– Сочувствующие фашистам, сторонники врага, сэр?
– Именно. Лица с подрывными взглядами. «Нордическая лига», «Звено», «Правый клуб», «Имперская фашистская лига» и сотня организаций поменьше. Те, что встречаются с Годфри, – они в основном из Британского союза фашистов, своры Мосли. Наши собственные, доморощенные сорняки, к сожалению. Наш план состоит в том, чтобы не выпалывать их с корнем, а дать им расцвести – но в саду, обнесенном стеной, откуда они не смогут сбежать и распространить свои ядовитые семена дальше.
Пока разберешься во всех этих пышных метафорах, пожалуй, помрешь от старости, подумала Джульетта, а вслух произнесла:
– Очень точно сказано, сэр.
Джульетта проработала в Регистратуре два скучных месяца, но вчера в столовой к ней подошел Перегрин Гиббонс и сказал:
– Мне нужна девушка.
И глядь, она уже здесь. Его девушка.
– Я организую спецоперацию, – объяснил он. – Нечто вроде ловушки, обманки. Вы будете играть важную роль.
Так что, она должна стать агентом? Шпионить! Нет, оказалось, ее судьба – быть прикованной к пишущей машинке.
– В военное время оружие выбирать не приходится, мисс Армстронг, – сказал он.
Не вижу, почему бы и нет, подумала она. Что бы выбрала она сама? Острый меч? Лук пылающий златой? Возможно, стрелы страсти
[9].
Но как бы там ни было, ее выбрали. Избрали.
– Для этой работы требуются особенные люди, мисс Армстронг, – сказал он.
Перегрин Гиббонс («Прошу вас, зовите меня Перри») умел разговаривать так, что собеседник сразу вырастал на голову, чувствуя себя избранным. Гиббонс был привлекательным мужчиной – возможно, не герой-любовник, скорее актер на характерные роли. Высокий, весьма элегантно одетый – галстук-бабочка, твид в елочку с головы до ног (двубортный костюм-тройка, сверху большой плащ – да, тоже из твида), и все это носится этак небрежно и залихватски. Позже Джульетта узнала, что среди прочего Гиббонс изучал месмеризм, и задалась вопросом – не применяет ли он его на людях без их ведома? Может, он – Свенгали, при котором она обречена играть роль Трильби?
[10] (Имя Трильби всегда напоминало ей шляпу, и все вместе казалось нелепостью.)
И вот теперь он привез ее в Пимлико, в многоквартирный комплекс «Долфин-Сквер», чтобы показать ей «диспозицию». Он снял две соседние квартиры. «Изоляция – лучшая секретность. Мосли живет в этом доме. Будет нашим соседом. – Последнее, кажется, его забавляло. – Бок о бок с врагом».
Жилой комплекс «Долфин-Сквер» был построен несколько лет назад. Он располагался недалеко от Темзы, и до сих пор Джульетта видела его только снаружи. Они вошли в большую арку со стороны реки, и Джульетту поразил открывшийся вид – десять десятиэтажных корпусов, стоящих вокруг внутреннего двора-сада с деревьями, цветочными клумбами и отключенными по зиме фонтанами.
– Замысел и исполнение немного напоминает советскую архитектуру, правда? – заметил Перри.
– Наверно, – ответила Джульетта, подумав, что вряд ли в СССР назвали бы жилые корпуса в честь легендарных британских капитанов и адмиралов – Битти, Коллингвуда, Дрейка и прочих.
Перри сказал, что снятые им квартиры находятся в корпусе, носящем имя Нельсона. Сам Перри будет жить и работать в одной из них – в этой же квартире предстоит работать Джульетте, – а в другой, соседней, сотрудник МИ-5 Годфри Тоби, маскируясь под немецкого агента, будет собирать людей с профашистскими взглядами, чтобы они поставляли ему информацию.
– Все секреты, которые они принесут Тоби, уже не достанутся немцам, – объяснил Гиббонс. – Годфри будет каналом, отводящим их предательство в наш собственный резервуар. – Метафоры ему явно не давались. – И каждый из этих людей выведет нас на другого и так далее. Вся красота этого замысла – в том, что они сами будут искать и вербовать единомышленников.
Перри уже вселился в квартиру – на полочке у зеркала в крохотной ванной лежал его бритвенный прибор, а через приоткрытую дверь спальни Джульетта заметила на двери гардероба белую рубашку на вешалке (качественный, плотный твил – мать одобрила бы). В остальном спальня, однако, выглядела так сурово, что могла бы служить монашеской кельей.
– У меня, конечно, есть квартира в другом месте, – сказал он. – На Петти-Франс. Но такой расклад удобен для операции Годфри. К тому же здесь есть все, что нам нужно, – ресторан, торговый пассаж, бассейн, даже собственная служба такси.
В гостиной устроили контору, хотя, как с радостью заметила Джульетта, оставили удобства в виде небольшого диванчика. Рабочий стол Перегрина Гиббонса – настоящий монстр с поднимающейся деревянной шторкой, скопище выдвижных полочек, шкафчиков, бесконечных ящичков со скрепками для бумаг, резиновыми колечками, чертежными кнопками и прочими канцелярскими принадлежностями; все это тщательно раскладывал по ящичкам, сортировал и перекладывал сам Перри. Джульетта поняла, что он аккуратист. А я – неряха, горестно подумала она. Это непременно будет раздражать его.
Единственным украшением стола Перри служил небольшой тяжелый бюст Бетховена – Джульетта попала под его мрачный взгляд, когда уселась за собственный рабочий стол, унылый и жалкий рядом с махиной Перри.
– Вы любите Бетховена, сэр? – спросила она.
– Не особенно. – Перри явно удивился. – Но им удобно придавливать бумаги.
– Я уверена, что он был бы рад узнать об этом, сэр.
Он слегка нахмурился, и Джульетта подумала: «Надо постараться не шутить. Шутки сбивают его с толку».
– И еще… – Перри подождал секунду, словно желая знать, не последует ли с ее стороны еще какое-нибудь не относящееся к делу замечание, – конечно, помимо нашей очень важной операции…
«Нашей», – мысленно отметила она, и это слово было ей приятно.
– …вы будете выполнять общие обязанности моего секретаря и тому подобное. Наряду с этой операцией я веду ряд других, но не беспокойтесь, я не буду перегружать вас работой. – (Неправда!) – Я люблю сам печатать свои отчеты. – (Неправда!) – Чем меньше людей видят наши бумаги, тем лучше. Изоляция – лучшая секретность.
Ты это уже говорил, подумала она. Должно быть, это твой любимый принцип.
Поначалу она обрадовалась переводу сюда. Последние два месяца она работала в тюрьме – МИ-5 переехала в здание тюрьмы «Уормвуд Скрабз», чтобы разместить новые кадры, набранные с началом войны. Работать там было неприятно. Весь день сотрудники бегали вверх-вниз по открытым лязгающим железным лестницам. Женщинам дали особое разрешение носить брюки, поскольку, когда они шли по ступеням, стоящие внизу мужчины могли заглядывать им под юбку. А удобства, которыми пользовались женщины, совсем не походили на нормальные дамские туалеты – это были уборные для арестантов, с коротенькими дверками, за которыми все просматривалось, от груди вверх и от колен до пола. Рабочими кабинетами служили тюремные камеры, и в них постоянно кого-нибудь запирали по ошибке.
