Он совал в рот куски чизкейка, но не чувствовал вкуса. Мыслями он сейчас снова был в парке аттракционов и наблюдал за схваткой. Он вспоминал тот миг, когда Детонатор бросила бомбу, а Кошмар попыталась увернуться от взрыва.
Попыталась – неудачно? Тогда он не был уверен, не был уверен и сейчас. Наверняка он знал одно: ее тело не найдено – неприятно и даже жутко говорить об этом, но от нее ничего не осталось.
Одна только маска.
Но какая разница? Даже если Уинстон прав и она жива, Адриан не знает, где ее искать. У него нет никаких зацепок, следов. Непонятно, как к этому подступиться. Конечно, можно было бы порыться в рухляди из туннелей, но при одной мысли об этом у Адриана разболелась голова. И если уж следователи не нашли там ничего интересного, чем он лучше них?
Съев примерно половину, Адриан встал и подошел к письменному столу. Пошарил в бумагах, нашел угольный карандаш.
Можно немного порисовать. Это всегда помогало ему сосредоточиться или, по крайней мере, успокоиться.
Прихватив с полки альбом на пружинке, он снова сел и нашел чистую страницу. Он позволил карандашу вести руку и летать, оставляя на бумаге торопливые линии и небрежные тени, пока рисунок не стал приобретать определенные очертания.
Заросли папоротника. Поросшие мхом ступени. Фигура в плаще на заднем плане.
Адриан вздрогнул так сильно, что карандаш в его руке дрогнул и перечеркнул изображение. Адриан выпрямился. Фигура стояла спиной, и на миг его подсознание вернуло воспоминания о чудовище из детских кошмаров. Много лет он не вспоминал о них, но на днях рассказал Нове, и в душе всколыхнулось то мерзкое ощущение беспомощности, которое он предпочел бы похоронить навсегда.
Однако внимательно рассмотрев рисунок, он понял, что изобразил не монстра. Это была статуя.
Скульптура из Городского парка.
Это был не его сон, а сон Новы.
Опустив альбом, Адриан задумался. В голову ему пришла необычная идея. Он взглянул на закрытую дверь, отделявшую его спальню от второй подвальной комнаты, в которой тоже успели закончить ремонт – впрочем, «закончить» понятие относительное. Стены и потолок в этой просторной комнате были обиты гипсокартоном – и все. Никакой отделки, обработки, украшений – не было даже окна.
С альбомом под мышкой Адриан открыл дверь. Шагнув в темноту, он долго шарил рукой, пока не нащупал тонкую цепочку. Дернул за нее, и в центре потолка загорелась голая лампочка на шнуре.
Когда они только въехали в дом, Адриан объявил эту комнату своей «художественной студией». Скорее, в шутку. Потом он нарисовал себе мольберт, второй письменный стол, полку для хранения комиксов – честно говоря, мебель получилась слегка кривобокой. Больше в просторной комнате ничего не было, так что она выглядела сиротливо и довольно жалко.
Адриан сделал круг по комнате, осматривая голые белые стены.
Опустил глаза на свой рисунок.
И снова к стенам. Белое пространство. Пустота. Холст, который ждал, чтобы его заполнили.
При взгляде на скудный набор принадлежностей для рисования и живописи, которые он собирал не один год, у Адриана возникла новая фантазия.
Он торопливо вернулся в спальню и взбежал по скрипучим ступеням наверх. Хью он нашел в гостиной перед телевизором – тот успел переодеться в домашние штаны и старую майку троеборца. (В соревнованиях он участвовал как комментатор, а не как спортсмен – это было бы нечестно по отношению к остальным.)
– Сегодня больше ни слова про Кошмар, – сказал Хью, не отрываясь от экрана. – Умоляю. – Он щелкал кнопками пульта, перескакивая с канала на канал, пока не остановился на новостях.
Адриан насупился.
– Я и не собирался.
Хью недоверчиво покосился на него.
– Я просто хотел спросить, не будете ли вы против, если я покрашу свою студию.
– Какую студию?
– Ну, ты же знаешь, мою художественную студию. Пустую комнату внизу, рядом с моей.
– Кладовку?
Адриан поправил очки.
– Если кладовка – кодовое название для «места, где Адриан хранит рисовальные принадлежности», то да.
– Я думаю, Хью имел в виду, что мы планировали оборудовать в этой комнате кладовку, – сказал Саймон, входя с картонным ведерком попкорна, – но пока она нам что-то не очень нужна.
– Вот-вот, она самая. Так что, я могу ее покрасить?
Саймон опустился на диван и положил ноги на журнальный столик.
– По-моему, прекрасная мысль.
– Круто. Где бы мне раздобыть акриловые краски в баллончиках? – Еще даже не договорив, он поднял руку. – Знаете что? Все в порядке. У меня внизу есть старая коробка пастели. Я сам сделаю краску.
– Почему мне кажется, что мы говорим не про однотонные бежевые стены? – прищурился Хью.
Адриан широко улыбнулся.
– А тебе это важно?
– Вообще-то нет, не особо.
– Я так и думал. Спасибо!
– Ну, ну, ну. – Хью выключил звук телевизора. – Разговор не окончен.
Адриан замер в дверях.
– Нет? Что-то еще?
Хью вздохнул.
– Пятнадцать минут назад ты был готов броситься разыскивать Кошмар. А сейчас красишь комнату? Удели нам двадцать секунд и расскажи, что же все-таки ты делаешь?
Адриан вспылил.
– Во-первых, я не собираюсь гоняться за Кошмарами и Акациями, и, если на то пошло, не убегаю на патрулирование, потому что мой отряд временно не у дел, пока не будет удовлетворена наша заявка на восстановление. Так должен же я хоть чем-то себя занять?
– Адриан! – В голосе Саймона звучало предостережение. Хью, кажется, тоже был рассержен. Неизвестно почему Адриану спустя столько лет вдруг отчетливо вспомнилась мама, ее строгий взгляд, грозящий палец и настойчивый голос: чтобы я больше этого не слышала, юноша.
Он пошел на попятный.
– Я решил заняться настенной живописью. Хочу написать панно.
В глаза Хью вспыхнуло любопытство.
– Панно?
– Ну да. Свежая идея. Так что, можно?.. – Он ткнул пальцем вниз.
Саймон безнадежно переглянулся с Хью.
– И когда он успел стать таким трудным подростком?
– Адриан, – заговорил Хью, зачерпнув горсть попкорна из ведерка Саймона, – мы просто хотим, чтобы ты поговорил с нами минутку. Нам кажется, что ты отдалился после… ну, скажем, после Космополис-парка.
Хотя слова отца не прозвучали упреком, Адриан невольно напрягся. Это он отдалился? Разве это не они вечно по уши в делах, пытаясь управлять всем цивилизованным миром?
Конечно, ему хватало ума не говорить этого вслух.
