— Про ту женщину, которая тебя выродила.
Хорошее слово.
Правильное в отношении моей матушки.
— Она злится. Она хочет, чтобы колдун тебя убил, а он не может… если он применит к тебе силу, то та исчезнет, потому что правила таковы, а она слушать не хочет. У нее палец есть.
— Даже десять.
— Если будешь смеяться, я уйду. — Мальчишка надулся.
— Извини, я не хотела… просто ночь выдалась тяжелой.
— Знаю, мне сказали, ты свою лавку сожгла… что?
Твою ж… и я действительно надеялась сохранить все в тайне? Небось, вороны тоже свежей сплетней обмениваются, а там… кто их услышит? И из города надо выбираться как можно скорее… а значит, откладывать поездку к проклятому городу нельзя…
— Да не переживай ты так. — Мальчишка улыбался. — Все равно никто, кроме тебя, с нами говорить не умеет…
Слабое утешение.
— Так что там про палец? — Я предпочла сменить тему.
— У него пальца нет. У колдуна. Она ему отрезала. Или сам он? Она спрятала и держит. Пока палец у нее, колдун ее слушается…
…а значит, по-прежнему опасен. Убивать ведь можно не только магией. Но сомневаюсь, что этому молодому человеку доставляет удовольствие подчиняться моей матушке.
Откуда она вообще…
И как палец…
И надо думать о другом.
— Значит, прячет… — Я погладила зверя, который заворчал, соглашаясь, что брать куски чужого тела нехорошо. — И ты знаешь, где… и как полагаешь, могу я нанести визит любимой матушке? Наша последняя встреча прошла не слишком хорошо, а будучи послушной дочерью…
Мальчишка рассмеялся.
Что ж, если повезет, у меня, возможно, и получится…
Кэед я нашла на террасе. Та сидела, держа в сложенных лодочкой ладонях чашку. Чай давно остыл, да и ледком подернуться успел. А пальцы ее сделались белы. И лицо. Веснушки и те поблекли.
— Простудишься…
— И умру, и тогда все наконец закончится, — тихо ответила она. — Всякий раз, когда я начинаю верить, что, возможно, все не так уж и плохо, что-то случается…
— Мне жаль.
— Шину ведь исчезла не просто так? В последнее время она говорила много глупостей…
— Я понятия не имею, где она…
— А я умею слышать ложь… хотя у вас почти получилось. Однако полагаю, мне не стоит знать лишнее? Бабушка тоже так считала… я способна различить две дюжины созвездий и даже составить простейшую карту судьбы, но при этом до недавнего времени не имела представления, сколько стоит рис… это ведь лишнее…
Я промолчала.
Доверие — это хорошо, но иногда чересчур опасно. А пауза… созерцать, как из снега рождается вода, лучше в молчании.
— Он перестал писать… — Кэед коснулась замерзшими пальцами губ. — Я говорю себе, что это временно, что его могли отослать… нет, он ничего не говорил о своей работе, но… я ведь не так глупа, чтобы не понимать… он немалый пост занимает, и… и если так, ему без труда отыскали бы подходящую невесту. А я… я так… для забавы…
— Думаешь, ему больше нечем себя развлечь?
Кэед пожала плечами.
— Только не вздумайте меня жалеть!
— Не буду. Да и… какой смысл? Ты здорова… ноги… мы исправим то, что еще можно… деньги остались, и, пожалуй, лучше будет использовать их на это…
— А лавка?
— Позже…
— Вы и вправду решили отправиться в тот город?
— Да.
— У меня там прадед пропал… тот самый, который взял себе в жены девушку со страны Хинай.
Из стены появился призрак и уселся рядом с Кэед, которая на появление это лишь зябко повела плечами.
— Что? — Мальчишка дотянулся до чашки и сунул в нее палец. — Пока я не захочу, она меня не увидит. А я не хочу… визжать будет. Я же сказки люблю… но можешь сказать, что в вашем доме скоро соседи появятся. Думаю, ее порадуют… Женщины такие смешные. Придумываете себе историю, а потом в нее верите… как матушка моя…
— Расскажи, — попросила я, стараясь не пялиться на призрака, который переместился к краю террасы. Он сидел, мотал ногами и смотрел вверх, то ли на снег редкий любовался, то ли на сосульки. Полупрозрачные, они расцветали на солнце сотнями ярких оттенков. И блики преломленного света ложились на дерево.
Скоро весна.
И дышится легче. И… солнце сегодня особенно яркое, и лед слегка плывет, подтаивая, образует крохотные капли, которые не спешат расставаться со льдом. Они медленно набухают на острие сосулек, словно раздумывая, и вправду ли им отправиться к земле…
Вихрастая голова. Бледное лицо. Тоненькая шейка… Я бы отпустила тебя, если бы могла. Но дело в том, что единственная моя способность — видеть и слышать, а отпускать… ты сам себя держишь на этой земле.
— Я знаю? — Призрак улыбнулся. — Мне пока интересно. А скучно станет, тогда и уйду.
Это было давно.
Когда молодой чиновник, которому удалось достигнуть неслыханных высот — достичь седьмого ранга и права носить темно-желтые одеяния, — прибыл в наш город с молодой женой, его встретили с немалым уважением и надеждой. Ибо известно было, что чиновник этот не только обладает многими удивительными качествами, которые и позволили ему возвыситься в столь краткий срок, но также посещал школу и лично прочел тысячу пятьсот сорок три свитка на языке страны Хинай.
А в те времена язык этот знали многие, и отнюдь не рыбаки с крестьянами. И как не знать, когда в школе чиновников, не пройдя которую нельзя было рассчитывать на хорошее место, преподавали на нем? И если учителя и мудрецы, наставлявшие юных деятелей, названных самим Императором опорой государства, привезены были из-за моря прямо следом за вазами из тонкого фарфора, бурым железом, чаем и многими иными полезными вещами. Поговаривали, что и за красавицей-женой его в приданое отдали целый сундук книг.
Врали, наверное, ибо даже в далекой стране Хинай знали, что за красивую женщину выкуп платят, а не берут. Как бы там ни было, но прибыл этот чиновник не просто так, а с поручением самого Императора: разобраться, что же случилось на берегу, где уже исчезло два каравана…
История не сохранила, был ли чиновник рад поручению. И понимал ли, сколь опасно дело, ему отданное, но…
Полагаю, не был рад.
Только выхода не имел, ибо спорить с Императором себе дороже. Вообще крепко подозреваю, что молодостью своей и стремительной карьерой он здорово кому-то перешел дорогу, вот и спровадили с билетом в один конец.
Чиновник купил дом.
И молодая жена въехала в него на плечах рабов. Несли ее в паланкине, и все соседи собрались, надеясь взглянуть хотя бы краем глаза, однако ворота закрылись за паланкином, отрезая женщину от мира.
