Таков был первый день творенья. На второй день гончар съездил в город за скульптурным гипсом для форм, за кальцинированной содой в качестве дефлокулянта, за красками, за пластмассовыми ведрами, деревянными шпателями и проволокой, за мастихином и пробойником. Вопрос с красками вызвал оживленную полемику во время и после ужина в упомянутый первый день, предметом же спора стало – сначала ли раскрашивать фигурки, а потом обжигать их или, наоборот, сперва совать в печь, а раскрашивать потом. От этого зависело, какие краски применять, а потому решение следовало принимать незамедлительно, оставлять его на потом и решать уже с кисточкой в руке было никак невозможно. Это вопрос эстетики, горячилась Марта. Это вопрос времени, возражал Сиприано Алгор, времени и надежности. Если обжигать уже окрашенные фигурки, настаивала Марта, они будут и ярче, и качественней. Если будем расписывать их уже обожженными и остывшими, сумеем избежать неприятных сюрпризов, нанесенный цвет таким и останется, мы не будем зависеть от воздействия высокой температуры на пигменты, тем более что печь иногда взбрыкивает. Возобладало мнение гончара, и, следовательно, решено было приобрести краски, известные на рынке под названием эмалевые, которые легко наносятся, быстро сохнут и представлены в большом разнообразии цветов, а в отношении растворителя, без которого обойтись решительно невозможно, поскольку краска в силу своих особенностей ложится слишком густым слоем, то если не хочется брать растворитель синтетический, можно будет применить ламповое масло. Марта снова раскрыла книгу, отыскала нужную главу о холодной росписи и прочла: Наносится на уже обожженные изделия, предварительно обработанные наждачной бумагой-нулевкой, чтобы придать поверхности большую однородность и тем самым добиться, чтобы краска ложилась более равномерно на тех участках, которые подверглись самому сильному термическому воздействию. Тысячу двести фигурок пронаждачить – немыслимое дело. По завершении этой операции, продолжала читать Марта, следует удалить частицы пыли, для чего применяется компрессор. У нас нет компрессора, прервал ее Сиприано Алгор. Но предпочтительней кисть с жесткой щетиной, хотя это и требует больше времени. Вот, сказал Сиприано Алгор, есть у старинных методов свои достоинства. Не всегда, возразила Марта и продолжила: Как и все краски этого типа, эмаль для посуды при длительном хранении в жестяной таре теряет свою гомогенность, а потому перед использованием должна быть тщательно перемешана. Да кто же этого не знает, давай дальше. Краски накладываются непосредственно на изделие, однако для более равномерного покрытия лучше предварительно загрунтовать его белилами. Об этом мы не подумали. Трудно думать о том, чего не знаешь. Не согласен, как раз об этом и думаешь. Ладно, оставьте этот животрепещущий вопрос и слушайте дальше. Только тем и занимаюсь. Грунтовка наносится кистью, хотя предпочтительней использовать распылитель, позволяющий добиться более равномерного распределения. У нас нет распылителя. Или методом погружения. Всю жизнь так делали. Роспись производится по холодной поверхности. Так и запишем. Расписанная и высушенная поверхность не должна и не может быть подвергнута никакой тепловой обработке. А я тебе что говорил, время экономится. Тут еще много чего, но самое важное вот – перед нанесением другой краски дайте предыдущей как следует высохнуть, если только вы не ставите себе задачу достичь эффекта наслоения и смешения цветов. Не ставим, мы же не маслом пишем по холсту, нам лишь бы поскорее. Тем не менее халат мандарина заслуживает более тщательной проработки, напомнила Марта, смотрите, какое на рисунке разнообразие и яркость цвета. Упростим. Это слово, хоть и прекратило дискуссию, звучало в голове Сиприано Алгора, покуда он делал покупки, и доказательство этому – приобретение распылителя или краскопульта. Нам маски понадобятся, сказала Марта. Это дорого, такие роскошества нам не по карману. Это не роскошества, а разумная мера предосторожности, мы же будем дышать в облаке краски. Есть средство подешевле. Какое. Эту часть работы сделаю на открытом воздухе, погода позволяет. Почему «сделаю», а не «сделаем», спросила Марта. Ты беременна, а я, насколько мне известно, нет. Вижу, папенька, к вам вернулось хорошее настроение. Делаю, что могу, вижу, как одно убегает у меня из рук, а другое вот-вот убежит, и задача моя – понять, где упираться, а с чем соглашаться без ропота и сожаления. Или с ним. Нет горше сожаления, дочь моя, чем то, которое чувствуешь потом, задним числом, когда ничего поправить уже невозможно. А ведь, говорят, время лечит. Времени не хватает проверить это, ответил Сиприано Алгор и в тот же миг понял, почему работает за тем же кругом, на который свалил жену сердечный приступ. И теперь, как человек честный, он спросил себя, касаются ли его всеобъемлющие сожаления и этой смерти или же – в том случае, если время и вправду лечит, – оказалось оно в сем конкретном случае даровитым целителем и ремесло свое проявило в полном блеске, или же сожаление это вызвано было все же не смертью, а жизнью – многими жизнями, твоей, моей, нашей, чьей-то. Сиприано Алгор лепит фигурку медсестры, Марта занялась клоуном, но оба недовольны тем, что получается, вернее, не получается, в ходе новых и новых попыток, следующих одна за другой, потому, быть может, что копировать трудней, чем творить свободно, так, по крайней мере, мог бы сказать гончар, столь вдохновенно и легко изваявший две фигуры, которые стоят сейчас, завернутые в мокрые тряпки, чтобы не пересох, не растрескался дух, заставляющий их, неподвижных, но все-таки живых, держаться на ногах. А для Марты и Сиприано Алгора не скоро еще окончится их усилие, и ком глины, ставший материалом для этой фигуры, – это лишь часть других, прежних фигур, отброшенных и смятых, и не то же ли самое происходит со всеми вещами в этом мире, и даже лишенные вещественности слова, которые в меру сил своих обозначают вещи и, обозначая, лепят, так вот, даже они, столь верно некогда им служившие – предположим, что и такое бывало, – были миллионы раз использованы и миллионы – отброшены, а мы, смиренно поджав хвост на манер пристыженного пса Найдёна, опять подбираем у себя под ногами эту размазанную глину, размолотую, жеваную, проглоченную и восстановленную, ибо вечное возвращение все же существует, уж будьте покойны, но не то, а это. Слепленный Мартой паяц, наверно, пойдет в дело, дурак, похоже, тоже достаточно близок к дурацкой действительности, а вот медсестра, казавшаяся столь простой, столь незатейливой и безыскусной, сопротивляется, не дает обнаружить круглоту грудей под форменным халатом, словно бы и она завернулась в мокрую тряпку и крепко держит ее концы. На исходе первой недели творения, когда Сиприано Алгор перешел к первой неделе разрушения, как попало навалив в пикап посуду со склада и потом, как бесполезный хлам, выбросив, вольные и вместе с тем послушные пальцы гончаров начнут наконец изобретать и прокладывать правый путь, который приведет к точной линии, к верному объему, к общей гармонии. Нужный момент всегда приходит в свой – в свой, а не наш – срок, не раньше и не позже, и не стоит благодарить его за совпадения, буде они случатся, того, что они предлагают, с тем, что нам необходимо. Полдня, пока отец занимается бессмысленной работой, иначе говоря, товаром, который загружался как бесполезный, а разгружается как ненужный, Марта проведет в гончарне одна, наедине с полудюжиной уже, можно считать, совсем готовых кукол, то поправляя какой-нибудь примятый уголок, то округляя какой-нибудь изгиб, от неосторожного невольного движения получившийся чересчур пологим, сравнивая размеры, укрепляя подставки, высчитывая для каждой из статуэток оптимальную линию, по которой пройдет шов. Плотник еще не привез опалубку, гипс ждет в больших мешках из толстой непромокаемой бумаги, но близится уже час умножения.
