Как бы там ни было, всё изменилось в тысяча семьсот шестьдесят третьем году – за год до встречи дель Кампо с Затрапезным. Именно тогда Карлос, никак не обосновав своих вложений, начал закупку горно-шахтенного оборудования, да и в целом стал отходить от торговых дел, переложив управление пока процветавшей плантацией на своих помощников. Наконец, в шестьдесят четвёртом году он побывал в Испании. Познакомился там с Затрапезным, и с тех пор его прежде стремительное и неотступное обогащение остановилось. Возможно, с Алексеем Ивановичем его изначально свели общие полотняные интересы.
Но ты прав, Серхио, детали не имеют особого значения. Неважно, с чего началось их общение. Важно лишь, что дальше в жизни дель Кампо творилось сплошное умопомешательство. Хотя нельзя не отметить, что на то были вполне объективные причины. Ну, или сам Карлос сделал всё, чтобы они казались именно такими.
На плантацию Карлоса в последующие три года после его встречи с Затрапезным обрушилось несколько напастей. Во-первых, на асьенде, которые в Перу тогда называли чакрами, случился пожар, официально погубивший запасы зерна и часть уже подготовленного к продаже хлопка. Во-вторых, по плантации дважды за три года прошлась эпизоотия, унёсшая без остатка весь принадлежавший Карлосу скот, а заодно и несколько десятков его рабов. Причём, как отмечает Гаспар, ничего подобного в том регионе тогда не происходило. Ему не удалось найти ни одного упоминания о схожих проблемах в те годы. Наконец, сюда можно добавить массовый побег рабов – тех самых, что двадцать пять лет спустя в значительно поредевшем составе вернутся на асьенду с рассказами о возрождении великих богов-первопредков и разъярённом боге, пославшем за ними «тени своего гнева» в образе «гигантов с обезображенными лицами на груди».
Ты конечно скажешь, Серхио, что все несчастья, среди которых разве что не хватало нашествия жаб и пёсьих мух, наш плантатор подстроил и выдумал с целью скрыть освоение земель под Город Солнца. Не рискну с тобой спорить. И только скажу, что подобная блажь выглядит исключительно безумной, если учесть обстановку в Перу, а точнее, благоприятные экономические условия, которых так ждал дель Кампо и которые прежде так хорошо умел предвосхищать. Ведь в шестьдесят восьмом году, то есть всего лишь через год после того, как, по твоему предположению, были построены первые дома Города Солнца, испанская корона отменила запрет на торговлю между вице-королевствами, а ещё десять лет спустя вообще сделала торговлю в Испанской империи свободной – нелепая и запоздалая попытка в борьбе с контрабандистами. Эти условия позволили бы дель Кампо подняться до прежде не виданных в его семье высот. Он осуществил бы мечту своих дедов, приплывших в Перу за два века до того и мечтавших о подлинном признании. Но Карлос отринул их мечты и собственные, прежде всегда такие однозначные устремления. К девяносто второму году он полностью разорился – лишился последних владений, что, впрочем, не помешало ему таинственным образом вплоть до тысяча восемьсот восьмого года подписывать значимые заказы на поставку продовольствия.
Пока Аня, подёргивая узелки палантина, вслух переводила историю дель Кампо, Дима уже возился с шифром последнего письма. Надеялся покончить с ним до возвращения Максима.
– Знаешь, что самое смешное? – Когда Аня дочитала письмо о бесславном разорении плантатора, Дима встал с кровати и в носках, хромая, принялся ходить по комнате. Ботинки он в номере старался не надевать. – Ведь Макс, сама знаешь, кого только не подозревал. Из-за Лизы бросался на отчима, даже на тебя косо смотрел.
– На меня? – удивилась Аня. Удивление в её голосе прозвучало фальшивым, натужным.
– А ты забыла, какую он нам закатил сцену, когда я ещё только подозревал, что Кристина – не Кристина, а бог знает кто. Забыла? «Бросила свой мадридский университет и вернулась в Москву. Якобы соскучилась по Москве. Сомнительное оправдание. И любопытное совпадение». Он же тогда чуть ли не заявил, что тебя к нему подослал сам Скоробогатов, чтобы ты, видите ли, втёрлась к нему в доверие! – Дима хохотнул. – И кстати, у тебя неплохо получилось. Смотрю, втёрлась просто замечательно. Теперь вы даже спите вместе?
– Дим… – Аня, отложив листок, глубже спряталась под палантином.
– Прости, – потупился Дима. Хотел пошутить, не думал, что его слова прозвучат так грубо. – Да я не об этом… Я просто говорю, что Макс всех вокруг подозревает. Когда в Уарасе увидел фотографию мамы, полез ко мне с вопросами. «Ты имеешь к этому отношение? Ты знал, что такая фотография вообще существует?» И когда ты с Артуро разлюбезничалась, думаешь, он ревновал тебя? Ну да, конечно. Скорее вспомнил старые подозрения. Наверняка хоть на секунду, а подумал, что ты с Артуро была уже знакома, что вас обоих подослал Скоробогатов. Бред, конечно, но… А вот мы почему-то Макса никогда не подозреваем.
– Ты о чём?
– Ну… Не знаю. А может, он всё это нарочно затеял? А? С самого начала. Хотел найти отца. Или наслушался от него в детстве сказок и сам захотел найти этот чёртов Город Солнца.
– Очень правдоподобно, – вздохнула Аня.
– А что?
– Да нет. Всё верно, – Аня говорила заговорщицким тоном. Смеялась над братом. – И коварный план Максима состоял в том, чтобы заманить нас как главных экспертов по шифровкам, инкам и перуанским плантаторам. Потому что без нас он бы ничего не добился.
– Ну что правда, то правда.
– И маму свою он нарочно отдал Скоробогатову, чтобы пугать нас фотографиями. Или, подожди, может, они в сговоре? Может, Екатерина Васильевна тут рядом, в соседнем номере? Хочешь проверить?
Дима ответил со всей серьёзностью:
– То есть Екатерина Васильевна сейчас в плену, и Макс сразу стал самым несчастным, и ему можно всё простить? Пусть делает что хочет. Ничего не объясняет. Срывается посреди дня и оставляет нас тут одних. А мы ни в чём его не будем подозревать.
– Дим…
– А если бы нашу маму сейчас держали люди Скоробогатова? Он бы так же легко терпел любые наши выходки?
– Замолчи. Это уже не смешно. Просто замолчи.
Дима вернулся на кровать. Понял, что в самом деле наговорил лишнего.
Хотел извиниться перед сестрой, но не подобрал слов. В итоге молча взялся за последнее письмо из тех тринадцати, что Шустов-старший оставил для них в тайнике. Ещё один шаг, и всё будет кончено.
– Сегодня вечером позвоним родителям по скайпу, – твёрдо сказала Аня. – Вместе. И всё им расскажем. Вначале Егорову, потом родителям.
– Егорову тоже вместе? – примирительно улыбнулся Дима.
С последним письмом, датированным две тысячи десятым годом, управились за три часа. Работали быстро и слаженно. Диме даже стало обидно, что оно действительно последнее.
Гаспар,
на досуге напиши, как тебе живётся после смерти. Был на твоих похоронах в Малаге. Искренно и со всей скорбью тебя оплакал, а теперь готов посмертно поздравить тебя с приобщением к плеяде мёртвых мастеров. Отныне твоё имя в этой истории законно стоит в одном ряду с другими испанцами, умершими для Европы, чтобы возродиться для Южной Америки и своим возрождением ознаменовать возвращение земного Эдема. Кроме шуток, признаю чудовищность и вместе с тем неизбежность твоего поступка. Кажется, смерть, так уж сложилось, – единственный надёжный путь в Город Солнца, в наш с тобой «Дом Соломона». Я ведь тоже по-своему умер, пусть никто и не подумает меня оплакать или хотя бы проводить скорбными речами.
