ГОДФРИ. Да, да.
ТРУДИ. И докеров. Пара стаканов, и они наверняка выложат все, что знают.
БЕТТИ. Перемещения флота (?) и все такое.
Звонят в дверь. ГОДФРИ выходит из комнаты, чтобы открыть. Шум в прихожей.
БЕТТИ (шепотом, плохо слышно). Как ты думаешь, сколько гестапо платит за эту квартиру?
ТРУДИ. Не меньше трех гиней в неделю, надо думать. Я видела объявления о сдаче квартир в этих домах. (Четыре или пять слов неразборчивы из-за кашля БЕТТИ.)
ГОДФРИ возвращается с ДОЛЛИ.
ГОДФРИ. А вот и Долли.
Некоторое время беседуют о погоде. Говорят гадости о портрете короля, висящем на стене.
ГОДФРИ. Как там НОРМА? (НОРМАН?)
ДОЛЛИ. Как всегда. Я думаю, здесь толку для нашего дела не будет. Она выходит замуж на Пасху. За КАПИТАНА БАРКЕРА.
ГОДФРИ. И он против?..
ДОЛЛИ. Да. В Вирджиния-Уотер. У тебя усталый (?) вид.
БЕТТИ. Да. Это все из-за кашля (?) и утомления (?)
А может быть, Бетти сказала «стремления». Или «употребления». Да говорите же отчетливей, сердито подумала Джульетта. У них у всех была каша во рту, а чертова простуда Бетти еще сильнее осложняла дело. Половина их реплик вообще не имела никакого смысла, и к тому же они постоянно заглушали друг друга (как это бесит!). Джульетту очень обрадовало открытие, что у Годфри, в отличие от его приспешников из пятой колонны, прекрасная дикция. У него также был приятный голос, скорее тенор, чем баритон, с очень легким акцентом – возможно, шотландским или даже канадским, хотя на самом деле он родился в Бексхилле. Он говорил мягко, благозвучно, и если бы Джульетта не знала, как он выглядит, то представляла бы себе кого-то вроде Роберта Доната
[15].
Джульетта нажала рычажок, поднимающий иголку проигрывателя, сняла наушники, зевнула и вытянула сцепленные руки над головой. Она так сосредоточивалась во время работы, что ее начинало слегка подташнивать. Обеденный перерыв будет через час – если она раньше не умрет от голода. Где-то в сумочке завалялся хрустящий хлебец «Райвита». Съесть или поберечь? Поберечь, решила она, гордясь, что обуздала свою обычную позорную невоздержанность в отношении еды.
Она вздохнула, снова надела наушники и опустила иголку. Раздался треск, и Долли начала что-то говорить, но Бетти не нашла лучшего момента, чтобы чихнуть (с преувеличенной и совершенно излишней драматичностью). О господи, подумала Джульетта, воздев руки над мощными клавишами «Империала». Опять все снова.
Она решила все же съесть «Райвиту».
Сирил называл информаторов «наши соседи», и кличка прижилась: даже Перри, случалось, употреблял ее. Это было удобное обозначение для вереницы людей, которые уже месяц регулярно приходили в «Долфин-Сквер» поговорить о потенциальных единомышленниках, о строящихся тренировочных базах ВВС, о расположении армейских вербовочных центров – не говоря уже о постоянно упоминающемся падении морального духа британцев и их нежелании поддерживать войну. Фонтан горечи, к которому ловко припадал Годфри Тоби.
Все это были слухи, домыслы и болтовня, но почему-то от этого они пугали еще больше. Готовность вроде бы самых обычных людей тащить в клювике любую крошку информации, лишь бы она помогла врагу. Основными действующими лицами в этом хороводе измены были Бетти, Долли, Виктор, Уолтер, Труди и Эдит. Все они приносили информацию о мириадах других людей – волокнах, из которых сплеталась сеть предательства, охватившая всю страну.
Годфри Тоби сам нарисовал таблицу прихода и ухода «соседей» – в основном для Сирила, чтобы тот знал, когда надо быть на посту в «Долфин-Сквер», но таблица помогала и Джульетте с коллегами не попадаться «соседям» на глаза.
– Нельзя, чтобы они знали нас в лицо, – объяснил Перри. – Мы должны сохранять анонимность. Для них это мы – соседи.
Годфри возмещал своим информаторам расходы на транспорт и телефонные звонки, а также время от времени водил их в ресторан или паб. Труди, однако, была на жалованье. Норвежка, весьма капризная и властная особа, она давно уже получила британское гражданство, а сейчас с головой ушла в поиски и вербовку людей, симпатизирующих нацистам. У нее, кажется, были контакты по всей Британии; ей ничего не стоило отправиться в Дувр, Манчестер, Ливерпуль в поисках потенциальных сообщников. Ее мать была наполовину немка, и Труди много раз ездила отдыхать в Баварию. Она работала у Сименса, там Годфри с ней и познакомился («В каком-то клубе для общения», – объяснил Перри). В некотором смысле начальный толчок «операции Годфри» дала именно она. Как первая смерть от чумы, знаменовавшая начало эпидемии Черной смерти, подумала Джульетта.
– Или как Ева и первородный грех, – заметил Перри.
– Вы отчасти несправедливы к Еве, сэр.
– Кого-нибудь всегда назначают виноватым, мисс Армстронг. К несчастью, первыми кандидатами обычно оказываются женщины и евреи.
Эдит, пятидесятилетняя продавщица в магазине готового платья в Брайтоне, во время ежедневных прогулок по утесам наблюдала за Ла-Маншем. Уолтер – натурализованный немец, служащий в конторе Западной железной дороги, – знал практически все о путях, поездах и расписаниях. Виктор работал токарем на авиационном заводе. Последние двое беспокоили Перри сильнее всего – у них был доступ к чертежам «и всякое такое». Мы очень боимся диверсий, сказал он.
Бетти и Долли, старые соратницы из Британского союза фашистов, кудахтали над Годфри, как квочки над яйцом, волнуясь за его здоровье, которое непременно должны были подточить тяготы борьбы за дело Третьего рейха. Бетти, тридцати с чем-то лет, была замужем за человеком по имени Грив, которого, кажется, страстно ненавидела. Сорокапятилетняя Долли, старая дева (не по своему желанию), работала в большой прачечной в Пекхэме, где стирали военную форму. Долли считала, что по прибытию и отбытию партий белья для стирки может вычислить перемещения войск на юго-востоке Англии. («Эта женщина – дура», – сказал Перри.)
Долли часто приводила на сходки свою собаку, склонную пронзительно тявкать в самые ответственные моменты, отчего слова информаторов становилось еще труднее разобрать. Пса звали Диб. Бетти, Долли и Диб – словно название номера в мюзик-холле, подумала Джульетта. Очень плохого номера в мюзик-холле.
Джульетта знала их всех по голосам, но не в лицо. Певучий скандинавский акцент Труди, густой джорди
[16] Виктора, поднывающий говор эссекской домохозяйки – Бетти. Годфри всегда старательно возвещал каждое прибытие в квартиру, словно конферансье, объявляющий номера в концерте. «Здравствуйте, Долли! Как вы поживаете нынче?» или «А, вот и Виктор!». Но это было излишне – Джульетта скоро начала их всех узнавать.
