Он был генеральным менеджером программ, а значит, видимо, все сотрудники редакции так или иначе входили в его паству. Говоря, Прендергаст глядел куда-то в направлении коротко стриженной макушки Георгины Гиббс. У него было плохое зрение – отравлен газом в Первую мировую, – и при разговоре он почти никогда не смотрел собеседнику в глаза. Усердный член Методистской церкви, мирянин-проповедник, он имел призвание к пастырской стезе, о чем сам поведал Джульетте за омерзительно слабым чаем в редакционной столовой полгода назад, когда она вернулась в Лондон из Манчестера, переведясь сюда из тамошней программы «Детский час».
– Надеюсь, мисс Армстронг, вам известно, что такое зов сердца.
– Да, мистер Прендергаст, – ответила Джульетта, зная по опыту, что это гораздо проще, чем ответить «нет».
Она попыталась понять, на какую собаку он похож. Может быть, на боксера. Или английского бульдога. Потрепанного, с унылой мордой. Интересно, сколько ему лет? Он работал в Би-би-си с незапамятных времен, пришел в Корпорацию вещания еще в пору ее младенчества, при лорде Рейсе, когда все было впервые и вновь, а Корпорация располагалась в Савой-Хилле. Все, что относилось к редакции школьных программ, было для Прендергаста свято – дети, ягнята и тому подобное.
– Конечно, у Рейса была проблема: он на самом деле не хотел, чтобы люди получали удовольствие от радио, – сказал Прендергаст. – Он был ужасный пуританин. Люди должны радоваться жизни, вы согласны? Мы все должны жить в радости.
Прендергаст погрузился в раздумья – видимо, о радости, точнее, об отсутствии таковой, – но через несколько секунд встряхнулся и, кажется, пришел в себя. Бульдог, а не боксер, решила Джульетта. Интересно, он одинокий? Семейное положение Прендергаста было никому не известно и, кажется, никого не волновало настолько, чтобы спросить его об этом.
– Радость жизни – прекрасная цель, – заметила Джульетта. – Совершенно недостижимая, конечно.
– Ай-яй-яй. Такая молодая – и такая циничная.
Прендергаст был симпатичен Джульетте, но, похоже, только ей одной. К ней вообще тянулись мужчины постарше, определенного типа. Они явно хотели ее каким-то образом улучшить. Джульетта в свои почти тридцать лет считала, что не нуждается в дальнейшем улучшении. Над ней уже поработала война.
– В море с рыболовным траулером, – предложил кто-то.
Лестер Пеллинг. Он напоминал Джульетте злополучную юную устрицу Кэрролла – из тех, что «со всех ног» бежали за Плотником и Моржом. «Младший инженер звукозаписи» – ему семнадцать лет, голос еще ломается. Зачем Пеллинга пригласили на это совещание?
– Очень хорошо, – благосклонно кивнул Прендергаст.
– Мой отец был… – начал Лестер Пеллинг, но Прендергаст прервал его еще одним добродушным «очень хорошо», воздев руку жестом, более подобающим римскому папе, чем последователю Джона Уэсли
[4]. Джульетта поняла, что, скорее всего, они так и не узнают, кто был отец Лестера Пеллинга. Рыболов на траулере? Герой военных времен? Безумец? Богач, бедняк, нищий, вор?
– Будни простых сельских жителей, в этом духе, – сказал Прендергаст. Знает ли он, что Бизли в редакции Би-би-си срединных графств работает над концепцией именно такой программы? Всякие сведения о сельском хозяйстве, замаскированные под беллетристику. «Дик Бартон
[5] на ферме», как выразился однажды кто-то. Джульетте стало слегка любопытно: не ворует ли Прендергаст чужие идеи?
– Работа на ткацкой фабрике, – предложила Георгина Гиббс.
Она взглянула на Джульетту и улыбнулась. Георгина была новой младшей ассистенткой по программам – свежая выпускница Кембриджа, явно более способная, чем требовалось на ее должности. В ней была какая-то загадка, которую Джульетте еще только предстояло разгадать. Как и у Джульетты, у Георгины не было педагогического образования. («Это не проблема! – заверил ее Прендергаст. – Ни в коем случае! Скорее наоборот, преимущество».)
– О нет, мисс Гиббс, – возразил Прендергаст. – Промышленность – это прерогатива Севера, не так ли, мисс Армстронг?
Поскольку Джульетта приехала из Манчестера, она считалась главным специалистом по всем северным делам.
Когда война закончилась и страна (в лице контрразведки) больше не нуждалась в Джульетте, она перешла работать из одного столпа нации в другой. Так началась ее карьера в радиовещании, хотя даже сейчас, пять лет спустя, Джульетта не считала это карьерой. Просто работа, которая подвернулась в нужный момент.
Манчестерская студия Би-би-си располагалась в районе Пиккадилли, над банком. Джульетту взяли работать Читателем Срочных Оповещений (название должности так и писали, с заглавных букв). «Женщина!» – восклицали все, словно до сих пор не встречали говорящих женщин. Джульетте до сих пор снились кошмары из тех дней – она боялась внезапных пауз в программе, боялась заговорить на фоне гудков, боялась, что у нее просто кончатся слова. Эта работа была не для слабонервных. Время от времени с помощью объявлений по радио разыскивали родственников какого-нибудь больного в тяжелом состоянии. Однажды в дежурство Джульетты пришел сигнал из полиции – в тот раз искали чьего-то сына, «предположительно находящегося в районе Уиндермира», и вдруг в кабинете Срочных Оповещений (бывшем чулане для швабр) возник кот. Рыжий (наихудший тип кота, по мнению Джульетты). Он вскочил на стол и укусил ее – совершенно внезапно, так что она не удержалась и слегка вскрикнула от боли. Затем кот принялся кататься по столу, тереться мордой о микрофон и мурлыкать так громко, что слушатели наверняка решили: в студию ворвалась пантера, съела ведущую и очень довольна.
Наконец кто-то схватил мерзкую тварь за шкирку и уволок. Джульетта чихала не переставая, пока читала текст оповещения, а потом ошибочно объявила «Форель» Шуберта.
Слово «упорство» было девизом Корпорации вещания. Джульетта однажды конферировала концерт Манчестерского симфонического оркестра – Барбиролли дирижировал Шестой симфонией Чайковского, – и как только произнесла: «Говорит радиостанция северных графств», у нее началось страшное кровотечение из носа. Но Джульетта набралась храбрости, вспомнив, как в 1940 году слушала девятичасовые новости и в прямом эфире раздался взрыв бомбы. («О господи, – подумала она тогда, – только не Би-би-си!») Диктор Брюс Белфрейдж сделал паузу, пережидая обычный ужасный грохот взрыва, а затем слабо произнес: «Все в порядке» – и продолжал передачу как ни в чем не бывало. Именно так поступила сейчас Джульетта, несмотря на стол, залитый кровью (ее собственной – а ведь своя кровь обычно пугает сильнее чужой). Кто-то сунул ей за шиворот связку холодных ключей – средство от кровотечения, которое, как известно, совсем не помогает.
