвард конунг такие вещи замечал сразу. Перед его глазами появилась хорошенькая девушка, и он разом забыл обо всех морских и сухопутных сражениях.
– Ну, это ты мне принесла? – мягко и даже почти ласково спросил он и протянул руку к кубку.
Йора отдала кубок, стараясь не коснуться его рук, но все-таки коснулась, и ее пробрала дрожь от мимолетного прикосновения этих жестких и теплых пальцев.
– Не отравлено? – поинтересовался он, приподняв бровь.
– Дай я первый попробую! – встрял кудрявый парень, Эйнар.
– Отвали! – рявкнул на него другой фьялль, уже немолодой, со свирепой красной рожей и страшным шрамом через пол-лица. – Если не отравлено, то ты сам отравишь! У тебя же ядовитый язык, как у гадюки!
– А тебя, медведище, никакой яд не возьмет, у тебя брюхо внутри железное! – не остался в долгу Эйнар. – Давай стукну! Сейчас все услышат, какой гул пойдет! Ой, промахнулся! По голове попал! А здорово загудело, да!
– Промахнулся! – заревел в ответ Ормкель. – Еще бы, у тебя руки-то кривые! Сейчас поправлю: выдергаю и вставлю назад другим концом! И то лучше будет!
В затеянной возне они толкнули Йору, Торвард конунг притянул ее к себе, якобы оберегая от тех двоих, и от неожиданности она выронила кубок. Тот запрыгал вниз по ступенькам почетного сиденья, пиво пролилось на колени Торварду, плеснуло на ее подол, задело еще двоих или троих; Йора зажмурилась, но вокруг раздался только хохот, заглушивший звон кубка.
– Пошли вон, тролли пещерные! – Торвард, смеясь, пихнул башмаком в плечо красномордого Ормкеля, крепче прижимая Йору к своему бедру. – Напугали девушку! Она таких чудовищ никогда в жизни не видела! Не бойся, моя радость, эти двое тебя не тронут! Иди за пивом, Ормкель, сам пролил, сам и иди!
– Да тащи сюда всю бочку, а то будешь бегать, пол топтать! – напутствовал товарища довольный Эйнар. – Скоро овраг протопчешь! Конунг, а что у тебя девушка сидит такая невеселая? Ты что, забыл, как их развлекают?
– Заткнись, ехидна! – Торвард выпустил Йору, и она попятилась, прижавшись спиной к одному из резных столбов, ограждавших почетное сиденье. Ей очень хотелось убежать, но фьялли сидели на полу так тесно, что было просто некуда ступить. – Йомфру как-никак лишилась брата. Я правильно понял, что ты – дочь Сигмунда хёвдинга? – обратился он к самой Йоре, и она кивнула, чувствуя, как глаза опять наполняются слезами. – И этот длинный, в шлеме с бронзовыми накладками, был твоим братом? Ну, который еще так нагло разговаривал со мной из-за ворот?
Йора опять кивнула. Она могла бы сказать, что самым наглым тут был не Арнвид.
– Правда, я бы сказал, что своей смертью он обязан своей же неучтивости, – добавил Торвард.
– Но ты же напал на наш дом! – дрожащим голосом выговорила Йора. Она очень боялась незваных и неучтивых гостей, но знала, что дочь знатного рода перед лицом опасности должна быть отважна и невозмутима.
– Я, – Торвард напором в голосе подчеркнул это слово, – всего лишь хотел попроситься переночевать. Да я бы его пальцем не тронул, если бы он разговаривал повежливее. Что он меня сразу стал в лес к троллям посылать?
– Обделался от страха, как нас увидел, вот и рассердился, – хмыкнул Асбьёрн Поединщик, один его телохранителей.
– Что я вас, съел бы, что ли? – продолжал Торвард, и лицо его вдруг ожесточилось. – Приличные хозяева всегда принимают людей переночевать, особенно зимой! Усадьба у вас большая, авось не треснула бы. А если кому не по средствам принимать в гостях дружину из трехсот человек, то я могу и заплатить за еду! Я что, на бродягу похож? Я – конунг фьяллей, и я не позволю, чтобы меня гнали прочь от ворот!
Видно было, что он и в самом деле обиделся.
– А ты правда конунг фьяллей? – неожиданно для себя спросила Йора.
Ей хорошо запомнился конунг кваргов Рамвальд, уравновешенный, мудрый и приветливый, а этот обросший щетиной разбойничий вожак с ним не имел ничего общего! Что, скажите, заставит порядочного конунга мотаться зимой по холодным чужим морям, вместо того чтобы устраивать пиры у себя дома или хотя бы объезжать свою собственную землю, собирая дань? В море в это время ходят только «морские конунги», у которых нет других владений, кроме корабля, и других подданных, кроме дружины. Да и те обычно стараются пристроиться к очагу – что им делать в море в такую пору, когда и торговых кораблей нет?
– Да, я – конунг фьяллей! – внятно подтвердил Торвард. – Не похож? Ну, если кто-нибудь другой объявит себя конунгом фьяллей, я ему голову оторву, и все дела.
Это заявление можно было понять по-разному. Но именно эти грубовато сказанные слова вдруг убедили Йору, что конунги бывают и такие. Потому что они тоже живые люди, а не выходцы из сказаний.
– Не везет мне! – Торвард вдруг вздохнул и откинулся на спинку сиденья. – Когда я хочу драться, противник от меня бежит, а когда я хочу мирно напроситься в гости, меня встречают мечами! Тролли бы их всех подрали!
Вдруг стало видно, как он устал. Устал не от битвы во дворе и даже не от бури и последнего перехода по зимнему морю. Его сжигал какой-то внутренний огонь, какой-то тяжелый душевный груз не давал ему покоя. И даже сейчас, когда его буйная дружина отдыхала и веселилась, ему одному еда и отдых не приносили облегчения.
В гридницу вошла фру Лив и стала медленно пробираться между сидящими. Йора подалась ей навстречу, желая задать вопрос, и не решаясь, и все-таки в душе надеясь, что случилось чудо и Арнвид все-таки жив. Но по лицу матери она видела, что надежда напрасна. Как истинно знатная женщина, фру Лив хранила внешнее спокойствие, но ее лицо разом посерело и осунулось, и даже на висках под покрывалом заблестела седина, серебряная при свете факелов. Йора изумилась, не в силах сообразить: то ли мать ее начала седеть раньше, а она не замечала, то ли это случилось только теперь. Могли ли они еще сегодня утром подумать, что Арнвид, совсем молодой, здоровый, наследник отца, обрученный жених, полный самых лучших ожиданий, уже к вечеру будет мертв…
