Ну конечно, она приложила к этому руку. Изак и Клариса терпели друг друга только для вида. Скорее всего она вернула ведьму в Гражик, только чтобы в очередной раз позлить мужа.
– Да. Входи, принц, я же вижу, что ты хочешь где-то поговорить, чтобы тебя не услышали крысы твоего отца. – Она повернулась и вошла в комнату.
Кацпер бросил отчаянный взгляд на Серефина.
– Пошли, мы найдем место получше, – пробормотал он. – Место, где не придется соседствовать с безумной калязинской ведьмой.
– Мог бы обойтись и без комплиментов, Живеци! – крикнула она.
Серефин вошел в покои Пелагеи. На полу лежали черные ковры, а со стен на него смотрели черепа оленей с перевязанными рогами. Ведьма сидела в мягком кресле из слоновой кости, скрестив ноги и накручивая прядь черных волос на пальцы. Она склонила голову набок и посмотрела на Серефина.
– Ты понял, что твой отец не такой уж и хороший, да? – спросила она.
– Что он задумал?
– Это знает только он. У Кларисы есть кое-какие подозрения, но она мало что могла сделать, пока жила в уединении в Озерном крае.
Пелагея махнула рукой на старое кресло напротив, и Серефин послушно опустился в него.
– Твой народ не особо верит в пророчества и предсказания, – глядя куда-то вдаль, произнесла она. – Так странно, что по сравнению с вами, погрязшими в магии крови, калязинцы более суеверны. У вас есть свои чудовища, а у них – злые духи. – Она замолчала.
– Но? – подсказал Серефин.
– Твой отец очень заинтересовался пророчеством транавийского мага по имени Петр. Тот покончил с собой сразу после того, как рассказал о своем предсказании. Бросился в озеро с камнем на шее. Думаю, ты читал о такой смерти в калязинской книге мучеников.
– Что же это за предсказание?
– Кровь и кости, если бы я знала. – Она усмехнулась.
Кацпер выразительно посмотрел на Серефина. Но он откинулся на спинку стула.
– Но насколько мне известно, – продолжила Пелагея, – Петра весьма очаровала сомнительная калязинская история о женщине по имени Алёна Вячеславова. Она была простой калязинской мученицей, но после смерти вознеслась к богам. Разве это не судьба?
Серефин поднял бровь. Сомнительные калязинские истории ему сейчас не помогут.
Он все еще остерегался говорить о своих страхах вслух. О своих подозрениях, что отец собирался убить его во время Равалыка. Но у него не имелось никаких доказательств этому, только предчувствие, которое омрачало каждую его мысль.
– Думаю, отец хочет посадить на трон победительницу Равалыка.
– Конечно, он этого хочет. Разве это испытание проводится не для того, чтобы определить новую королеву? – сказала Пелагея, но ее черные глаза изучали лицо Серефина.
Она поняла, на что он намекал.
– Думаю, он хочет избавиться от меня.
Кацпер покачал головой:
– Народ взбунтуется. Младшие принцы…
– Младшие принцы сочтут это несчастным случаем, но обрадуются, что благодаря Равалыку после смерти Верховного принца сменится правящий род, – перебил его Серефин.
Кацпер моргнул:
– Но это же не имеет смысла. Ты же его единственный наследник.
Серефин поднял брови. Да, он был его единственным наследником, но в то же время и самым сильным магом, благодаря которому перевес в войне перешел на сторону Транавии, тем, кто уже вписал свое имя в историю. Кацпер помрачнел.
Пелагея кивнула:
– Кровь, кровь и кости. Магия, чудовища и ужасающая сила.
Серефин услышал раздраженный вздох Кацпера и покосился на него.
– Весь мир сходит с ума, – произнесла Пелагея. – Война пожирает всех нас. Сколько это продлится? Может, на это понадобится вечность? Кто-нибудь наконец разорвет этот круг, или нас ждет новое столетие смерти? Калязин обрел свою надежду, а что станут делать транавийцы? Их король. Их принц. Вот только король и принц смертны, а их Стервятники? Этот ужасающий орден.
Глаза Серефина сузились, а Кацпер напрягся.
– А что, если принца окажется не так просто убить? Кровь, кровь и кости. Что, если боги, которым поклоняются в Калязине, вовсе не боги? Злые духи из суеверий, чудовища и магия.
– Это бессмысленный разговор, – проворчал Кацпер.
Он положил руку на плечо Серефина, безмолвно предлагая уйти.
Пелагея вновь смотрела куда-то вдаль, за плечо Серефина.
– Ты прижимаешь клинок к их шее. Ждешь, пока не прекратится плач, а потом даешь им глоток крови. Пей! Пей до дна, и не важно чья она, ибо ты умрешь через… ах, три, два, один. Снова. Еще один. Еще одна неудача. Не сработало. Смертные такие хрупкие, и их тела так легко сломать, но кровь… Кровь, кровь и кости. Соляные пещеры так ужасны, Стервятники так скрупулезны в своих пытках. Ответ здесь. Ответ всегда был здесь. Выпотрошить церкви Калязина, переплавить их золото, перемолоть их кости. Божественность, кровь, кровь и кости.
Рука Кацпера напряглась. Серефин по кончикам пальцев чувствовал, как ускорился его пульс.
Пелагея дернулась. А затем потянулась рукой вперед и зашевелила пальцами в воздухе.
– Девушка. Девушка, чудовище, принц… и… – Она снова дернулась и помахала рукой у уха, словно отгоняя воображаемую муху. – И… королева? Не королева, но королева. Королева духов или тьмы. Но не только. Власть, кровь и эта пышная церемония – лишь фасад, за которым скрывается что-то большее, гораздо большее. Знамения появятся в нужное время, но на них никто не обратит внимания, но это будут знамения, именно знамения.
– Серефин! – Кацпер потянул его за руку, но тот увернулся.
– У тебя есть время! Оно ускользает, но еще есть. Еще есть, и его надо схватить. Ты хватаешь его, держишь его. Девушка, чудовище, принц и последний из неверных, тот, что прячется во тьме и тенях. А может, парень из золота и парень из тьмы – это отражение зеркала. И если спрячетесь, то, возможно, возможно, станете лишь расходным материалом. – Пелагея резко замолчала.
В комнате повисла гнетущая тишина, которая нарушалась лишь потрескиванием огня. Серефин покосился на Кацпера, который с плохо скрываемым ужасом уставился на колдунью.
– Спасибо, Пелагея, – вставая, напряженно пробормотал Серефин.
– Ты можешь приходить сюда в любое время, – ласково сказала она. – Но предупреждаю, твой отец обязательно узнает, а тебе бы этого не хотелось.
Серефин стряхнул с плеча мотылька. Серое насекомое улетело и приземлилось на подлокотник кресла Пелагеи. И она тут же принялась с интересом рассматривать его, пока они выходили из покоев.
14
Надежда Лаптева
Збигнеуска исцеляла умирающих на полях сражений, излечивала медленно убивающие болезни и даровала зрение слепым. Когда Своятове Стефании Беломестновой в бою отрубили голову, благословение Збигнеуски исцелило ее полностью. Но богиня никогда не говорила, ее голос никто никогда не слышал. Если она когда-нибудь произнесет хоть слово, то все хорошее, что она сделала, будет разрушено.
