15
Руби
– Что с тобой? – спросила Эмбер, и я вздрогнула.
Помешивая варенье в кастрюле, я так углубилась в свои мысли, что не заметила, как она подошла ко мне сзади.
– Ничего, – сказала я немного погодя.
Папа показал на меня нераспечатанной упаковкой желатина:
– Что-то не так, тут я согласен с твоей сестрой. Можешь не притворяться.
Я закатила глаза:
– Вы бесите, вот что со мной. – Я начала мешать горячее яблочное варенье слишком быстро, и оно попало мне на руку. Я застонала от боли.
– Сейчас же под струю холодной воды, – велела мама и отняла ложку, всучив ее в руки Эмбер. Она подтолкнула меня к раковине, включая холодную воду.
– Отстаньте, дайте спокойно помереть, – проворчала я.
– Да живи как хочешь, – сказал папа. – Только ты после той пресловутой субботней поездки сама не своя, и я бы хотел знать, в чем дело.
Я только промычала. Даже дома нет покоя.
Я никогда не могла понять, отчего люди всегда проклинают понедельник. Для меня понедельник символизирует начало чего-то нового, когда намечаются планы на всю неделю. И обычно я люблю понедельники. Но сегодня меня все раздражает. Люди в школе, воспоминания о субботе, любопытные взгляды Эмбер. Даже эта маленькая капля на руке, адски обжигающая. Проклятое яблочное варенье.
Я предпочла бы забиться в комнату и тупо учила бы материал на ближайшие три месяца, но родители заставили меня помогать на кухне. При том я уверена, что это варенье – лишь предлог, чтобы вывести на разговор.
– Почему бы тебе просто не рассказать, что произошло? – Эмбер тут же подтвердила мою догадку.
– Потому что тебя на самом деле интересует не мое состояние, – ответила я. – Ты просто хочешь вытянуть что-нибудь про Бофортов.
– Неправда!
– Нет? – провоцирующе спросила я. – Значит, тебе не интересно, как у них там?
Тут она замялась.
– Почему же, интересно. Но одно не исключает другого. Я могу интересоваться и крупнейшим в Англии производителем мужской одежды, и твоим благополучием. В моем сердце есть место и для того, и для другого, сестренка.
– Какая прелесть, – сказал папа, проезжая мимо нас к плите на своей коляске. Он взял чистую ложку и погрузил в кипящее варево.
Смотреть, как он что-нибудь дегустирует, всегда одно удовольствие. Когда пробу снимаю я, это выглядит… обычно. Но когда папа – сразу видно, что он профи. Выражение его лица меняется, как будто мысленно он делит вкус на составляющие и прикидывает, чего не хватает.
Так и сейчас. Он склонил голову набок, и мы внимательно смотрели на него. В следующую секунду лицо папы озарилось, он отъехал к металлической полке, на которой стояли приправы, взял смесь с корицей и бросил пару щепоток в чугунный горшок. Запах сразу напомнил мне о Рождестве – моем любимом празднике.
– Нечего рассказывать, – запоздало ответила я, и сестра сокрушенно вздохнула. – О «Бофорте» ты знаешь все, что только можно.
– Хотела бы я взглянуть на их закроечную, – мечтательно вздохнула она и подперла подбородок ладонями.
– И тебе бы не было скучно? Ты же хочешь специализироваться на дамской одежде, – напомнил папа.
Раздался звонок в дверь, и мы удивленно переглянулись.
– Кто бы это мог быть? – спросила мама и направилась в прихожую.
– Дело же в атмосфере, папа. Посмотреть, как там работают люди, с какими материалами и выкройками – вот что было бы интересно.
Мне всегда больно видеть тоску Эмбер. Я понимала, что ей казалось нечестным то, что я так легко получила возможность побывать в главной резиденции крупного дизайнера, а ей вряд ли светит то же в обозримом будущем. С другой стороны, я-то знала, чем для меня закончилась эта поездка. И я ни в коем случае не хотела, чтобы сестра когда-нибудь чувствовала себя такой же униженной, как я в тот момент.
– Есть идея. Ты не могла бы попросить друга, чтобы он устроил мне такую же экскурсию? – спросила Эмбер, и мысль, что эта просьба лишь наполовину сказана в шутку, встревожила меня.
– А ты и сама можешь его об этом попросить, – неожиданно заявила мама.
Я повернулась к ней, наморщив лоб:
– Что?
– Этот мальчик стоит у нас под дверью, – объявила она, указывая большим пальцем через плечо. – Ты не говорила, что он такой красивый.
Я уставилась на нее с выпученными глазами, защитный инстинкт моментально сработал:
– Ты ведь его не впустила?
– Разумеется, нет. Это можешь сделать ты – или не сделать, если не захочешь. – Мама подошла ко мне и поцеловала в лоб. Я спиной чувствовала любопытные взгляды семьи, когда пересекла кухню и вышла в прихожую. Словно оглушенная, я подошла к двери.
Джеймс стоял на крыльце. Я впервые видела его в повседневной одежде. В темных джинсах и светлой толстовке он выглядел как обыкновенный парень. Если бы я встретила его в таком виде на улице, могла бы и не узнать.
На руке у него висел большой черный чехол для одежды с логотипом «Бофорт». Я некоторое время таращилась на витиеватую букву Б, и меня внезапно охватила ярость.
Ему здесь нечего делать. Я не хочу, чтобы Джеймс так близко подходил к моему дому. Я не могла принять тот факт, что он заявился сюда и просто стер границу, которую я провела несколько лет назад. Не могла после той субботы.
В тот момент, когда я открыла рот, чтобы все ему высказать, он отвел взгляд от кустовых роз и посмотрел на меня, стоящую в дверном проеме. В глазах его вспыхнула какая-то эмоция, которую я не могла определить – мне никогда это не удавалось, – и он поднялся на ступеньку так, что наши лица оказались на одном уровне. Он откашлялся и протянул чехол:
– Я решил завезти тебе платье. Тристан подогнал под твои мерки. Теперь должно сидеть безупречно.
Я даже не шелохнулась, чтобы взять чехол.
– И для этого ты явился ко мне домой?
Он набрал в легкие воздуха, разом выдохнул и почесал затылок:
– Я еще хотел поговорить о субботе. Я вел себя как подонок и очень жалею об этом.
Какое-то время я лишь молчала.
Я впервые слышала от него такое и поневоле задумалась, как часто в жизни ему приходилось извиняться. Если вспомнить, что он себе позволял в школе только за последний год, то его моральные границы проходили намного ниже моих.
Но сейчас он действительно выглядел так, будто искренне сожалеет о случившемся.
– Я не понимаю, – тихо сказала я.
Тем более после того, как он держал меня за руку и какое-то время мы точно провели вместе. Я же видела, каким теплым был его взгляд, и между нами очевидно пробежала искра. Я же не выдумала это.