Руби издала непонятный звук, и когда я посмотрел на нее, она сморщила нос. Хорошо осознавать, что ей это не нравится, ведь я тоже не мог себе представить, чтобы родители Руби сватали ее за кого-нибудь другого.
– Ты с самого начала была для меня кем-то особенным. Я не изменился. Я сам этого даже не заметил, но мои друзья и семья заметили. Мне то и дело приходилось слушать расспросы о том, что со мной и почему я постоянно погружен в свои мысли и так далее. Когда отец увидел нас вместе на швейной фабрике, он сразу что-то заподозрил. И когда застукал нас на Хэллоуин… – Я тяжело сглотнул. – Тут он уже ни в чем не сомневался.
– Поэтому у тебя была разбита губа? Он тебя ударил? – спросила Руби и осторожно поднесла палец к моему рту. Там все еще пульсировала боль в том месте, куда она укусила, – но это было не так страшно.
– Да, – тихо сказал я. Я ни с кем не разговаривал об отце. Даже с Лидией, которая знала хотя и многое, но далеко не все. Я уверен, друзья догадывались, что творится у нас дома, но они со мной ни разу не заговаривали об этом, когда видели с синяком под глазом или с разбитой губой. Мы как будто договорились между собой никогда не касаться этой темы, и все придерживались этой договоренности. Для меня это было важно.
– Он тебя бьет, Джеймс? – прошептала Руби.
Я не мог ей ответить, прежде всего потому, что она казалась такой понимающей, такой настоящей. При том, что дело было совсем не в этом. Я только хотел ей объяснить, почему так ужасно себя вел, а за это я на сто процентов отвечал сам, какой бы угнетающей ни была моя ситуация.
– Это не важно, – запоздало ответил я. Мой голос снова осип, и мне пришлось опять откашляться. – Так или иначе, родители увидели в тебе опасность. Они заметили, как ты для меня важна. Гораздо важнее, чем эта проклятая фирма.
Что-то во взгляде Руби переменилось. Он стал таким пронзительным, что у меня возникло чувство, будто она смотрит мне прямо в душу. Нет никакой возможности что-то от нее утаить – и в этот момент стало ясно, что я и не хочу от нее ничего скрывать. Родители были правы, беспокоясь. Руби представляла собой опасность для них и моего будущего, которое они распланировали.
Я не мог поверить, что понял это только сейчас.
Я был влюблен в Руби Джимайму Белл.
То, что я чувствовал к ней, было всеобъемлющим и всесильным и не могло никуда исчезнуть, как бы я ни старался это игнорировать. За последние недели я очень хорошо это понял. Руби прокралась в мою жизнь, все в ней запутала и заслужила место в том хаосе, который учинила.
Мне все равно, против кого я должен выступить, и мне все равно, если отец выставит меня на улицу. Лидия как-то спросила, стоит ли Руби таких нервов. Я был во власти моего окружения и думал, что она того не стоила. То было самое глупое решение, какое я когда-либо принимал, и я сам себя ненавижу за то, что так оттолкнул Руби. Я знаю, что не могу вернуться назад и отменить то, что было сделано, но я должен хотя бы попытаться.
– Ты права, я действительно не знаю, чего хочу от жизни. Для меня всегда было предопределено, что я буду делать и что мне позволено. Иногда казалось, что я беспомощен в этом сценарии, написанном специально и в котором я ничего не могу изменить.
Руби что-то тихо пробормотала.
– После того, как отец застукал нас, он сорвался. Для него даже вопроса такого не стояло, чтобы я проводил время с кем-то, не соответствующим его планам.
При этих словах она едва заметно вздрогнула, и я тотчас взял ее руку и уже не выпускал.
– Я думал о том, какое будущее нас ждет, и видел только одни проблемы. Родители у меня тираны, когда речь идет о жизни их детей. И ты… ты тогда сказала, что готовишь себя для успешной карьеры. Я не мог вынести мысли, что отец может встать у тебя на пути только потому, что его не устраивает, что ты вместе со мной. Я боялся, потому что знал, что ничего не смогу поделать. Я не смог бы защитить тебя от него.
Сердце у меня бешено билось. Я и сам знал, что выглядел несчастным идиотом, но хотел быть с ней честным, любой ценой.
– Ты завоюешь мир, Руби. И ты должна быть вместе с человеком, чья семья примет тебя с распростертыми объятиями. Но такого я не мог предложить. Я вообще ничего не мог тебе предложить, кроме кучи проблем, к которым я не знаю, как подступиться.
Руби молча смотрела на меня, а я не смел дышать. Я был даже готов к тому, что она сейчас встанет и, ничего не сказав, выйдет из комнаты. Я знал, что заслужил это. Но Руби не делала подобной попытки. Вместо этого она прильнула ко мне и поцеловала в губы.
Я был так озадачен, что даже не ответил на ее поцелуй.
– Ах, Джеймс, – пробормотала она, высвободив свою руку из моей и положив ее мне на грудь – туда, где билось мое сердце. – Ты… слабоумный идиот.
О’кей, на это я не рассчитывал.
– Зачем ты ломаешь голову над будущим, когда у нас есть настоящее? – тихо спросила она.
– Потому что ты заслуживаешь лучшего. Мое будущее обречено быть дерьмовым. Твое нет.
Она крепко сжала ладонями мои щеки.
– Это неправда, – проникновенно прошептала она. – У тебя столько же возможностей, как и у любого другого. Тебе только надо воспользоваться ими, Джеймс.
Мне нравится, как она произносит мое имя. Ее голос так мягко обволакивает все его звуки, что хочется просто закрыть глаза и попросить повторять его снова и снова.
– Почему ты мне просто не сказал правду? – спросила она, качая головой. – Вместо того, чтобы отталкивать без объяснения.
В ее глазах я видел боль, вызванную моим поведением. Я закрыл ладонь, лежащую на моей груди, своей рукой и сцепился с ней пальцами.
– Мне очень жаль, Руби. Я действительно думал, что нам будет лучше поодиночке.
– Что-то это не ощущалось как лучше, – хрипло прошептала она. – Ты просто меня игнорировал и преподнес мне самый резкий отказ в истории человечества.
– Боже мой, Руби. Прости.
Я закрыл глаза. Не знаю, что я буду делать, если она меня не простит. Если она решит, что та боль, которую я ей причинил, слишком велика. Если она больше никогда не сможет быть со мной так же близка, как сейчас.
Я стиснул ее руку, прижал к сердцу, которое бешено билось, и не смел поднять на нее глаза.
– Джеймс, – сказала Руби. Она начала высвобождать свою руку, а мне хотелось ее удержать, но я знаю, что у меня нет на это права. Если Руби захочет уйти, я должен отпустить. Но затем я почувствовал ее пальцы в волосах. Она нежно их гладила.
Не знаю, сколько мы так лежали, но у меня не хватило смелости шевельнуться – из-за страха испортить момент. Самое лучшее чувство на свете – ощущать близость Руби. Ради этого я мог бы отказаться от всего. Не знаю, почему мне потребовалось так много времени, чтобы понять это.
– Джеймс, – снова пробормотала Руби спустя какое-то время. – Все хорошо. Я простила тебя.
