Он открыл рот, чтобы возразить, но подвал так сильно затрясся, что Надя даже подумала, не окажутся ли они погребенными тут заживо. Комья земли с потолка посыпались на ее белокурые волосы. Она мгновенно пересекла подвал и оказалась у двери на кухню. Если колокола молчали, значит, враг все еще оставался в горах. У них было время…
Но как только она коснулась дверной ручки, разнесся перезвон. Переливы колоколов показались такими привычными, словно это был простой призыв на молитву в храме. Но затем до нее донеслась неприятная, настойчивая какофония маленьких звонких колокольчиков. Времени больше не осталось. Она рывком распахнула дверь и вбежала по лестнице на кухню, а Костя следовал за ней по пятам. Они пересекли сад – пустой и безжизненный после суровых зимних месяцев – и вошли в храм.
Наде бессчетное количество раз вдалбливали последовательность действий. Ей следовало отправиться в отдельно стоящую часовню и молиться, потому что это получалось у нее лучше всего. А остальные отправятся к воротам сражаться. Ее нужно было защитить. Но она не относилась к этим наставлениям всерьез. Транавийцы никогда не забирались так далеко в глубь страны, поэтому все эти правила были разработаны для невероятного случая.
«Ну вот и наступил тот невероятный случай».
Она потянула на себя тяжелые задние двери храма, но сумела приоткрыть лишь настолько, чтобы они с Костей проскользнули внутрь. Звон колоколов отдавался в висках, которые ломило все сильнее с каждым ударом сердца. Их специально отлили такими пронзительными, чтобы поднимать всех с постелей в три часа ночи на службу. И они прекрасно с этим справлялись.
Надя проходила мимо примыкающего коридора, когда кто-то врезался в нее. Она тут же развернулась, держа наготове кухонный нож.
– Святые угодники, Надя!
Анна Вадимова прижала руку к сердцу. На ее бедре висел веньяшк – короткий меч, а в руке она сжимала еще один длинный и тонкий кинжал.
– Можно мне это?
Надя потянулась к кортику, и Анна молча отдала ей его. Он выглядел более надежным, чем хлипкий кухонный нож.
– Ты не должна здесь находиться, – сказала Анна.
Костя выразительно посмотрел на Надю. В иерархии монастыря Анна – прошедшая постриг монахиня – занимала более высокое положение, чем Надя. И если бы она приказала ей отправиться в часовню, то Наде пришлось бы подчиниться.
«Значит, не стоит давать Анне такого шанса».
Надя побежала по коридору.
– Они преодолели лестницу?
– Почти, – крикнула Анна.
«Почти» вполне могло означать, что, когда они доберутся до внутреннего двора, там могут оказаться транавийцы. Надя потянулась к четкам и начала перебирать пальцами бусины, выискивая нужную. На каждой из них были вырезаны символы одного из двадцати богов или богинь пантеона. Она различала их на ощупь и точно знала, какую бусину необходимо сжать, чтобы обратиться к конкретному богу.
Когда-то Надя жалела, что отличается от других сирот Калязина, живущих в монастыре, но правда заключалась в том, что, сколько она себя помнила, боги слышали ее молитвы. Происходили чудеса, и она получала божественное благословение. Это делало ее ценной. И опасной.
Она перебирала четки, пока желанная бусина не оказалась внизу. Стоило ей коснуться вырезанного на ней меча, как показалось, будто ей в палец воткнулась заноза. Надя тут же сжала бусину и вознесла молитву Вецеславу – богу войны и защиты.
«Ты когда-нибудь задумывалась о том, что было бы, если бы ты сражалась против людей, которые тоже молили меня о защите?» – Его голос донесся с теплым, летним ветерком и скользнул по ее затылку.
«Нам повезло, что наши враги еретики», – ответила она.
Еретики, которые выигрывали войну.
Вецеслав всегда много болтал, но сейчас Надя нуждалась в его помощи, а не в разговорах.
«Пожалуйста, дай мне защитные заклинания», – взмолилась она.
Надя прижала большой палец к бусине Маржени с изображением черепа с открытым ртом. «Если Марженя рядом, она мне тоже нужна», – попросила она.
Божественное благословение потекло по ее венам, и Надя ощутила прилив сил, который сопровождался звенящими аккордами священных слов – языка, на котором она возносила молитвы, когда боги одаривали ее своим благословением. Ее сердце бешено заколотилось – не столько от страха, сколько от опьяняющего возбуждения перед их могуществом.
Когда она, наконец, открыла передние двери храма, просторный внутренний двор был безмолвен. В левой стороне виднелась тропинка, ведущая к мужским кельям, а справа еще одна – уходящая в лес, к древнему монастырскому кладбищу, где покоились тела святых, которые умерли множество лет назад. На улице стояла холодная погода, а на земле лежал выпавший вчера снег. Он шел всю ночь и весь день, усыпав вершины гор Байккл. Оставалось лишь надеяться, что это тоже замедлит транавийцев.
Надя поискала глазами Отца Алексея и обнаружила его на верхней площадке лестницы. Монахи и монахини готовились к битве во дворе. Сердце Нади сжалось от того, как мало их было. Ее уверенность пошатнулась. Здесь собралось едва ли два десятка человек, которые собирались выступить против рати транавийцев. Этого не должно было случиться. Монастырь находился посреди священных гор, куда было трудно – почти невозможно – добраться, особенно тем, кто не привык к неприступным рельефам.
Марженя проникла в ее мысли.
«Что тебе нужно, мое дитя?» – спросила богиня чар, жертвоприношений и смерти. Марженя была Надиной покровительницей и заявила свое право на это, еще когда та была ребенком.
«Я хочу познакомить с божественным благословением пришедших в Калязин еретиков. Чтобы они попробовали его на вкус, – ответила она. – Пусть боятся того, что с ними могут сотворить верующие».
Она почувствовала, как развеселилась Марженя, а затем ощутила новый прилив силы. Благословение, дарованное покровительницей, не имело ничего общего с тем, чем одарил ее Вецеслав. Если он опалял жаром, то она окутывала льдом, зимой и колоссальной яростью.
Их нетерпеливые и порывистые чары зудели под Надиной кожей. Оставив Костю и Анну, она направилась к Отцу Алексею.
– Держите людей подальше от лестницы, – тихо сказала она.
Нахмурившись, настоятель посмотрел на нее. Его смутило не то, что семнадцатилетняя девушка отдавала ему приказы – хотя, если они выживут, он ее хорошенько отругает за это, – а то, что она вообще не должна была там находиться. Где угодно, но только не там.
Надя выжидающе подняла брови, желая, чтобы он занял ее место. Она должна была остаться. Ей хотелось сражаться. Она не собиралась больше прятаться в подвалах, пока еретики разносят в пух и прах ее страну и дом.
– Назад, – через несколько секунд крикнул он. – Отходите к храму.
На внутреннем дворе было не так уж много места для сражения.
