Если исключить за совершенно явной недостаточностью созерцание через окно города и его крыш, если убрать парки и сады, поскольку Сиприано Алгор еще не достиг такого состояния духа, которое можно было бы определить как безмолвное отчаяние и всеобъемлющая тошнота, если отставить по убедительным резонам, перечисленным выше, соблазнительные, но сомнительные с любой точки зрения визиты к Изауре Мадруге, имеющие целью разрядку как эмоциональную, так и чувственную, то отцу Марты, который не желает остаток жизни зевать в буквальном смысле и биться головой о стены своей камеры – в фигуральном, остается только открыть и методически исследовать тот чудесный остров, куда его вывезли после кораблекрушения. И теперь каждое утро, после завтрака, бросив дочери торопливое: Пока, Сиприано Алгор с деловым видом человека, торопящегося на службу, иногда поднимается на крышу, иногда спускается на подземный этаж, в соответствии со своими потребностями наблюдателя пуская лифт то на максимальную, то на минимальную скорость, ходит по галереям и залам, огибает огромные и замысловатые нагромождения витрин, стеллажей, полок, экспозиций, где выставлено все, что есть на белом свете, чтобы поесть и выпить, одеться и обуться, все, что придумано для волос и кожи, ногтей и усов, для низа и для верха, для того, чтобы обвивать шею и развеваться на плечах, унизывать пальцы и звякать на запястьях, чтобы пришивать и отрезать, отпарывать и отпаривать, украшать и раскрашивать, листать и блистать, наполнять и опорожнять, и сказать все это – все равно что ничего не сказать, ибо восьмидесяти лет праздной жизни не хватит, чтобы прочесть и проанализировать пятьдесят пять томов по полторы тысячи страниц формата А4 каждый, составляющих полный каталог Центра. Само собой, Сиприано Алгора меньше всего интересуют выставленные на продажу товары, приобретение их – это вопрос, находящийся вне сферы его ответственности и компетенции, на это имеются, во-первых, специальные люди, деньги зарабатывающие, то есть зять, а во-вторых, лицо, ими управляющее и распоряжающееся, то есть дочь.
Гончар же просто ходит, руки в карманы, останавливается то там, то тут, спрашивает дорогу у охранника, но только не у Марсала, даже если наткнется на него, чтобы не обнаруживать семейные узы, и, главным образом, пользуется самой драгоценной и завидной возможностью, дарованной обитателю Центра, – возможностью смотреть даром или по дешевке многочисленные аттракционы, предоставленные в распоряжение клиентов. Мы уже дважды четко и ясно перечислили эти аттракционы, доложили о том, что видно из внешнего лифта, и о том, какие дали открывает лифт внутренний, но, руководствуясь щепетильной объективностью и стремясь к скрупулезной точности предоставляемой нами информации, напомним, что и в том и в другом случае мы не поднимались выше тридцать четвертого этажа. А над ним, если помните, высятся еще четырнадцать – целая вселенная. Поскольку речь идет о человеке, в должной степени наделенном любопытством, можно было бы и не упоминать, что первые изыскания Сиприано Алгора были направлены на загадочную тайную дверь, продолжающую оставаться таковой и по сию пору, ибо, несмотря на упорные звонки и постукиванья костяшками пальцев, никто не появился из-за нее и не осведомился, чего надо. Скорые и исчерпывающие объяснения на эту тему пришлось предоставить охраннику, который, услышав, вероятно, шум, а еще вероятней – увидев посетителя на экране, осведомился, что он тут делает. Сиприано Алгор объяснил, что живет на тридцать четвертого этаже и, проходя мимо, заинтересовался табличкой на двери: Обычное любопытство, сеньор, обычное праздное любопытство человека, которому нечего делать. Охранник попросил предъявить документы – удостоверение личности и пропуск в жилую зону Центра, – сличил фотографии на каждой, в лупу вгляделся в отпечатки пальцев и наконец снял отпечаток с того пальца, который Сиприано Алгор, соответствующим образом проинструктированный, приложил к экрану портативного компьютера, охранник извлек его из сумки через плечо, приговаривая при этом: Вы не беспокойтесь, чистая формальность, но, во всяком случае, примите дружеский совет – больше тут не появляйтесь, это опасно для жизни, проявили один раз любопытство – и довольно, больше не надо, никаких тайн за этой дверью не скрывается, раньше были, а теперь уж нет. Если все так, как вы говорите, отчего не снимете табличку, спросил Сиприано Алгор. Это вроде приманки, чтобы мы могли знать, сколько любопытных проживает в Центре. Охранник дождался, когда Сиприано Алгор отойдет метров на десять, и двинулся за ним следом, пока не встретил коллегу, которому, чтобы самому не светиться, и передал наблюдение. Что он натворил, спросил охранник по имени Марсал Гашо, стараясь не выдать озабоченности. Ломился в тайную дверь. Проступок несерьезный, такое происходит по несколько раз на дню, с облегчением сказал Марсал. Однако мы должны отучать от любопытства, обходить стороной, не совать нос куда не надо, это вопрос времени и подхода. Или силы, сказал Марсал. Силу надо применять только в самых крайних, исключительных случаях, она сейчас не требуется, я, конечно, мог задержать его и отвести на допрос, но предпочел дать ему добрый совет, я, в сущности, психолог. Пойду за ним, сказал Марсал, не дам скрыться. Если заметишь что-нибудь подозрительное, извести меня, мы укажем в рапорте и подпишем его вдвоем. С этими словами другой охранник ушел, а Марсал, издали наблюдая, как тесть поднимается на два этажа выше, преследовать его не стал. А сам погрузился в размышления, как лучше поступить в такой ситуации – поговорить ли с Сиприано Алгором, попросив его поаккуратней разгуливать по Центру, или же сделать вид, что понятия не имеет о маленьком происшествии, и молиться, чтобы тесть не выкинул какой-нибудь фортель посерьезней. Он остановился на втором варианте, но, поскольку тесть за ужином рассказал ему со смехом о своем приключении, Марсалу не оставалось ничего другого, как взять на себя роль наставника и попросить Сиприано Алгора не привлекать к себе чье бы то ни было внимание – охраны ли или еще кого: Тот, кто здесь проживает, обязан вести себя так – и никак иначе. Тогда Сиприано Алгор вытащил из кармана листок бумаги: Скопировал эти фразы с нескольких объявлений, надеюсь, меня не заметил какой-нибудь соглядатай или наблюдатель. Я тоже надеюсь, мрачно ответил Марсал. Неужели это подозрительно – копировать объявления, развешанные тут для всеобщего чтения, спросил Сиприано Алгор. Читать их нормально, копировать – нет, а все, что не нормально, по крайней мере подозрительно. Марта, до этой минуты не принимавшая участия в беседе, попросила отца: Прочтите-ка. Сиприано Алгор положил листок на стол и стал читать: Будь отважен, мечтай. Потом оглядел дочь и зятя и, поскольку те не изъявили желание комментировать, продолжал: Да здравствует отвага, это вариант первой, а вот и другие: раз – не выходя из дому, окажись у южных морей, два – этот шанс у тебя не последний, но лучший, три – мы все время думаем о тебе, а теперь настало время тебе подумать о нас, четыре – купил – приведи друга, пять – с нами ты не захочешь ничего иного, шесть – ты наш лучший клиент, только не говори об этом соседу. Этот слоган висел снаружи, на фасаде, сказал Марсал. А теперь он внутри, видать, пришелся по нраву клиентам, отозвался тесть. Что еще открыли в этой вашей экспедиции, спросила Марта. Начну перечислять – уснешь. Ну, что же, убаюкайте меня. Забавней всего, начал Сиприано Алгор, показались мне естественные ощущения. Что это такое. Ну, вот представь. Попытаюсь. Входишь в приемную, покупаешь билет – с меня взяли только десять процентов стоимости, сделали мне сорок пять процентов скидки как резиденту Центра и еще сорок пять как лицу старше шестидесяти. Кажется, это просто великолепно – быть лицом старше шестидесяти. Еще бы, чем старше, тем больше тебе дают бонусов и скидок, так что в гроб ляжешь обеспеченным человеком. Ну а потом что было, нетерпеливо спросил Марсал. Ты что, никогда там не бывал, удивился тесть. Знаю, что существует такое, но ни разу не бывал, все некогда. Тогда ты и представить не можешь, сколько потерял. Если не будете рассказывать, спать уйду по-настоящему, пригрозила Марта. Ну, в общем, как заплатишь, тебе выдают непромокаемый дождевик, шапку, резиновые сапоги и зонт, все разноцветное, можешь потребовать и черного, но за это надо приплатить, проходишь в раздевалку, и там тебе по громкоговорителю велят надеть дождевик, сапоги и шапку, и потом сразу попадаешь в длинный коридор, где все выстроились в шеренгу по четыре, но не плотно, а так, чтобы между рядами оставалось пространство, чтобы двигаться, и было нас человек тридцать, одни, как я, всё жадно разглядывали, другие, по всему судя, бывали здесь не впервые, а пятеро по крайней мере выглядели ветеранами, и я даже услышал, как один произнес: Хуже наркотика это, раз попробуешь – и подсел. А потом что, спросила Марта. А потом начался дождь, сперва чуть накрапывал, потом пошел немного сильнее, и мы все раскрыли зонтики, тут голос из динамика велел шагать вперед, и тут началось такое, что описать не берусь, – ливень стоял сплошной стеной, налетел настоящий шквал, вырвал из рук у нас зонтики, а с голов – шапки, женщины вопили, чтобы не смеяться, мужчины хохотали, чтобы не вопить, а ветер задувал все сильней, и люди скользили, падали, поднимались и снова падали, а дождь стал настоящим потопом, и, по моим прикидкам, минут десять мы одолевали расстояние в двадцать пять или тридцать метров. А потом, зевая, спросила Марта. Потом вернулись, и тут повалил снег, сначала отдельные хлопья, похожие на клочья ваты, потом все больше и гуще, так что перед глазами возникла сплошная пелена, из-за которой ничего в двух шагах было не видно, кое-кто из нас еще стоял с раскрытыми зонтиками, но проку от этого не было никакого, а потом мы пришли в гардеробную, и там ярко светило солнце. Солнце – в раздевалке, усомнился Марсал. К этому времени она превратилась в равнину. И это все называлось естественные ощущения, спросила Марта. Да. Да я такое каждый день бесплатно вижу. Именно это я и сказал, когда сдавали одежду, но оказалось тут же, что лучше бы мне было промолчать. Почему. Один из пенсионеров глянул на меня с презрением и сказал: Жаль мне вас, никогда вам этого не понять. Марта с помощью мужа принялась убирать со стола. Завтра или послезавтра пойду на пляж, сообщил Сиприано Алгор. А-а, я как-то раз был, сказал Марсал. Ну и как там. Как в тропиках, очень жарко и вода теплая. А песок. Нет там песка, покрытие пластиковое, но издали очень похоже. Но волн, понятное дело, нет. Как это нет, там внутри механизм, и прибой получается не хуже настоящего. Быть не может. Ей-богу. Вот ведь, до чего только не додумаются люди, чего только не измыслят. Да, сказал Марсал, довольно печально это. Сиприано Алгор поднялся, потоптался по комнате, попросил у дочери чего-нибудь почитать, а потом, уже на пороге своей спаленки сказал: Я был внизу, земля больше не дрожит, и шума экскаваторов не слышно, на что Марсал ответил: Наверно, окончили работу.
