– Стервятники уничтожили калязинских клириков, – прошептала она.
И он был одним из них.
Но сейчас Малахия спокойно сидел рядом с ней, пока она собирала осколки своей разбитой жизни. Она не доверяла ему, он ей даже не нравился, но транавиец ни разу не воспользовался шансом убить ее, хотя их было немало. А она не раз щадила его жизнь. И это должно было что-то значить. Она могла поддержать это скупое и ненадежное перемирие, даже если при каждом взгляде на него перед глазами вновь всплывали его черные, как оникс, глаза и железные зубы. Вот только сейчас его ногти были розовыми и неровными, как у мальчишки, который часто грызет их от переживаний.
– Ты хочешь отомстить за все? – спросил он.
– Я и сама не знаю, чего хочу, – прошептала она.
– В этом нет ничего плохого.
Вот только на нее возлагали надежды жители целой страны. Она всю свою жизнь учила Писания богов, готовясь к чему-то грандиозному и великому, что потрясет мир. Правда, ей никто не сказал, что именно это будет. Поэтому Надя и не знала, это ли оказалось сейчас перед ней или ей следовало пойти другим путем.
Означало ли это, что ей придется принять помощь транавийца? Она не знала ответа на этот вопрос. К тому же Марженя явно хотела его смерти.
– Почему ты здесь? – спокойно спросила она. – Почему ты поддержал планы Париджахан и Рашида убить твоего короля?
– Он не мой король.
Надя нахмурилась. Раз он был Стервятником, то его королем был Черный Стервятник. Он это имел в виду?
– Транавия разваливается, – тихим голосом продолжил он. – Престол прогнил. Но если тебе удастся разорвать хватку Мелески на троне и усадить на него кого-то, кто станет заботиться о благополучии страны, то, возможно, королевство еще удастся спасти. Хоть ты и осуждаешь меня, но я ненавижу эту войну. И тоже бы хотел, чтобы она закончилась.
Словно осознав, что слишком разговорился, Малахия сузил глаза и отвел взгляд. Надя стянула с шеи четки и провела по ним пальцами, пока не наткнулась на бусинку, которая показалась ей самой подходящей. Ей лишь раз удалось прикоснуться к силе Алёны, и это оказалось унизительно. Она всегда нервничала, когда молилась древним богам, которые редко одаривали смертных своим благословением. В Писаниях сказано, что Алёна никогда этого не делала, но Надя знала, что это было не совсем так.
«Прошу, отведи меня к своей церкви», – взмолилась Надя.
И ее окутало теплое прикосновение богини. Она тут же перестала дрожать. А потом что-то потянуло в груди, прямо над сердцем. Это была нить, которая приведет ее прямо к церкви. Обратно в объятия опасности, обратно в тот странный мир чудищ и темной магии, в котором она оказалась. И если это ее судьба, то она согласна следовать по этому пути, даже если он приведет ее в Транавию и в гнездо чудищ.
Она встала, четки свободно раскачивались в ее руке.
– Что ты сделала? – спросил Малахия.
– Помолилась. Я узнала путь к церкви. И если мы поторопимся, то окажемся там еще до наступления темноты.
Она не смогла понять, что мелькнуло на его лице. Казалось, там смешались благоговение и беспокойство. Но она почувствовала странное одобрение от того, что ее силы вызывали у него такое же замешательство, как его у нее.
Их путь занял меньше времени, чем полагала Надя. Когда они подошли к церкви, то увидели, что входная дверь болталась на петлях. Стены покрывали пятна крови. Представив худшее, она споткнулась. Малахия тут же потянулся и подхватил ее. Но он не сразу убрал руки, а она не стала отстраняться от теплого тела, вернувшего ей равновесие.
– Стервятников нет, – тихо заверил он.
Надя с трудом сглотнула. А затем дрожащими руками толкнула дверь.
– Здесь есть кто-нибудь? – крикнула она, пронзая словами темный застоявшийся воздух церкви.
Ответом ей стала тишина. Почувствовав, как сжалось сердце, она оглянулась через плечо на Малахию. Но он обошел ее и двинулся в глубь церкви.
И тут же отлетел в сторону, когда Анна вылетела в переднюю. Почувствовав, как руки подруги обвились вокруг шеи, Надя расслабилась. Анна выжила, а значит, она потеряла еще не всех.
– Я решила, что ты умерла, – отчаянно зашептала Анна.
Монахиня нехотя отступила и резко обернулась, а в ее темных глазах вспыхнула решительность. С широко раскрытыми глазами Малахия поднял руки и отступил на шаг. Но Анна тут же врезала ему в челюсть, и по комнате разлетелся громкий звук удара.
– Как ты посмел! – рявкнула она.
– Анна, оставь его в покое, – сказала Надя и схватила Анну за руку, останавливая следующий удар. – У нас не оставалось выбора.
– У нас?
Малахия медленно подвигал челюстью. У него наверняка останется синяк.
– Стервятники скрылись сразу после нас? – спросила Надя.
Анна продолжала сверлить взглядом Малахию. Он отступил на шаг, а потом и вовсе скрылся в святилище. Стиснув зубы, монахиня кивнула.
– Им нужна была я… и он.
– Потому что он один из них.
Надя кивнула.
– Нужно убираться отсюда.
Надя покачала головой.
– Я отправляюсь в Транавию. И собираюсь покончить с этой войной.
Анна медленно обернулась, а ее лицо исказилось от ужаса.
– Надя…
– Если бы транавийцы не забрались так далеко, если бы мы не проигрывали, я бы тут же отправилась в Комязалов. Я вошла бы в Серебряный двор и позволила королю решать мою судьбу. Но у меня нет такой роскоши, Анна. Уж ты-то должна это понять.
– И ты готова доверить свою судьбу этому чудовищу?
– Он спас мне жизнь, – возразила Надя.
– Только для того, чтобы ее уничтожить чуть позже!
Надя ничего не ответила.
– Этого хотят боги? – спросила монахиня.
– Этого хочу я.
Анна напряглась:
– Твои желания не имеют значения. Ты же знаешь.
– Но это все еще моя жизнь, и я сама решу, как мне поступить.
Анна попятилась и начертила над сердцем знак, отгоняющий зло. Увидев это, Надя закатила глаза:
– Боги всю жизнь указывали мне, что делать. Моя… моя судьба была предрешена, поэтому самое малое, о чем я могу просить, – это сделать свой собственный выбор. И если это означает отправиться в путь с этим чужаком и чудовищем, то пусть будет так.
– Ты себя слышишь?
Надя не понимала, почему Анна так реагирует на ее слова. Казалось, будто она разбила вдребезги образ невинной, праведной девушки-клирика, который нарисовала себе монахиня. Но той следовало лучше знать Надю. Ее одарила своей благодатью богиня смерти. Так о какой невинности могла идти речь?
