Я играла и дарила силу, что тоже было верно — ничего не бывает бесплатно. А когда вовсе обессилела, села на землю у корней сливы и позволила огромной кошке с кривым хвостом забраться на колени. И так мы сидели, пока не пошел снег.
А быть может, не снег, но слива наградила нас дождем из легких своих лепестков.
А может, и то и другое…
Главное, что когда я покидала храм, дракон почти заглотил солнце, и за стеной стояли сумерки. Монах, по-прежнему окруженный кошками, проводил меня задумчивым взглядом, а за стеной — невысокой стеной, которая разваливалась не одну сотню лет, да так и замерла в процессе, — меня встретил тьеринг.
— Женщина, о чем ты думала, когда уходила из дому одна, — сказал он мрачно.
А я кивнула.
Конечно.
Из дому вообще уходить не стоит, потому как поди угадай, сумеешь ли вернуться.
Кажется, я моргнула.
И улыбнулась.
И хотела ответить что-то, но вновь потерялась во времени, на сей раз не одна. Мы с ним стояли и смотрели друг на друга… друг в друга, и душа у него была синей, слегка прозрачной и холодной, как лед их проклятого острова. Он же видел мою, я знаю, но не сказал, на что та похожа.
Главное, что когда я моргнула, избавляясь от наваждения, обнаружилось, что солнце вновь утонуло в море. Тени скрылись. А небо, украшенное парой лун, словно глазами огромной кошки, почернело… и надо будет купить той, соседской, рыбы… конечно, кошкам рыба вредна, это я знаю из прошлой моей жизни, но боюсь, что сбалансированные корма здесь не в ходу, а местное зверье привыкло к иным реалиям.
— Женщина? — Урлак нахмурился.
— Мужчина, — ответила я, принимая протянутую руку. — И… спасибо.
По ночам и вправду не стоит гулять одной.
Ноги болели.
И руки.
И кажется, все тело тоже, но одновременно я чувствовала себя… просветленной? Легкой, как давешний лепесток сливы… и радуга… да, под сердцем у меня поселилась радуга, в струнах которой пряталась мелодия. Какая?
Как знать.
От меня зависит… все теперь зависит от меня.
Зонтик он тоже взял. Правильно, зачем нужен зонт от солнца, если солнце исчезло.
Мы не наняли рикху.
Он молчал, а я… я наслаждалась прогулкой, каждым шагом и сухим перестуком деревянных сандалий… и кажется, носки я оставила в храме. Возвращаться? Глупо… дар богам? Не оскорбит ли их подобный подарочек…
— Вы давно меня ждете?
— Давно. — Он вздохнул, и я увидела белесое облачко. — До меня дошли… слухи…
— О суде?
— Не только… — Тьеринг явно не знал, как построить разговор, из чего я сделала вполне закономерный вывод, что речь пойдет о вещах для меня не самых приятных.
— И о чем же?
Мы обошли пристани и прилегавшие к ним кварталы, которые ныне были темны, пусть и во тьме этой блестели сотни крохотных огоньков, но они существовали словно бы отдельно.
Тени хижин.
Призраки людей и не только… ночь полна чудовищ.
Моет на берегу длинные волосы нуре-онна, змееподобная красавица… и только попробуй залюбуйся, подойди, обманутый белым отблеском кожи, как наполнится душа желанием, противостоять которому простой человек не способен… и что с того, что безрука она?
Длинный язык вопьется в шею.
И теплая кровь наполнит жирное тело, придавая ему еще больше красоты…
Поджидает корабли лысый умибозу, бродячий монах, чья душа оказалась слишком черна, чтобы переступить порог смерти. И не приведите боги, если погаснет на корабле носовой фонарь. Протянет умибозу цепкие руки, и когти его пробьют борта, из какого бы дерева ни были они сделаны…
— Гм… говорят… — Мой спутник споткнулся.
Дорогу он выбрал ту, что вела в обход кварталов, в которых по ночам было неспокойно. И не только чудовищ стоило в том винить. Люди здесь тоже всякие встречались…
Покойному супругу Иоко не знать ли.
Гуляет в заброшенных зданиях уван, охотится за чужими тенями юсан…
И как знать, не идет ли по нашему следу заблудившийся призрак. Впрочем… призраки куда безобидней людей.
— Полагаю, — я решила помочь своему спутнику, — вам не слишком приятно повторять эти слухи, но вместе с тем вы считаете, что мне стоит знать о них? И в то же время не желаете меня… оскорбить?
Продажные женщины выбирались на улицы, и стена, окружившая Веселый квартал, их не останавливала. Одна, почти нагая, кружилась в переулке… женщина ли?
Стоило приглядеться, и бледная фигура поплыла, рассыпалась искрами…
А тьеринг застыл.
— Это дзере-гумо. — Я позволила себе коснуться щеки. Колючая, однако… — Она ненастоящая, точнее, это обличье не настоящее…
Из бледного тела полезли волосатые паучьи ноги, которые шевелились, тянули нити паутины, заплетая переулок. И к утру кто-то да угодит в них.
Она не убьет.
Она стара и осторожна, а потому возьмет лишь ту малую толику крови, которая позволит продержаться еще ночь или две… или больше, главное, что с утра человек не вспомнит, как вышло, что он уснул в переулке.
Перепил саке, наверное.
Тьеринг моргнул и добавил пару слов на своем языке. А заодно уж схватился за шнурок, вытащил нечто, напоминавшее акулий зуб, оплетенный серебряной сеткой.
Красиво.
И не только в красоте суть: паукообразная красавица зашипела и, бросив недостроенную сеть, исчезла в переулке. Вряд ли она уйдет далеко: они не любят покидать привычные места охоты, но… пожалуй, я рада, что больше ее не вижу.
— Женщина? — Тьеринг положил руку на клинок, всем видом показывая, что готов немедля вступить в схватку.
Это он зря…
Дзере-гумо из тех редких тварей, которые не боятся холодного железа, а одолеть ее можно лишь серебром, и то не всяким. А что ушла… ночь коротка, и голод сам собой не утолится.
— Нам лучше поспешить. — Я раскрыла бамбуковый зонт и с удивлением поняла, что этот — не мой. Я точно помню, что оставила его под деревом и других зонтов там не было, но… на моем нарисованы были бабочки, нынешний же, из темно-красной бумаги, был украшен изображением двух грозовых драконов.
Очередная случайная неслучайность?
С ручки зонта свисала связка железных бубенчиков, чьи неожиданно звонкие голоса разнеслись по улочкам, словно предупреждая. И следом я услышала шлепанье чьих-то ног.
Вздох тяжелый.
Утробный рокот, который заставил придвинуться поближе к тьерингу…
Боги смеются, глядя на нас, и лишь Аме-онна, которая к ночи превращается в облако, чтобы утром пролиться дождем, привычно печальна…
