Мать схватила отца за локоть. Он вырвался и развернулся, чтобы пойти в дом. После того, как он ушел, она посмотрела на меня с сожалением.
– Вот что происходит, Джеймс, когда ты путаешься со всяким отребьем.
С этими словами она приподняла подол длинной юбки, чтобы поспешить за отцом. Я смотрел им обоим вслед, пытаясь подавить в себе ярость, которая медленно, но верно перерастала в ненависть, которой я совсем не хотел. Я вытер рот ладонью и посмотрел на кровь, размазанную по руке. Казалось, будто это чья-то чужая кровь, а не моя.
Лидия остановилась передо мной.
– Джеймс. Ну правда, стоит ли она таких нервов? – настойчиво спросила она.
Я смотрел на нее, слишком возбужденный, чтобы задуматься над вопросом.
– Беспокойся лучше о собственном дерьме, – рявкнул я и отдернулся от ее прикосновения.
Развернувшись, я пошел через двор к входным воротам дома. На ходу достал из кармана брюк телефон и набрал номер Рэна.
Мне срочно необходимо отвлечься.
Только после третьего стакана ярость во мне начала понемногу утихать. Я откинулся на стену в гостиной родителей Рэна, попивая скотч из хрустального стакана, позволил грохочущей музыке постепенно заглушить мысли.
– Смотри-ка. Блудный сын вернулся, – раздался позади голос Сирила. Я обернулся и увидел, как он шел ко мне с распростертыми объятиями и насмешливой ухмылкой. Так же, как и остальные, он уже наполовину освободился от своего костюма, оставшись только в брюках, сшитых специально на него, и в белой рубашке.
– Чему мы обязаны такой честью? – спросил он и хотел еще что-то сказать, но тут увидел мой рот и слегка присвистнул: – Э, слушай, да ты плохо выглядишь.
Я не ответил, а молча опрокинул остатки из стакана. Хотя я и привык к алкоголю, щеки все равно потеряли чувствительность.
– Оставь его в покое, Си, – крикнул Рэн с дивана. Вплотную рядом с ним сидела белокурая девушка, что-то в ней привлекло внимание.
Она кажется мне знакомой, и когда девица подняла голову, я понял почему. Это Камилла. Насколько я помню, она была с Кешем, а не с Рэном, но такое у нас случается, ничего необычного в этом нет.
– Что с тобой стряслось, Бофорт? – продолжал расспрашивать Сирил, обнимая меня одной рукой за плечо и подталкивая к одному из диванов. Я послушно упал на него, потирая лицо, тем временем Сирил налил еще виски и подал стакан:
– Джеймс, с которым я вместе вырос, никому не даст себя в обиду. Он не позволит, чтобы его выперли из команды, и откажется делать за других грязную работу.
То, что он назвал грязной работой мои старания последних недель в организационном комитете, снова разожгло во мне ярость, но я сдержался. Такой уж Сирил, а я сегодня вечером и без того достаточно наволновался. Все, чего я хотел, – это напиться, причем до такого состояния, чтобы ничего больше не чувствовать. Ни руки отца, ни губ Руби.
– У меня не было выбора. Ты же знаешь.
– Глупости, – вмешался Рэн. В глазах его вспыхнули веселые искры. – Ты просто втрескался в Руби.
Вместо ответа я отпил глоток и закрыл глаза. То, что налил Сирил, было таким крепким, что оставило внутри жгучий след от горла до желудка.
– Ты это серьезно? Ты участвовал во всем этом дерьме, потому что поехал от Руби Белл? – поразился Сирил.
– Поэтому он так переменился. – Говоря это, Рэн смотрел не на меня, а на Камиллу, осторожно поглаживая ее волосы.
– Он так к ней подлизывался. Вы бы его видели на последнем заседании, – вставила Камилла и бросила сочувственный взгляд: – Или ты делал это только для того, чтобы тебе разрешили снова играть в лакросс?
Я замер со стаканом, поднесенным ко рту.
– Откуда ты это знаешь?
– Руби сказала нам перед вечеринкой.
Нахмурившись, я посмотрел на Рэна, который продолжал гладить Камиллу. Так вот почему он затеял это с ней сегодня? Чтобы расспросить обо мне?
– Я вообще нисколько не изменился. – Язык уже начал заплетаться, и слова получались тихими и невнятными.
– Разумеется, ты изменился. – Рядом со мной на диван плюхнулся Алистер. Его золотисто-белокурые волосы растрепаны, а щеки в пятнах от румянца. Либо он хорошо подвыпил, либо подцепил какого-то парня и только явился из гостевой комнаты Рэна.
– Ну и в чем это я изменился? – спросил я, стараясь сохранять спокойствие и пытаясь уговорить себя, что мне безразлично, что они все думают.
Алистер начал перечислять по пальцам:
– Во-первых, больше ты не приходишь на вечеринки или уходишь до рассвета, чего никогда бы не сделал прежний Джеймс Бофорт. Во-вторых, ты проводишь свободное время с выскочками из организационного комитета – не в обиду будет сказано, Камилла. – Она показала ему средний палец. – В-третьих, тебе вдруг стало наплевать на наши договоренности.
– Я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать этот бред.
Алистер вскинул бровь:
– Это не бред, и ты это знаешь.
– Алистер прав. Мы хотели насладиться последним школьным годом и оторваться по полной, – сказал Рэн. – Такая была договоренность. Carpe Diem – живи настоящим, лови момент. Каждый день, пока мы еще вместе. К сожалению, ты того Джеймса, который подбил нас на стриптиз, где-то потерял по дороге.
Я откинулся на спинку дивана и сделал глоток. Теперь жжение от алкоголя было невыносимым. Смысл их слов доходит до меня, и желудок судорожно сжимается.
Они правы.
План был такой, чтобы сделать последний школьный год лучшим в жизни и наслаждаться временем, проведенным с друзьями. С ребятами, которые для меня как вторая семья. В план не входило влюбиться в того, с кем в любом случае не будет будущего.
Я все еще чувствовал на губах вкус Руби, а на коже – ее ладони. К сожалению, это означало лишь то, что я слишком трезв.
Руби подарила мне чувство, которого я прежде никогда не испытывал. А именно: когда она рядом, для меня нет ничего невозможного. Красивая, страшная ложь. Ибо, по правде говоря, я не всесилен. В отличие от нее, передо мной не открыт весь мир. Уже давно предопределено, какой будет моя жизнь.
Может, это было именно то, что с самого начала привлекало в Руби. Пока она брала жизнь в собственные руки, мною манипулировали и я чувствовал себя шахматной фигурой. Пока она жила, я – существовал.
Мы не подходим друг другу.
Вот только хотел бы я понять это до того, как ее поцеловал.
23
Руби
Как говорить с человеком, с которым вы целовались как безумные?
Единственный парень, с которым я целовалась до Джеймса, был Рэн, и его я потом попросту игнорировала и делала вид, что ничего не было. С Джеймсом этому не бывать. Почти все воскресенье я провела в постели, таращась на его толстовку, которая так и лежала, свернутая, на письменном столе. Мне бы хотелось написать ему сообщение или позвонить, но в голову не приходило ничего, кроме А не могли бы мы это повторить? и Что это значит для нас теперь? Сказать ему я не смогу ни то, ни другое. Тем более вчера он так внезапно исчез вместе со своими родителями, что я даже не попрощалась с ним.